Львиное Сердце
Шрифт:
– Боюсь, милорд, что моему дяде придётся ещё какое-то время не расставаться с жизнью, а наоборот, набраться терпения и благоразумия, ибо я не могу просто так покинуть владенья. Неделю назад я получила приглашение от моей дальней родственницы, настоятельницы Пертского монастыря, погостить у неё на рождество, а так как дорога неблизкая, и займет не один день пути, то я должна позаботиться о замке и о слугах, которые останутся здесь. Это займет какое-то время, а по дороге в Перт я навещу своего больного дядюшку. Надеюсь, что к тому времени он полностью поправится. Так что придётся вам, сэр рыцарь, ехать обратно без меня. Сможете ли вы оказать мне честь и передать мои наилучшие пожелания и приветствия сэру Джо Грегари? – выражение глубокого почтения и смирения застыло на лице леди Габриэллы, когда
Сэр Уостер слушал, полуоткрыв рот, и не верил своим собственным ушам. За всю его жизнь ни одна женщина не осмелилась ему даже слова поперёк молвить, а эта девчонка сидит перед ним и во всеуслышание отказывается подчиниться приказу. Он ожидал всего, чего угодно, только не этого. Над ним будет смеяться весь его отряд и сэр Грегари заодно. Но он-то, как раз, и не предупредил его об упрямом характере своей племянницы. Но о применении силы не могло быть и речи, сэр Грегари строго запретил это перед отъездом. От напряжения на лбу рыцаря выступила лёгкая испарина.
– Так я могу рассчитывать на вашу доброту, сэр Уостер? – видя, в каком положении оказался храмовник, Габриэлла едва сдерживала смех, но говорила она как кроткая овечка.
– Конечно, миледи, я от всего сердца передам ваши слова дяде и заверю его о вашем скором появлении в аббатстве, – он низко поклонился и, сделав знак своим воинам, направился к выходу.
Габриэлла подошла к окну. Через мутное стекло она видела, как сэр Уостер что-то кричал, ругался, пока ему подводили коня, и пару раз весь отряд взрывался громким хохотом. Когда же храмовники выехали из замка, и мост был поднят, она поспешила в башню. Отомкнув дверь ключом, Габриэлла тихо вошла в комнату.
Король стоял возле узкого окна башни и наблюдал за всадниками, которые проехав холмистую равнину, скрылись в лесу по дороге в Ноттингем. Он был одет в кольчугу и держал в руке свой меч. На удивленный взгляд Габриэллы Ричард ответил, как бы извиняясь.
– Когда служанка заперла дверь, я подумал, что лучше всего быть готовым к самому худшему. У вас были гости?
– Да, дядя, оказывается, заболел, и просит навестить его в аббатстве. Прислал отряд вооруженных храмовников, чтобы те проводили меня в Ноттингем.
– Довольно странное сопровождение для племянницы, – король устало присел на край кровати и облокотился на рукоятку меча.
– Почему же странное? Для сопровождения пленницы и заточения в стенах монастыря даже очень подходящее, – ответила Габриэлла, сцепив перед собой руки.
– Вы так уверенно говорите, как будто знаете все чёрные мысли своего дяди.
– Именно этого он добивается последние годы. И каждый раз придумывает всё новые причины, чтобы заманить меня в ловушку. Если бы он получил точные доказательства того, что мой отец и братья погибли в Палестине, то мне пришлось бы подчиниться его воле, чтобы сохранить себе жизнь.
– Неужели его сердце настолько жестоко, что вам приходится опасаться даже за свою жизнь? – искренне удивился король.
– Он алчен и жаждет получить то, что долгие годы принадлежало отцу, и было передано ему по наследству ещё от прадеда, которого я никогда не видела, но о нём в нашей семье ходили легенды. Рассказывали, будто именно он более ста лет назад спрятал все сокровища англичан и саксов от Вильгельма Завоевателя, и никто до сих пор не может их отыскать. Я уже не верю в эту историю, потому что дядя обыскал замок сверху донизу, и ничего не нашел. Но, наверное, желание отыскать сокровище целого государства совсем помутило его рассудок, потому что стало превыше наших родственных уз. Хотя меня совсем не интересует его помешательство, меня интересует всего один вопрос, и я надеюсь, милорд, что вы сможете на него ответить, – голос Габриэллы задрожал. Она замолчала, чтобы сделать глубокий вздох.
Ричард медленно встал с кровати, видя состояние молодой женщины, но не знал, чем мог бы ей помочь. Габриэлла высоко подняла голову и проговорила.
