Лучшие люди города

– Олег, с начала.

Он поднял кисти до подбородка, сгруппировал их «домиком» и обрушил на клавиши.

– Да что ж такое-то? Олег, ну сколько можно говорить? Четвертый палец! Куда ты пятым лезешь?

Олег вздохнул, снова занес пухлые пальцы над фортепиано и начал довольно прытко наигрывать «К Элизе». Это продолжалось не дольше минуты.

– Сто-о-оп. Зачем так долбить, не понимаю? Будешь так на похоронах играть. Или когда за тобой полиция придет.

Короткая шея Олега покраснела. Светлые волосы сзади закручивались мокрыми колечками. Он склонил круглую голову и, кажется, готов был зареветь.

– О-о-о! Детский сад «Сопелька». У тебя областной конкурс в марте, а ты нюни развел!

Лене стало жаль парня, который еле доставал ногами до педалей. Она шумно поерзала, чтобы Светлана Гарьевна переключила внимание.

– Ладно, Олег. На сегодня всё. Дома больше репетируй. Твой брат вообще света белого не видел. Больше работай над темпом. Пока вяло.

Олег понуро сполз с табурета, собрал в охапку ноты и попрощался. Лена разделась.

– Какой славный парень! У него неплохо получалось.

– Неплохо, но он может гораздо лучше. Вот его брат…

Светлана Гарьевна расплылась в теплой улыбке.

– А что брат?

– Это мой лучший ученик. Выбрался, в музучилище поступил.

– Здорово! А сейчас что делает?

– Поет в дорогом караоке.

Лена смутилась и опустила взгляд.

– Вы, наверное, расстроились?

– Почему же? Это прекрасная жизнь. Яркая. Далеко не всем дано. – Она достала из карандашницы шпильку и подколола мятежные пряди. – Ну, что там у вас?

– Дядя Паша перекрыл нам воздух.

– Что?

Лена рассказала про разговор с начальником стройки.

– Светлана Гарьевна, вот объясните, почему эти люди из порта ему подчиняются? Мы ведь им работу даем, помогаем выжить. Что вообще с этим делать?

– Ничего. Они все равно будут слушать его. Все здесь его слушают.

– Но почему? Он ведь бандит.

Светлана Гарьевна отстранилась и скрестила руки на груди.

– Потому что он ведет себя как хозяин. Не временщик. Люди знают, что у него здесь семья. Он в прошлом году на свои деньги фонтан отремонтировал, крышу в школе починил. А где он эти деньги взял – всем плевать.

Лена снова начала заводиться:

– Я уже устала слышать про деньги, из нас бесконечно тянут деньги. Как будто это мы всем должны. Но это наш завод дает людям способ нормально и честно жить. Так почему все плюются?

Разговор стал казаться Лене бессмысленным. Она встала и натянула шапку.

– Стойте. Если хотите, чтобы люди вам доверяли, сделайте что-то для них, а не для их кошельков и животов. Для детей, в конце концов.

– Что мы можем?

– Да хотя бы праздник городской. Поставьте, я не знаю, спектакль с детьми.

Эта мысль выглядела сомнительной. Но Лена смягчилась.

– Вы извините, что я помешала. Мне пора.

– Приходите в любое время. Если что, с праздником мы вам поможем.

– Спасибо.

– И да… про судно в порту. Я сделаю все, что могу.

Лена повернулась и с удивлением посмотрела на Светлану Гарьевну.

– Вы?

– Дочь директора компании – моя ученица. – Она наклонилась, сняла тесные туфли и вытянула ноги под столом. – Знаете, в маленьких городах не только бандиты имеют власть.

Глава 31

На следующее утро Лена пришла на работу позже всех. Ирина и Марина что-то увлеченно строчили, но, увидев начальницу, соскочили с мест и, давя улыбку, скрылись в коридоре. На доске, рядом с ее трофейными звездами было выведено печатными буквами: «Прости меня. Я тебя люблю». Все согласные по-детски заваливались вправо. Мастер чистописания стоял в дверном проеме и наблюдал, как Лена пытается стереть буквы рукой, но у нее плохо получается.

– Хочешь, чтобы я ушел?

Лена обернулась. Машинально вытерла руку о джинсы, оставив белую широкую полосу.

– Нет, не хочу.

Антон закрыл дверь. Потянулся за шваброй, но передумал. Подошел к столу, сгреб все бумаги на край и уселся. Лена осталась у доски, вытянув руки по швам. Несколько секунд они молчали.

– Ты на меня злишься?

– Нет, я злюсь на себя.

– Почему?

Слова давались ей с трудом.

– Потому что я ничего не поняла. А должна была. Я ведь даже не смотрела твой Facebook.

– Хорошо, что не смотрела. Там есть фотки, где у меня усы.

– Антон, я ничего не помню, что произошло за этот месяц. Я перестала звонить домой, спрашивать, как мой кот. Меня уже десять раз могли уволить за профнепригодность. – Лена набрала побольше воздуха. – Я вообще потеряла управление над своей жизнью, зато я помню, что у тебя на левой ноге указательный палец длиннее большого.

– А на правой?

– На правой короче.

– Какой я несовершенный. Не замечал!

– Я тоже много чего не замечала. Если бы вместо меню в кафе мне подсунули твое свидетельство о браке, я бы и этого не заметила.

– Для тебя штамп в паспорте имеет значение?

– Да. Кажется, имеет.

– Знаешь, он реально пригодился один раз. Когда мне вырезали аппендицит, жена пронесла в реанимацию сигареты. Без штампа ее бы не пустили, а я бы умер в муках.

– Почему вы не развелись, если не живете вместе?

– Просто не любим суды.

– Я не знаю, что происходит между вами, но ты сказал, что вы близкие люди.

– Почему тебя это задело?

– Потому что у нас с тобой нет ничего «общего», «нашего», кроме пачки макарон и часового пояса. А с ней тебя связывает очень много, слишком много. Господи, да у вас общий ребенок! Я боюсь, что ты можешь сорваться домой в любой момент. Что все закончится еще быстрее, чем началось. Понимаешь, я просто хочу знать, что будет завтра.

– Лен, никто не знает, что будет завтра. Я не могу обещать тебе вечную любовь. Я даже не могу обещать тебе, что завтра на меня не свалится бетонная плита. Но глупо отказываться от счастья из-за страха его потерять.

– Так говорил Заратустра?

– Так говорила моя мама.

Лена засмеялась.

– Ты, конечно, стерла мое послание. Но я выучил его наизусть. – Стол под ним печально скрипнул. – Я тебя люблю.

Лена откинула волосы с лица. Нужно было ответить. Сказать, что, кажется, она тоже чувствует нечто важное. Иначе почему она стоит, как дура, у доски и не может сдвинуться с места.