Loving Longest 2

— Бедный Эгалмот, что же он такой доверчивый, — сказал, наконец, Маэглин, — позволить дедушке Финарфину себя в постель затащить. Не в обиду никому будь сказано, но лучше бы его тогда балрог зарубил. Кстати, о балрогах. Вот тут у тебя «Анналы» Квеннара лежат, я как раз перечитал. Интересная книжка, а там про кое-что всё-таки не написано, — Маэглин огляделся по сторонам и посмотрел на Гватрена. — Я насчёт Готмога тебе уже говорил? Про то, что он мне рассказал.

— Нет, — ответил не без удивления Гватрен. — Зачем он вообще тебе стал что-то рассказывать?

— Да кто его знает, — Маэглин развёл руками. — Думаю, похвастаться хотел просто. — Маэглин продолжил полушёпотом: — Там в главном зале, если подняться на балкон, видно, что на полу пятно. Очень большое. Так вот, когда я только туда попал, я говорил с Готмогом. Он рассказал вот что: мол, когда Мелькора ещё не пленили Валар, глухой зимой в страшную метель в ворота Ангбанда постучали. Тайные дела творил Мелькор в той крепости: мало кого он брал туда с собой, и почти никто не видел того, что случилось дальше. За воротами стояла прекрасная дева-айну, с волосами, подобными утренней заре, её пальцы светились, как свечи, а глаза горели, как два раскалённых тигля. Мелькор провёл её в свои покои, и много месяцев оставался он там с ней. Но однажды произошло что-то страшное — они услышали что-то, что Готмог не умел описать мне; это было похоже и на крик, и на шум огня, только в тысячу раз громче. Остальные слуги Мелькора были напуганы и послали Готмога посмотреть, что случилось. Зал был залит кровью айнур — теперь я понимаю, как это выглядело, тогда я не мог понять его рассказ, и от неё исходил такой жар, что сам Готмог, хотя валараукар и называют духами огня, не мог подойти туда. Потом Мелькор повелел своим слугам разгладить камни: они не расплавились совсем, пол там ведь в тридцать локтей толщиной, знаешь ли; но они почернели насквозь. И он увидел вдали, у трона, как её тело дробится на лепестки пламени и исчезает, и как тускнеют её сияющие волосы. Потом от неё ничего не осталось. Они не знали, что Мелькор сделал с нею.

— Он никогда не сможет любить, — сказал тихо Гватрен. — Не сможет быть даже просто другом. Может быть, она надеялась на него, но зря.

— Однажды снова настала зима, — ещё тише сказал Маэглин, — и в вечерних сумерках, на склоне горы под окнами тронного зала в Ангбанде, над пропастью, поднялся пар и взметнулись искры. И они увидели Майрона; он сказал, что хочет побеседовать с Владыкой и прошёл в его покои, не спрашивая разрешения. Никто не посмел ничего сказать ему ни тогда, ни потом. А в книжке тут, помню, написано было про Валар, которые сначала были, и потом куда-то делись, — продолжил Маэглин. — Майрон случайно не про них хотел почитать?

— Да, — признал Гватрен. Подумав, он решил всё-таки рассказать Маэглину о том, что Майрон успел узнать о Макаре и Меассэ, в том числе и из надписи на обломках Иллуина.

— Понимаешь, — кивнул Маэглин, — я лично думаю, что Майрон — это всё, что осталось от Меассэ. Она хотела, чтобы Мелькор помог ей отомстить за брата. А Мелькор убил её, а потом она всё-таки вернулась к нему — уже как Майрон.

— Почему она могла захотеть вернуться — после такого?! — спросил Гватрен.

— А вот это мы, скорее всего, не узнаем. Ты же видишь, что Майрон ведь явно ничего не помнит об этом! Мелькор очень хорошо умеет затуманивать сознание и изменять память.

— Ломион, это звучит логично, — кивнул Гватрен, — но есть одно «но». Вспомни-ка ещё раз, что говорилось в самом начале «Анналов» о Макаре и Меассэ: «Оба были духами, склонными к раздору и вместе с некоторыми другими, меньшими, что пришли с ними, был первый и главный, что присоединился к раздорам Мелько и помогал ему распространять его музыку». Угадай-ка, о ком это?

— Проклятье, — ответил Маэглин. — Может, ты и прав. Он их помощник — или помощница, а не один из них двоих. Но моё предположение остаётся в силе: она пришла к Мелькору потому, что надеялась отомстить за кого-то из них, но Мелькор-то делает только то, что выгодно ему. Он убил её, а потом, когда она вернулась и стала прислужницей Аулэ, снова заманил к себе.