– Ваше величество, заклинаю вас всеми святыми, я хочу знать, когда вы видели лорда Уэллса Грегари в последний раз, и что случилось с моими братьями?
От неожиданного вопроса, а скорее от того, что его инкогнито так просто было раскрыто, Ричард вздрогнул, но быстро справился с потрясением
и присел на край кровати.– Лорд Грегари, – тихо проговорил он, пытаясь вспомнить одного и тысячи лиц, но тщетно. На это раз память подводила его. Наконец он заговорил. – Миледи, я имел честь сражаться под одним флагом и в одном войске с такими храбрыми и отважными воинами, как ваш отец и братья. Они стойко переносили все трудности долгого пути в Палестину, показывая тем самым пример более молодым и менее выносливым воинам, – он сделал паузу. – Это случилось при взятии крепости Акры. – Слушая рассказ короля, Габриэлла подошла к окну и опустила голову. Ричард продолжал. – Крепость оказалась хорошо защищенной, хотя наши лазутчики докладывали наоборот. За её стенами воинов было в два раза больше, чем в нашем войске, но отступать никто не хотел. Все верили в наше правое дело и полагались на волю Господа. Штурм Акры начался задолго до рассвета и закончился глубокой ночью. Те, кто уцелел, не могли от усталости даже стоять на ногах. Крепость пала. Но слишком дорогой ценой была завоёвана эта победа, ибо количество погибших в несколько раз превосходило оставшихся в живых. Я тоже был ранен и несколько дней пролежал в бреду и агонии. – Ричард остановился, но снова продолжал. – Миледи, ваш отец сражался наравне с молодыми и сильными воинами, хотя силы его были уже не те, что раньше, но он до последнего часа не выходил из боя. Я хорошо помню его лицо, словно всё случилось только вчера…
Король замолчал. Он не знал, как ему сделать так, чтобы этой женщине не было больно узнать о смерти её отца. Габриэлла закончила за него.
– Они… погибли? – почти шёпотом спросила она.
– Да, – также тихо ответил король.
– Все? – в заданном вопросе таилась надежда.
– Тела лорда Грегари и его сына Эдварда были найдены сразу после битвы, а старшего сына Хью Грегари не нашли ни среди раненых, ни среди мертвых, но и среди живых его не было. Скорее всего, его тело не удалось опознать. Их похоронили в общей могиле на холме возле крепости Акры под большим каменным крестом.
Ричард не мог видеть лица Габриэллы. Она стояла к нему спиной, опустив голову и сжав пальцы рук. Её плечи дрожали, но плача он не услышал. Прошло немного времени, когда она развернулась и, смотря поверх головы короля, куда-то вдаль, отрешённо проговорила.
– Я благодарю вас, ваше величество, за то, что вы сказали правду, какой тяжёлой бы она не была. Вы можете располагаться в замке Грегари столько, сколько это вам будет необходимо. Меня же прошу простить, я должна заняться повседневной работой. В вашем распоряжении служанка, зовут её Мэри. Это очень милая и добрая девушка. Она принесёт вам всё необходимое. Вы должны поскорее выздороветь, скоро оставаться здесь вам будет небезопасно. Простите, милорд, я должна идти, – с этими словами она поклонилась и направилась к двери. Ричард преградил ей дорогу.
– Простите, миледи, но один вопрос.
Она подняла голову, их взгляды встретились.
– Как вы узнали, кто я?
– Даже ребёнок знает, милорд, если у рыцаря есть прозвище, он обязательно отметит его на своём мече. Львиное сердце. Ведь так вас прозвали враги.
Король машинально сжал рукоять меча и кивнул головой. Да, он совсем забыл, что доказательство его положения всегда при нём. Габриэлла вышла, закрыв за собой дверь. Сегодня слишком много потрясений для одного дня. Ей необходимо было побыть одной, и она знала, где её никто не потревожит.
Глава третья
Глубокой ночью в келье Ноттингемского аббатства ещё горели настенные факелы, и слышались приглушенные голоса, перебиваемые время от времени низким басом. Послушник монах, чьё лицо было полностью скрыто под капюшоном рясы, прошёл было мимо двери кельи, но остановился и стал прислушиваться к разговору. За дверью наступила тишина, видимо спор дошёл до наивысшей точки, и в одно мгновение все присутствующие замолчали.
Архиепископ Ноттингемский Донециас, а среди своих приближенных просто мэтр Доне, поднял руку и стал дожидаться всеобщего спокойствия. В небольшой келье его высокопреосвященства находилось четверо. Все эти люди явились в аббатство уже поздним вечером, заперлись в келье наставника и не спешили расходиться, хотя уже было довольно поздно.