Лужок черного лебедя

– А, для мамы? Ах, ну разве не прекрасно иметь такого заботливого сына. Твоей маме так повезло.

– Эм-м… – она заставляла меня нервничать. – Спасибо.

– Счастливая, счастливая мать! У меня такой же прекрасный сын, такой же, как ты, – она показала мне фотографию толстого ребенка. – Это фото сделали двадцать шесть лет назад, но, поверь, он и сейчас такой же очаровашка. Он не всегда помнит о моем дне рожденья, но это ничего, ведь у него золотое сердце. А это ведь самое главное. Его отец был просто пустым местом. И мой сынуля ненавидел его так же сильно, как и я. Мужчины, – на этом слове ее лицо перекосило, словно она наглоталась отбеливателя, – всё, на что они способны, это покряхтеть на тебе, потом отвернуться к стене и «спокойной ночи». Мужчины не растят своих детей, не кормят их грудью, не вытирают им попки и не посыпают тальком, – она ворковала, как голубь, но глаза у нее были хищные, как у совы, – их писюнчики. Отец всегда воюет с сыном, это неизбежно. Двум самцам тесно в одной клетке. Но я смогла избежать этого: когда моему сынульке, Пипу, исполнилось десять, я указала его отцу на дверь. Ивэтт тогда было пятнадцать. Сейчас Ивэтт говорит, что Пип уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно. Но эта юная леди просто забыла, кто здесь мать. Я – мать, и я лучше знаю, что хорошо для Пипа. А Ивэтт, она отвернулась от меня, как только на пальце у нее появилось обручальное кольцо. Ивэтт забыла поблагодарить меня за то, что я спасла Пипа от Изабель из Колуэлла, я не позволила этой малявке вонзить когти в моего сынулю. Соблазнить его. Ивэтт до сих пор общается с этим, – толстая леди кивнула на дверной проем, – ничтожеством. С этой свиньей. Кто же еще мог так запудрить ей мозги? Она вечно совала свой любопытный клюв в чужие дела, и она разнюхала место, где Пип хранит мои витаминки. Мать нуждается в витаминках, мой мальчик. Бог создал матерей, но Он не знает, как это сложно – всегда быть на пике возможностей. Но Пип все понимает. Пип говорит: «мам, это будет наш секрет, но если кто-то узнает, мы скажем, что они твои». Пип не так красноречив, как ты, мой мальчик, но у него сердце в двадцать четыре карата. И знаешь, что Ивэтт сделала с моими витаминками? Ворвалась ко мне в дом без приглашения и смыла их в унитаз! Мой бедный Пип, он аж посинел от ярости, когда узнал об этом. Он был так зол, что чуть крышу не снес своим криком! «Это была моя гребаная заначка!» – кричал он. Никогда не видела его в таком состоянии. Он поехал к Ивэтт и сломал ей нос, выбил хрящ, – ее лицо словно затуманилось. – Ивэтт вызвала копов. Сдала собственного брата! А он ведь ничего плохого не сделал, просто чуть-чуть побил ее мужа, и все. Но Пип, ах, бедняга Пип, он исчез после этого случая. И вот теперь день за днем я только и жду новостей от него. Все, чего я хочу, – это чтобы мой сын позвонил мне. Позвонил и сказал мне, что он присматривает за собой так же, как я когда-то присматривала за ним. Какие-то мерзкие типы продолжают приходить к нам домой, бьют ногами в дверь. А полиция, они тоже те еще сволочи: «Где гребаный товар? Где гребаные деньги? Где твой гребаный сын, старая сука?» Ох, грязные слова, я бы вымыла им рты мылом. И даже если б я узнала, где мой Пип, я бы скорее умерла, чем сказала бы им хоть слово…

Я открыл было рот, чтобы напомнить ей о моем вопросе.

Ее как-то странно передернуло, и она снова выдохнула: «Я бы скорее умерла…»

– А вы не могли бы дать мне карту Челтенгэма? Там ведь должны быть отмечены антикварные лавки.

– Нет, мой мальчик. Я не работаю здесь. Спроси у той женщины за стойкой.

