Ложь
Шрифт:
– У тебя была возможность, для тебя же хуже, что ты вовремя ей не воспользовалась. Я очень
ясно сказал тебе: “Уезжай”.
– Ну да, да, ты сказал мне это, но каким образом?.. Сжав в своих объятиях, задушив поцелуя-
ми… рассказав о своей любви и своей бедности… Тогда ты был другим. Ты был человеком, способ-
ным заставить искреннюю женщину обожать тебя. Ты был мужчиной, за которым я могла последовать
в самое сердце сельвы, с которым могла разделить всё: беды и неудачи, превратности судьбы, нужду, черствость, равнодушие
любила тебя, Деметрио, я сошла с ума,ослепла, я доверчиво отдала тебе свое сердце и жизнь. Когда я
влюбилась, я доверилась тебе так, как доверяются мужчинам истинные женщины, когда любят… а ты, ты…
– Что я?.. Я вел себя как подлец, сволочь, как грубый неотесанный дикарь?..
– Нет, просто как дурак.
– Вероника!..
– Гораздо больший, чем я подозревала.
Деметрио сжал кулаки, его сотрясает яростная дрожь, и в то же время он испытывает дикое
удовольствие, видя Веронику стоящей перед ним, выпрямившись, как в тот вечер, когда они скрести-
ли шпаги. Как и тогда, он испытывает отчаянную тревогу ранить ее, погубить эту красоту, пронзив
смертельным ударом не то сверкающее шелковое сердце, вышитое на белом нагруднике, а чистое, ис-
креннее, пылкое и благородное сердце этой женщины.
– Очень скоро ты убедишься в обратном!.. Дураками были те несчастные, которые до этого мо-
127
мента были в твоем распоряжении… Отныне и впредь я буду приказывать и распоряжаться, а ты бу-
дешь слушаться и повиноваться по доброй воле, или насильно!..
– Насильно?.. Индейцы уже обучили тебя своим методам?..
– У тебя есть десять минут, чтобы собраться!.. Я буду ждать тебя за дверью. Ты выйдешь отсю-
да, не перемолвившись ни с кем и словом.
– Под угрозой револьвера,.. похищенная.
– Под угрозой скандала!.. Если хочешь, можешь его устроить. Это – единственное, что оконча-
тельно избавило бы тебя от меня. Кричи, зови на помощь месье Бело. Он, конечно, будет достаточно
галантен, чтобы отвезти тебя на своем моторном катере в Рио-де-Жанейро, но, разумеется, ты отпра-
вишься туда одна… цену за проезд он должен будет оплатить мне своей жизнью!
– Деметрио!.. Ты будешь на это способен?.. К какому концу приведет тебя глупейшая, нелепая
ревность?
– Ревность?.. Ну хорошо, пускай, возможно ревность… Ревность к загорающимся, глядя на тебя, глазам, ко взглядам, скользящим по твоему телу, к неуклюжим любезным словам, обволакивающим
тебя, к цветам, брошенным к твоим ногам… К этим проклятым цветам, да, к ним!..
Он сбросил на пол вазы с цветами, топча ногами розы и орхидеи, пока Вероника, не отрываясь, смотрит на него…
– Вот тебе ковер, о котором говорил месье Бело, по нему ты пройдешь, не чувствуя твердость
земли. А в пироге мы тоже обзаведемся цветочным ковром и золотыми веслами для гребли, как на ко-
рабле Клеопатры, плывшим по Нилу… Так тебе нравится?..
Ты же так надеялась путешествовать?..– Деметрио, ты в своем уме?..
– Вот только рядом со мной ты так не попутешествуешь. Ты скреплена со мной оковами этих
рук, которые не выпустят тебя так легко, потому что ты – моя… Моя, моя!..
Он сжал ее в своих руках, обезумевшую, ослепшую, отчаявшуюся, задыхающуюся в огне его
поцелуев, чтобы тотчас же выпустить ее почти бездыханную.
– Одевайся немедленно… У нас нет времени, чтобы его терять!..
***
– Пошли?..
– Идем.
Неожиданно на лестнице появляется месье Бело, торопливо приближаясь к ним.
– Добрый день, мадам Сан Тельмо… Лет пять-шесть не вставал я в такую рань, но я не мог поз-
волить Вам уйти, не попрощавшись…
– Зачем Вы так беспокоились?.. Это очень любезно, но…
– Вы называете беспокойством удовольствие видеть Вас хотя бы миг… Внизу накрыт для зав-
трака тот же самый столик, месье Сан Тельмо. Раз уж Вы плохо спали, по крайней мере поешьте хоро-
шо…
Изящная янтарного цвета ручка оперлась на предложенную французом руку. Пока Вероника и
месье Бело, удаляясь, вместе идут по широкой галерее, Деметрио, стиснув зубы, сжал свои крепкие
кулаки, сдерживая приступ животной ревности.
Справившись с нервами, с видимым хладнокровным спокойствием на лице, очень медленно он
направляется, наконец, вслед за ними, думая про себя:
– Десять дней, а может быть, и восемь, чуть больше всего лишь недели… Это будет крайний
срок. Крайний срок, чтобы остаться с ней наедине, там, в доме на горе, между неприветливым, суро-
вым небом и бескрайней сельвой…
***
– Вверх!.. Вверх!.. Вверх!..
Пирога с трудом преодолевает течение Куйабы. Широкая, глубокая, зеленоводная река
128
вытянулась, как стальная змея, разрезая сердце сельвы…
– Вверх!.. Вверх!.. Вверх!..
На пристани, рядом с древним колониальным строением своего отеля остался галантный и ра-
душный старый “шансонье” в расстегнутой на груди тонкой шелковой рубашке, салютуя своим проб-
ковым шлемом. На его толстых , сладострастных, отведавших все земные наслаждения, губах – улыб-
ка, в его глазах, повидавших цветение пятидесяти весен и познавших искусство неторопливого созер-
цания красоты – ностальгия.
– Вверх!.. Вверх!.. Вверх!..
Под действием голоса Игуасу Вероника прикрывает свои восхитительные глаза, а гребцы дви-
гаются монотонно и ритмично. С каждым ударом весла шесть мужчин поворочивают головы, чтобы
взглянуть на нее. В их посверкивающих обсидианово-черных глазах – порочный блеск и страсть, раз-
жигающая жар желания.
***
Извещать доктора Ботеля не было необходимости. Едва Игуасу бросил канаты на бревна при
чала, как заросший густой бородой, с всклокоченными волосами доктор, пошатываясь, подошел к