Лягушка-путешественница

Впрочем, не одна она оказалась такой умной. В глазах Гу Менсина вспыхнули насмешливые искорки, а губы скривились в с трудом сдерживаемой улыбке.

Тем временем девица в жёлтом хитоне с пышной копной волос, перевитых яркими лентами, раскладывала по тарелкам куски варёной рыбы с мелко нашинкованными овощами.

– Это Сварва - моя дочь, - представил её Меркфатис, аккуратно выливая тёмно-рубиновую жидкость в сосуд для смешивания.
– Она красива, не правда ли, госпожа Юлиса?

– Такая дочь делает честь отцу, - козырнула путешественница кстати всплывшей в памяти фразой из какой-то пьесы.

Мужчина буквально расплылся от такой похвалы, усилив недоумение собеседницы. Её размышления прервал Гу Менсин. Почти вырвав из рук отпущенника серебристый ковш с длинной ручкой, он щедро разлил по стаканам разведённое вино, знаком предлагая сделать то же самое за соседним столом.

– Тосты у него получаются лучше, чем у меня, - шепнул девушке Меркфатис и вновь мелко, по-козлиному рассмеялся.

– Восславим Диноса за щедрый дар лозы!
– чётко хорошо поставленным голосом пророкотал артист.
– В котором дружный шум бесед и песен звук таится! Где спрятано веселье и задор! Там скуки и унынию приговор!

С этими словами бородач ловко брызнул несколько капель вина на утоптанный земляной пол и одним могучим глотком опустошил бокал под одобрительные выкрики приятелей.

Ника мысленно выругалась, все-таки посадив на самый край платья тёмное пятно: "Дурацкий обычай! Тут и так со стиркой проблемы, а они ещё брызгаются, как дети малые!" Впрочем, на этот раз движение у неё вышло гораздо ловчее. В результате чего вино из стакана выплеснулось совсем чуть-чуть.

Промочив горло, девушка оглянулась на Риату, скромно застывшую у колонны и глотавшую слюни.

– Чего ждёшь? Садись где-нибудь и ешь. Рыбы в корзине тебе хватит, или ещё что-нибудь попросить?

– Ничего больше не надо, госпожа, - прекрасно зная, как её хозяйка не любит обращаться к кому-то с просьбами, заверила умудрённая жизнью невольница.

Следующим слово взял Превий Стрех. Точно так же, как его старший коллега, он гордо воздел глиняный стакан, едва не разбив его о низкий потолок, и разразился целым стихотворением.

Нолип, Динос - боги света за столом здесь собрались.

Оба в пламени повиты, дух в обоих огневой.

Оба жар приносят людям: тот лучами, тот вином.

Этот гонит сумрак ночи, этот сумерки души.

Склонив голову, поэт взглянул на гостью, ожидая её реакции. Та ничего не понимала в поэзии, но не желая разочаровывать юное дарование, поощрительно улыбнулась.

– У вас несомненный дар к стихосложению.

– Сам Нолип, покровитель поэтов, коснулся его своей лучистой десницей!
– вскричал тот самый молодой актёр, кто репетировал "Царя Гпиара", глядя на выступавшего с таким восхищением, трепетом и нежностью, что не оставалось никакого сомнения в характере связывающих их отношений.

Однако, судя по реакции окружающих, вернее по полной отсутствии таковой, стало ясно, что здесь это никого не шокирует.

Гу Менсин разлил по третьей.

– Быть может, вы что-нибудь скажете, госпожа Юлиса?
– лукаво прищурился бородач.

– Да что ты?!
– встрепенулся Меркфатис, бросив опасливый взгляд на знатную гостью, не зная, как та отнесётся к такому смелому предложению.

Но сидевшие за соседним столом артисты дружно поддержали своего старшего товарища.

– Скажите чего-нибудь, госпожа Юлиса!? Просим вас, госпожа Юлиса! Просим!

Ника растерялась. Не уронит ли она себя в глазах этих людей и Картена, которому, наверняка, донесёт обо всём отпущенник? С другой стороны, девушка знала о двух радланских поэтессах, к творчеству которых Наставник относился весьма неодобрительно. Но одна из них принадлежала к довольно знатному роду.

"Ну же!
– сказала сама себе путешественница.
– Надо учиться и здесь выступать. Танцевать вряд ли придётся, а вот говорить перед публикой - наверняка".

– К сожалению, боги не дали мне способности к сочинительству, - виновато развела она руками.
– Я могу только читать стихи.

Веселись, живущий, в жизни, жизнь дана в недолгий дар:

Не успеет зародиться - расцветёт и кончится.

– Прекрасно, госпожа Юлиса!
– вскричал Гу Менсин.
– Великолепно!

– Ваш дар никак не меньше моего, госпожа Юлиса!
– перекрыл одобрительный гул Превий Стрех.

– Спасибо за столь лестные для меня похвалы, - усмехнулась Ника, подумав с неприязнью: "Ну этот гений от скромности не умрёт".

И торжествующе подняла бокал.

Рыба оказалась вкусной, овощи обжигали рот специями так, что приходилось время от времени прихлёбывать разведённое вино.

Дар Диноса постепенно развязывал языки и очень скоро за каждым столом шёл уже свой разговор. Девушка с удовольствием слушала Меркфатиса, пока тот с увлечением расписывал многочисленные достоинства доверенного ему театра, сетуя на то, как тяжело содержать его в чистоте и порядке всего лишь с двумя рабами. Но потом собеседник резко перешёл на изъявление своего полного почтения к господину Картену, уверяя гостью в совершеннейшей своей преданности своему благодетелю, и путешественница, потеряв к нему всякий интерес, обратила внимание на Гу Менсина.

Актёр успел изрядно набраться и оказался не прочь поговорить. Выяснилось, что его труппа, вернее урба, как здесь говорят, не имеет постоянного пристанища. Они всё время переезжают из города в город, устраивая представления в театрах или прямо на улицах. Но на Западное побережье выбрались впервые.

– Дорога через горы трудна и опасна, - жаловался бородач благодарной слушательнице.
– А города здесь не столь многолюдны, как в Империи, да и театры не везде есть.

Ника кивала.

– До нас в Канакерне выступали урбы из пяти-шести актёров, - продолжал Гу Менсин, вытирая губы.
– А нас только хор восемь человек! И кроме моих людей были ещё жонглёры, прыгуны. Даже метатель ножей!

– А где он?
– встрепенулась собеседница, оглядывая зал в поисках тощего человека, виртуозно владевшего кинжалом.

– Все ушли, - махнул рукой мужчина.
– Через перевалы с караваном екреонского купца Канира Наша.

– Почему же вы решили остаться?
– спросила девушка, отломив кусок лепёшки.