Первая антикварная лавка называлась «Джордж Пайнс», она располагалась за кольцевой дорогой, между букмекерской конторой и магазином, где торгуют нелегальным алкоголем. Челтенгэм вообще-то довольно продвинутый город, но даже в продвинутых городах есть свои гетто. Чтобы попасть в этот район, мне пришлось пройти по гулкому ржавому мосту. «Джордж Пайнс» не был похож на то, что мы обычно представляем себе, когда слышим слова «антикварная лавка». На дверях и окнах – решетки. К входной двери (закрытой) скотчем приклеена записка «ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ 15 МИНУТ», но чернила на ней уже давно поблекли, и бумага выцвела. На витрине была надпись: «ЛУЧШИЕ ЦЕНЫ. РАСПРОДАЖА». Сквозь грязные окна я заглянул внутрь и увидел несколько больших уродливых сервантов (такие обычно стоят в домах у стариков). Никаких часов там не было.

«Джордж Пайнс» закрылся давным-давно.

Когда я шел назад по ржавому мосту, навстречу мне шли два пацана. Они были моего возраста, но при этом на ногах у них – черные ботинки с красными шнурками, как у скинхэдов. У одного на майке надпись «Quadrophenia», у второго RAF (*Quadrophenia – название культового альбома группы The Who, вышедшего в 1973 году, RAF – Royal Air Force, Королевские Воздушные Войска*). Они не шли, а словно маршировали в ногу, левой-правой, левой-правой. Смотреть кому-то прямо в глаза – это довольно дерзко, потому что этим ты как бы говоришь, что ты так же крут, как и твой оппонент. Я нес с собой целую кучу денег, поэтому отвел взгляд и стал смотреть с моста на текущую внизу реку из шумных грузовиков и автомобилей. Эти двое приближались, но мост был очень узкий для нас троих, и уже по их виду я понял – они не станут жертвовать своим пространством, чтобы обойти меня. Поэтому мне пришлось со всей силы прижаться к раскаленным солнцем перилам.

– Огоньку не найдется? – рявкнул тот, что повыше.

Я сглотнул.

– Это вы мне?

– Нет, блять, принцессе Диане.

– Я не курю, – я крепко-крепко схватился за перила. – Извините.

– Педик, – сказал второй.

После ядерной войны такие, как они, захватят власть над миром, – точнее, над тем, что от мира останется. Это будет ад.

Я потратил кучу времени на то, чтобы отыскать вторую антикварную лавку. Миновав арку, я вышел на мощеную булыжником площадь. Она называлась Хитлдэй Мюс. Детские вопли слышались где-то вдалеке, и эхо рикошетило по всей площади. Кружевные занавески трепыхались в окнах. Лоснящийся черный «Порше» стоял, ожидая хозяина. Подсолнухи смотрели на меня со стены. Там был знак: «Дом Джайлса». Он ослепительно сиял на солнце. Дверь была открыта, ее подпирал своим телом какой-то унылый карлик. На шее у него висела надпись: «ДА, МЫ ОТКРЫТЫ». Внутри пахло картоном и парафином. И воздух был холодный, как камень на дне горной реки. Мрачные прилавки с медалями, очками, мечами. Уэльский комод размером с мою комнату стоял посреди магазина и загораживал собой почти все. Оттуда доносился странный царапающий звук. Звук как бы расширялся и вскоре превратился в потрескивание радиоволн.

Я услышал лязг ножа по разделочной доске.

Я обошел комод.

– Если б я знала, что закончу в этом бардаке, я б наглоталась вишни, – мрачная американская женщина бормотала себе под нос. (Она была довольно красива, но, знаете, такой странной красотой – словно с другой планеты.) В руках она держала какой-то красно-зеленый фрукт в форме странного яйца. – Вишни – это такие ягоды, - сказала она. – Достаешь из них косточку, дробишь ее камнем, глотаешь – и finito. Легкая смерть, без брызг крови и прочей гадости.

Первое, что я спросил у нее:

– Что это за фрукт?

– Ты не знаешь, что такое манго?

– Нет. Извините.

– А чего ты извиняешься? Да ты ведь англичанин! Ты в жизни своей еды нормальной не ел. Попробуй-ка.

Я прекрасно знаю, что нельзя брать конфеты у извращенцев в парках, но это ведь был экзотический фрукт и давал мне его не извращенец, а женщина, которая владеет антикварной лавкой. Поэтому я решил, что все нормально.