— Я думаю, — сказал Гватрен, — что Майрон мог оставить Макара и Меассэ, как он потом оставил Аулэ, по своим причинам, чтобы уйти к Мелькору. В конце концов, он даже может быть замешан в их гибели, Ломион! В таком случае он как никто другой заинтересован сейчас, чтобы никто не понял, что представляют собой Сильмариллы.

— Может быть, Мелькор заставил его служить себе, когда узнал об этом? — предположил Маэглин. — Ведь другие Валар и айнур отвергли бы его, если бы узнали, что он убийца. Все они, в том числе Варда, продолжали считать, что гибель Макара — несчастный случай, а про Меассэ почему-то помалкивали. Может быть, Майрон потому и не последовал за Мелькором в Валинор, что не хотел возвращаться на место преступления? Мелькор подговорил его на это? Мелькор ведь мог… ну, как и со мной, использовать какие-то чувства, которые они друг к другу испытывали. Кто угодно из них. Даже она, до того, как стала Майроном, к Меассэ — вспомни Луинетти и Эарвен.

— Алахоринэль рассказала мне, что Феанор был возрождённым, что он уже побывал в чертогах Мандоса, — заметил Гватрен. — Судя по тому, что мы знаем о нём — он был одним из них. Макаром или Меассэ. И если Майрон говорит, что ему неприятно было убивать Феанора, то это значит, что в той жизни он не испытывал злых чувств к тому, кем был Феанор. Может быть, он действительно мечтал отомстить за его гибель? Отомстить сначала Аулэ, который был виновен в гибели Макара — и именно поэтому стал его учеником?

— Может, и так… Ну ладно, Квеннар, — сказал Маэглин спокойным и ровным голосом, которого никто у него уже давно не слышал, — а теперь дай мне ключ. И не смотри на меня так. Ты в Гондолине полоскал мне мозги три года. Я знаю, что это ты. И ты сейчас отдашь мне ключ.

— Какой ключ? — ответил Гватрен, с трудом взяв себя в руки.

— Ключ Майрона от нижних помещений и от башни. Я знаю, что он сейчас у тебя, — сказал Маэглин.

— Зачем он тебе?

— Ты знаешь, что предложил Майрон сыновьям Феанора?

— Нет, — ответил Гватрен.

— Он предложил им прийти сюда через месяц и сказал, что даст им возможность забрать Сильмариллы. Что откроет дверь и они смогут зайти и попробовать найти корону. Ты понимаешь, чем это может кончиться?

— Они погибнут, — прошептал Гватрен.

— Да это-то как раз ерунда, — презрительно сказал Маэглин, — по мне так чем скорее они встретятся с папашей, тем лучше для всех. Но ты понимаешь, в чём дело, Квеннар: потом, когда Майрон уже покинул Гавани, оказалось, что Кирдан, Гельмир, а может быть, и Арминас хотели проводить сыновей Феанора по крайней мере до долины Анфауглит.

— Откуда ты об этом узнал? — спросил Гватрен.

— Я там задержался и походил кругом, — пожал плечами Маэглин. — Поболтал кое с кем. И мне почти всё это и кое-что ещё рассказал Арминас. Это после того, как Кирдан просил его при всех держать язык за зубами. Неплохо, да? Квеннар, ты же был в Гаванях. Подумай головой. Ты же видел там Гельмира. Прислужника Кирдана. Якобы. Ты же не мог не понять, что это один из Валар, разве нет? Так что отдавай ключи.

— Я не знаю, кто это, — Гватрен отстранился от Маэглина. — Я не хочу тебя слушать, Маэглин. Я не думаю…

— Ты не думаешь, что я могу предложить что-то хорошее, так? — криво усмехнулся Маэглин. — Но ты меня выслушаешь, Квеннар. Ты не мог не видеть Гельмира, поскольку ты стоял внизу башни, когда Финарфин сбросил оттуда Арголдо. В этот момент Гельмир на мгновение принял свой истинный облик, поскольку ему нужно было увидеть, что делается там, внизу, в темноте. Я видел тебя из окна наверху, и уж прости меня, но в этот момент я не узнать тебя тоже не мог.

— И что дальше? — спросил Гватрен. — Майрону-то это зачем? Почему он решил расправиться с сыновьями Феанора? Он ведь сам всегда говорил, что-то, что они делают, фактически идёт на пользу Мелькору. Они нужны ему. По крайней мере, некоторые из них.