Лс1 Неотвратимые обстоятельства. Лара

– ...трахнул?
– её лицо перекосило от ненависти.
– Нет, Цезарь, он собирался заделать мне ребенка, который убил бы меня в мучительных родах. Он тщательно спланировал моё убийство и обращение. И у него все получилось бы, если бы не одно "но": к тому моменту я уже носила твоего сына. Так что не стоит недооценивать это чудовище, Цезарь...

В келье надолго повисла давящая тишина. Пока Цезарь обдумывал её слова, она искала пути выхода из создавшейся затруднительной ситуации: как сделать так, чтобы Горацио не узнал, что ребенок не его и не поубивал их всех, как предрекал Лука.

– Родриго Борха должен узнать о том, что я ношу ребенка до конклава, - выпалила она, возвращаясь из тяжелых раздумий в реальность и глядя на маску Цезаря. Проклятье, эти разговоры "со стенкой" начинают понемногу нервировать её! Хорошо ещё, что она узнает его запах и звук голоса.

– это снимет сразу три затруднения: 1) его не хватит удар, когда он меня увидит; 2) он поможет нам сделать так, чтоб остальные члены церковной комиссии не увидели меня (а точнее, мой живот) до, вовремя и после конклава; 3) он поможет запутать следы с рождением и передачей ребенка на воспитание...

– Если первую и третью задачи я решу в нашу пользу, используя стремление Родриго заполучить долгожданного внука, то вторую осуществить нереально. Можно передвинуть сроки, если поднапрячься, с ноября на конец сентября, но провести конклав без тебя... Джованни использует это против нас, заявив, что это твоя совесть не пустила тебя в святое место, дабы не допустить клеветы на мужа, и снимет с себя все обвинения...

– Моя совесть не имеет права голоса, - устало парировала Креция - иначе давно уже сжила б меня со свету! Ты внимательно слушал? Я не говорила, что конклав должен пройти без меня, я сказала, что они не должны меня видеть. Когда Родриго узнает, что я практически на сносях, перебесится, успокоится и обрадуется прибавлению в семействе, он сам предложит нам подходящий вариант, при котором "и волки сыты и овцы целы". Он может пристроить к тайному входу в капеллу исповедальню, куда я войду со стены и покину её незаметно. Они разглядят мое лицо и цвет платья и то, если приблизятся...

– Гениально!
– восхитился Цезарь, и она сразу почувствовала в нем душевный подъем.

– А теперь скажи мне, что ты скажешь Родриго, когда начнешь с ним разговор о ребенке.

– Бать, я тут случайно проезжал мимо Сан-Систо и увидел, как вокруг хитрожопого глиста Перотто крутится толстая корова в кеськином платьице. Подъезжаю ближе и вижу, что это наша... блять, - он сокрушенно застонал, хватаясь за голеностоп, - пинаться совершенно не обязательно! Я и так понял, что слегка переборщил. Больно же!..

– Толстую корову я тебе ещё не раз припомню, - зловещим голосом пообещала ему Кеси.

– Как ещё вкратце описать твою слоновью талию?
– он рыкнул, схлопотав по темечку.

– Закругляйся, ты не будешь говорить с Родриго. Твоя грубая прямота и отсутствие такта раздраконят Борха, поэтому с ним поговорит Перотто. Он умеет расположить к себе собеседника, разбудить в нём сострадание, сопереживание и успокоить...

– Да при чем здесь этот дрыщ?
– возмутился Цезарь, оскорбленный отказом от его услуг.

– Это поможет нам убить двух зайцев одним выстрелом: - один уголок губ Креции пополз вверх.
– Мы должны назвать Родриго имя отца моего ребенка. Не твое, верно?
– Цезарь с минуту не двигался и молчал, будто взвешивая все "за и против".
– Ох, не тупи! Официально для всех и навсегда мы с тобой брат и сестра, у нас не может быть дитя. Слухи об инцесте - одно, рождение общего ребенка - другое! Собираешься преподнести всем недругам на блюдечке козырь, позволяющий скинуть Борха с папского престола?

– Родриго и так считает меня приблудным, мы просто подтвердим его догадки...

– Нет, мы не станем поднимать с ним тему кукушат в ласточкином гнезде. Ни сейчас, ни потом. Это большой риск. Я и так много лет провела в страхе быть раскрытой...