– Хорошо.

Женщина отрезала толстый кусок манго, положила в тарелку и воткнула в него вилку.

– Садись, в ногах правды нет.

Я сел на скрипучий табурет и поднес тарелку ко рту.

Манго мягко скользил на языке.

Господи, это потрясающе… аромат персика и розы.

– И – каков вердикт?

– Это просто…

Шуршание радиоволн внезапно превратилось в голос: «…зрители повскакивали с мест, Ботам поставил новый рекорд! Теперь он точно войдет в историю! Джеффри Бойкотт бежит к нему по полю, чтобы поздравить…»

– Ботам? – Женщина замерла, словно заподозрила что-то. – Иен Ботам, правильно? (*Иен Ботам – знаменитый в Англии игрок в крокет*)

Я кивнул.

– Высокий, длиннорукий, как Чубакка. Римский нос с горбинкой. Глаза варвара. И мышцы, обтянутые белой формой.

– Да, пожалуй, это он.

– Ох, – она скретила руки на груди (хотя груди-то у нее и не было), как мать Иисуса. – Я бы прошла по раскаленным углям, только бы… – Мы слушали аплодисменты по радио и ели манго. – Итак, – она аккуратно вытерла пальцы сырым махровым полотенцем и выключила радио. – Ты пришел купить кровать с балдахином? Или в налоговую стали набирать детей?

– Эмм… у вас есть «Оmega Seamaster»?

– «Оh-meega Симастер»? Это название корабля?

– Нет, это часы. Их перестали производить в 1958 году. Мне нужна модель «de Ville».

– Джайлс не торгует часами, дружок. Люди обычно приносят часы назад, если те плохо показывают время.

– Ох… – вот и все. Это было последнее место в Челтенгэме.

Американка внимательно разглядывала меня.

– Хотя я знаю одного специалиста…

– По часам? В Челтенгэме?

– Нет, он работает в Южном Кенсингтоне. Хочешь, я позвоню ему?

– А вы можете? У меня есть двадцать восемь фунтов и семьдесят пять пенни.

– Не стоит раскрывать все свои карты так быстро, дружок. Для начала мне надо найти его номер в том бардаке, который Джайлс называет своим кабинетом…

– Привет, Джок! Это Росамунд. Ага. Нет… нет, я в магазине. Джайлс? Он, как всегда, занимается мародерством. Какая-то герцогиня умерла. Или графиня. Или гордыня. Я не знаю, кто она… там, откуда я родом, мы не используем эти звания, Джок, у нас «королевами» называют совсем другой тип женщин… Это что такое? Ах да, Джайлс говорил об этом, это странное название, Костволдс или типа того, звучит очень по-английски… Брайдсхэд – нет, это ведь название сериала, верно? Прямо вертится на кончике языка – это созвучно с Мне-плевать-гдестершир… Нет, Джок, я бы сказала тебе, если бы… А это что такое?.. Угу, я знаю, что между вами нет секретов… Угу, Джайлс тоже любит тебя, как брата. Подожди, Джок, послушай. Ко мне в магазин зашел молодой человек… о, это потрясающе, Джок, не удивительно, что ты так популярен среди стариков… так вот, молодой человек ищет Omheega Seamaster (она посмотрела на меня, и я одними губами произнес: «de Ville»)… «de Ville»… Угу. Слышал о такой модели?

Повисла многообещающая тишина.

– Слышал?

Этот момент – за секунду до победы – когда ты уже знаешь, что победил.

– Прямо перед тобой? Хм, как удачно я позвонила, однако! Угу… в отличном состоянии? Ох, Джок, это прекрасно… какое удивительное стечение обстоятельств… слушай, Джок, насчет шекелей… мы тут ограничены в бюджете… Угу… да, я понимаю, что они перестали выпускать их в пятидесятых и поэтому их очень сложно найти… я знаю, что ты не занимаешься благотворительностью (она рукой показала мне: «бла-бла-бла») Если б ты не вел себя, как похотливый кролик, и не взбирался бы на каждую крольчиху, которая махнет тебе своим пушистым хвостиком, я думаю, у тебя бы не было так много детей, и они бы сейчас не умирали от голода. Просто назови цену, Джок. Угу… я думаю, это может… угу. Я перезвоню тебе, если он согласится.