Ложь

** арека – род пальм

*** маланга – растение тропической зоны Центральной и Южной Америки

**** бабочки – здесь имеется в виду растение вида орхидея, растущее в Центральной и Южной Аме-

рике, имеющее листья, похожие на бабочку.

Глава семнадцатая.

На тишину и спокойствие спящего городка гулкими бронзовыми каплями падает колокольный

125

звон церковных башенных часов. Деметрио возвращается в комнату отеля “Сан Педро”. Все это вре-

мя, как безумный бродил он по безлюдным улицам, холмам, по пустынным песчаным пляжам на бере-

гу реки до тех пор, пока не утихомирилось биение крови в венах, пока он не почувствовал, что полно-

стью овладел собой настолько, что может вернуться…

В спальне не горит свет. На простые распахнутые балконы проникает мягкое молочное сияние

звездной тропической ночи… Мириады звезд расстилаются, покрывая землю словно плотный, со-

тканный из бриллиантов, подвенечный убор невесты.

– Вероника…

Деметрио позвал ее тихим голосом, но она не ответила… Она уснула, проведя в горькой тоске

Бог весть сколько часов. Она уснула, не снимая одежду, в той же позе, как оставил ее Деметрио, когда

ушел. Черты ее совершенного лица спокойны и безмятежны, но веки сомкнуты, словно их одолела тя-

жесть густых темных ресниц, а губы изогнулись, выражая скорбь и слезы.

Во сне она кажется более юной, девочкой, совсем еще ребенком, разметавшим по белоснежной

подушке черный, сверкающий водопад своих волос. Рука Деметрио вздрагивает от желания прилас-

кать ее, она дрожит от страстного желания погрузиться в эти божественные, благоухающие, теплые, шелковистые распущенные волосы… И, наконец, рука его задерживается на подушке, ощутив влагу

от пролитых Вероникой слез.

– Она плакала… плакала!.. И пусть!.. Я поклялся заставить ее плакать, поклялся взыскать за

каждую слезинку Рикардо ее слезами!.. Она должна страдать, как страдал он. Должна умереть, как

умер он!..

Его кулаки отчаянно сжались. Ее жизнь и должна быть такой, но мысль о том, что она умрет

невыносима. Разве сможет он жить без нее?..

– Проклятая женщина, и зачем я так полюбил тебя?.. Зачем?.. Почему?..

– Четыре часа!.. Скоро рассветет…

Кто-то постучал в дверь, разбудив Веронику. Спросонок она пристально смотрит на Деметрио

своими большими глазами.

– Кто это?..

За дверью звучит тихий голос Игуасу…

– Патрон Деметрио…

Деметрио неохотно открывает дверь, и появляется темная, словно вырезанная из старого крас-

ного дерева голова индейца…

– Что ты хочешь, Игуасу?..

– Пирога готова, патрон Деметрио. Самое время отплывать…

– Прозвучал колокол… Который час?..

– Половина пятого, белая королева.

– Да что такое ты говоришь?..

– Простите, патрон Деметрио. Твоя белая женщина, как королева.

– Я не думаю, что ты должен высказывать о ней свое мнение… Ступай к своей проклятой пиро-

ге и жди нас. Мы выйдем через полчаса. Ну, давай же, шагай.

– Уже сейчас, патрон Деметрио… Мне хотелось бы сказать твоей белой женщине, что в пироге я

подготовил для нее навес.

– Спасибо, Игуасу.

– Иди сейчас же!..

– Как прикажешь, патрон Деметрио.

Игуасу тихо вышел. Деметрио с трудом сдерживает свой гнев.

– Б'oльшая наглость недопустима!..

– Почему?.. Что сказал этот несчастный, что ты пришел в ярость?

– Он не должен разговаривать с тобой!..

– Даже позаботившись о том, чтобы солнце палило меня чуть меньше, правда?..

– Он не должен вмешиваться в то, что его не касается, делать то, что ему не приказывали, не

отвечать и не смотреть на тебя…

126

– Даже индеец тупи может иногда совершить джентльменский поступок.

– Пусть он прибережет их для своих женщин, с которыми обращается непременно плетьми!..

– Такой в Матто Гроссо обычай?..

– Да.

– Я начинаю понимать, почему тебе так нравится этот край.

– Ты ничего не понимаешь, но очень быстро узнаешь, чему следовать.

– Уверяю тебя, что этого-то я и желаю. Довольно тяжело чувствовать, что с тобой обращаются

как с преступницей, не имея ни малейшего понятия, какое преступление ты совершил.

– Ты и в самом деле не имеешь ни малейшего представления? Твоя совесть так спокойна, так

мертва?..

– Думаю, ты не хочешь сделать меня ответственной за несчастное поведение Джонни и за то, что они с Хулио Эстрада могли сказать тебе на свой страх и риск…

– Я не настолько глуп, чтобы обвинять тебя в этом. Однако мне было полезно пообщаться с ни-

ми и посмотреть на них, чтобы понять до какой степени твое влияние на мужчину может заставить

его потерять разум, чтобы увидеть, до какого предела ты покоряешь и завораживаешь их одной лишь

улыбкой… а то и без нее…

– Что ты хочешь сказать?..

– Думаю, ты не расточала улыбки ни индейцу, ни французу, но им достаточно было увидеть те-

бя!..

– И это то, в чем ты меня упрекаешь? Об этом ты говоришь мне прямо в глаза, как о преступле-

нии? Неужели моя вина в том…

– Продолжай… Договаривай, спроси меня, виновата ли ты в том, что являешься самой красивой

девушкой Рио-де-Жанейро, как писали все пошлые бульварные газетенки и льстивые журналы, засы-

панные деньгами Кастело Бранко!..

– Это то, о чем ты подумал, прочитав их?.. Как жаль, что ты не сказал мне этого в Рио…

– Чтобы ты не вышла за меня…

– Возможно…

– Меня радует, что ты начинаешь раскаиваться, идешь на попятный…

– Что?..