Лора

– Это… – снова заговорила Лора. – Это то, что так… Меня убивает то, что я не разгадала, кто такой Гилберт, ошибалась в нем. Я должна была лучше соображать. Я позволила себе ослабить свою бдительность, даже после того, что сделал архонт. А все потому, что мне казалось, что я наконец-то сама управляю своей жизнью. И что этот человек не причинит мне вреда, и не будет контролировать меня, как мужчины из моего мира.

– Ты сожалеешь о своем поступке той ночью? – спросила Афина.

Лора покачала головой. Она никогда не сожалела, разве только о том, что оставила Иро одну.

– Это потому, что твои действия были оправданными. Ты сделала то, что было необходимо, – веско проговорила Афина. – Так же и мы действуем сейчас, в силу необходимости. Ты боишься осуждения со стороны других за то, что мы преследуем самозванца Ареса, но ты не пожалеешь о своем выборе, когда самозванец умрет – только о возможностях, которые упустишь, если позволишь чужим страхам держать тебя в плену сомнений.

– Это… – Лора закрыла глаза. – Все не так просто. Я не…

«Я не хочу вспоминать, как приятно было иметь цель, – мысленно закончила она. – Я не хочу забывать, почему мне пришлось покинуть Агон, когда все в нем ощущается таким правильным».

Снизу доносились крики детей, гонявших по улице на велосипедах. Их жизнерадостный смех, казалось, искрился в тишине. Лора задумалась, была ли она когда-нибудь такой беззаботной.

– Я дала ей силу ярости, – еле слышно произнесла Афина.

Лора в замешательстве повернулась к ней.

– Я преобразила Медузу, – продолжала Афина, – чтобы у нее была защита от всех тех, кто попытается причинить ей вред.

– Чушь собачья. Ты не оставила ей выбора, не так ли? – резко парировала Лора. – И теперь история помнит ее как злодейку, которая заслуживала смерти.

– Нет. Такой ее изображали мужчины в искусстве, в сказках, – возразила Афина. – Они представляли ее отвратительным чудовищем, потому что боялись встретиться с истинным взглядом женщины, признать, что в ней живут мощные силы, которые ждут своего часа. Это насилие не означало победу. Она не была побеждена, но переродилась в существо, которое могло смотреть на мир без страха. Разве не так веками поступала твоя семья, когда носила свою маску?

Лора содрогнулась, когда эти слова богини дошли до нее.

Веками Персеиды носили маску горгоны – маску Медузы с ее змеиными локонами и ртом, сжатым в линию мрачной решимости. Маски обоих ее родителей Кадмиды забрали с собой, когда вычищали квартиру и хоронили их тела.

Лора была еще недостаточно взрослой, чтобы иметь собственную маску, но она отчетливо помнила, как вынимала мамину из шелковой обертки и подносила ее близко к лицу. Ощущение бронзовых змей на ее маленьких пальцах и то, что она видела в зеркале, заставляли ее чувствовать себя сильной.

Теперь же она почувствовала лишь, как сжалось все внутри. Сколько мужчин, включая ее любимого отца, носили ту же маску с гневным взглядом Медузы, превращая ее в нечто, служившее им? Кланы носили маски, олицетворяющие великие достижения и кровавые убийства их предков, не из почтения к ужасным монстрам своего времени, а в качестве трофеев.

– Твои предки несли щит с изображением ее головы, – напомнила Афина. – Они владели ее силой, пока не утратили ее. Если кто и должен нести Эгиду, так только ты – та, кто знает темную сторону мужчин, но все равно отказывается бояться.

Лора так ясно представила себя со щитом. Ее лицо отражало бы мрачный лик Медузы, отлитый в серебре. В этой мысли не было ни страха, ни стыда, ни мучительного сожаления, которое годами удерживало ее от того, чтобы произнести это имя.

Эгиду должна нести она. Да, это ее право по рождению, но и нечто большее. Это олицетворение всего, к чему она стремилась, и той, кем она по-настоящему хотела стать. Не воплощение той лжи, в которой убеждал ее Гермес, а мощного голода, который все еще жил в ней.

Если бы она могла использовать щит против Рата, если бы ее лицо и лик Медузы стали последним, что увидел бы новый бог, когда бы жизнь утекала из него по каплям, тогда все было бы не напрасно.

И ее семья погибла не зря.

«Иди и возьми это», – прошептал ее разум.

– Но… ты же дала щит Персею, – сказала Лора. – Чтобы тот убил Медузу. Ты направляла его и была ему другом.

Афина перекатила дори у себя на коленях.

– Я играла свою роль в изощренных злых играх и жила милостью более могущественных богов. Я была вспыльчива и получала удовольствие, нанося удары тем, кто ранил мою гордость или опозорил меня.

Упали первые капли дождя, тихонько застучав по крыше.

– Ты могла бы остановить это, – прошептала Лора. – Ты могла остановить Посейдона.

Лицо Афины исказилось от холодного гнева.

– Знай это, Мелора: даже боги связаны судьбой. Даже боги служат хозяину. Я много чего совершила, упивалась своей властью над теми, кто слабее, когда мне не хватало сил наказать того, кто сильнее даже меня самой. – Афина помолчала, поглаживая пальцами древко дори. – Существует история, более великая, чем все мы, ее полотно, раскинутое далеко и широко, направляемое руками, более могущественными, чем мои, – молвила богиня. – Ты можешь называть это соучастием, и, возможно, так оно и есть. Но я считала это борьбой за выживание.

– Откуда ты можешь знать, что твой путь уже был предопределен? – не унималась Лора. – Что если у тебя всегда была возможность жить свободно, по своим правилам? Просто ты этого не видела?

Богиня усмехнулась.

– Все, чего я когда-либо хотела, – делать то, для чего я была рождена.

– И что же это?

– Направлять сердца воинов, умы мыслителей, руки мастеров. И никогда больше не терпеть поражения в битве за город, который находится под моей защитой. В одном ты ошибаешься. – Афина поднялась, выпрямилась во весь рост. – Я не вела за собой женщин на подвиги, но давала им наставления. И делала это не из злого умысла и не потому, что считала их низшими существами. Скорее, я чувствовала, что божественное возвышение кого-либо опозорит моего истинного друга, которому не было равных ни в жизни, ни в смерти.

Паллант. Она говорила о своем товарище по играм, с кем росла бок о бок, и которого случайно убила во время спарринга.

Афина вернулась к пожарной лестнице в задней части дома и начала спускаться к окну внизу.

– Единственное, чего я когда-либо боялась – это бессилия. Неспособности защитить людей, которых люблю. Но я не знаю, что со мной случится, если я полностью отдамся этому, – бросила ей вслед Лора. – Всему, что чувствую. Всему, чего хочу добиться.

Богиня не обернулась.