– Сколько?
– его голос изменился, - Сколько ты уже знаешь, что ты не одна из Борха?

– Когда Хуан отравился вином вместо Родриго.
– тихо ответила она.
– тогда я спасла его от смертной тени и узнала, что мы с ним очень особенные: только Хуан и я.

– Почему ты никогда не говорила со мной об этом? Все держала в себе?

– Потому что это был вопрос выживания.
– от неё повеяло арктическим холодом.
– Он собирается снять с тебя сан и сделать главнокомандующим, но если ты сообщишь ему, что ты не его сын, он заберет у тебя сан и отправит в вечную ссылку. Спящий червь сомнения в твоей причастности к гибели Хуана пробудится в нём. Убить тебя ему духу не хватит, но и обратно он не позволит тебе вернуться. Никогда!
– Она скосила на него потемневший взор.
– Не веришь мне, что так будет? Что одна фраза, сказанная тобой отцу, закроет перед твоим носом все двери? Собираешься бросить меня тут одну?

– Собираешься сообщить отцу, что отец твоего ребенка этот певчий юродивый?

– Педро Кальдерон проводит здесь достаточно времени, чтобы Родриго поверил, что между нами начались отношения. И самое главное, если я его попрошу, Перотто перед Борха подтвердит, что он является отцом ребенка, которого я ношу под сердцем.

– Мне это не нравится! А если он сболтнет лишнего? Нет, выбери любого, кто никому никогда ничего не расскажет, потому что... уже умер или находится при смерти...

– Ты мне это на полном серьезе заявляешь?
– она так неожиданно налетела на него, пригвоздив к стене и с силой поднимая вверх, пока его сапоги не засучили по воздуху. Лицо её потемнело и... проклятая маска сместилась на лице, мешая ему...
– Ты никого не убьешь, пока я не прикажу тебе! Понял? Смотри сюда, когда с тобой говорят!
– Маска отлетела в сторону, и он в шоке уставился на её пылающее лицо. Его действительно... лизал огонь.
– Проклятье!
– Сокрушенно выдохнула Креция, отпуская его.
– Мне очень жаль, Цезарь...
– языки пламени на его глазах уменьшались и таяли.
– Прости меня!

– Твое лицо, - он не слышал, что она говорила, зачарованный её видом, - оно горело...

Чем дальше в лес, тем непроходимее тропа... Креция сделала глубокий вдох:

– Если я попрошу тебя сделать вид, что ты этого не видел, ты сделаешь это для меня?
– Она неловко присела, подняв его маску с пола, - Сможешь забыть, что видел мой лик?

– ..?
– Цезарь неуверенно взял протянутую ему маску, словно пальмовую ветвь перемирия, и быстро одел её, пряча изъеденное оспами лицо.
– А ты сможешь забыть, что видела мой?

"Он считает, что это равноценная сделка?" - Кеси пожала плечами, нервно хмыкнув.
– Это не справедливо, Цезарь. В то время, как я прячу от всех свой истинный лик, ты вынужден носить на лице отталкивающие следы чужого проклятья...

– Это сифилис, Кеси, а не порча какая-то, - прошептал Цезарь, пытаясь погладить её, но она не далась.
– я был неразборчив в связях, за что и поплатился! И это заразная болезнь, поэтому я, пожалуй, смирюсь с твоим решением расстаться. Смирюсь и с твоим выбором имени отца моему сынишке. Я помогу этому посыльному убедить отца, что его первый долгожданный внук должен остаться в семье. Я попрошу отца издать буллу, что у меня родился в декабре сын от служанки. Если он откажет, я сам издам буллу. Наш сын будет носить фамилию Борха. И я официально признаю его, как отец признал нас. Я добьюсь того, что бы он отдал ребенка на воспитание мне, если он откажет мне, подключу к делу нашу... мою мать. Ты должна быть спокойна за будущее нашего сына и за то, что его имя никто и никогда не свяжет с твоим. В январе ты сможешь показаться на людях, дав понять бессмертному ублюдку, что его план полетел к чертям. Мы заставим Кастуччи вмешаться и отвадить от тебя этого хищника. Твой отец - Цезарь взял небольшую паузу, перевести дыхание - подскажет, что тебе следует делать дальше, стоит его об этом спросить. Ему не плевать на тебя.