Любимых не отпускают

— Это не помешало тебе через неделю выписаться из больницы. — Ева встает из кресла и вздергивает подбородок.

Я слабо переношу женскую злость, но ее злостью можно лишь любоваться. Красивая девятнадцатилетняя девчонка выросла в роскошную женщину. Живое искушение для того, кто даже в случайных одноразовых любовницах видел лишь одну.

— Мне пришлось выписаться. Появились вопросы, которые требовали срочного решения. Все основное время я по-прежнему проводил в палате.

— Почему мне тогда вообще не сказали, что тебе было плохо? Почему об этом нигде не писали? — Будто хочет ударить, Ева замахивается, но останавливает свою ладонь в области моей груди.

Касается так невесомо, словно испуганная бабочка.

— Потому что я продолжил находиться в клинике не из-за себя, — на этот раз говорю правду. Кристально чистую, как гребаные алмазы, которыми по сей день расплачиваюсь за молчание с одним хитрым ублюдком.

— Ирма? — облизывает пересохшие губы Ева.

— Она, — киваю.

— Я еще удивлялась, почему о твоей жене нет никаких новостей… С ней было что-то не так?

По поводу новостей Ева не ошибается. Репортеры толпами валили в больницу, чтобы узнать о нашем состоянии. Я дважды выступал перед этой сворой. Показывал, что жив и здоров.

Но Ирма для всех журналистов так и осталась закрытым объектом. С врачей в государственной больнице были взяты отдельные подписки о неразглашении. А в частной клинике никто из младшего персонала не знал даже имени пациентки.

Возможно, со стороны это казалось паранойей или чем-то звездным. Но мне тогда не приходилось выбирать.

— Ее еле спасли, — признаюсь я. — Переломы, внутренние кровотечения… лицо. Оно пострадало сильнее всего.

— Боже… — Рука со стаканчиком кофе вздрагивает, и на полу образуется коричневая клякса. — Сильно?

— Сейчас уже почти не осталось никаких следов. Пластические хирурги творят чудеса. Однако на тот момент я не мог заниматься ничем другим.

— Для женщины это кошмар. — Ева садится в кресло и ставит стаканчик на пол. — Увидеть себя такой… — Вздрагивает.

От этого сочувствия меня прошибает сильнее, чем от собственного рассказа. Знала бы она, кого жалеет! Знала бы, из-за кого моя дочь с рождения росла без отца!

— Она не видела. — Сажусь рядом.

До одури хочется сгрести Еву в охапку и зацеловать до звезд перед глазами. Уже достало сдерживаться и ждать.

— Что?

— Ирма ослепла. Полностью, — выкладываю последнюю порцию правды и вместо Евы залпом выпиваю остатки ее кофе.

От горечи во рту становится чуть легче на душе. Странное взаимодействие. Но сейчас не хочу ничего анализировать. Хреновое время и хреновое место.

Те же белые стены, в которых я фактически жил пять лет назад. Тот же запах. И тревога.

От нее не спасают никакие доводы рассудка и картинки перед глазами. Я будто слова в том дерьме — разрываюсь между клубами, на которые внезапно обрушились все возможные проверки, и палатой жены, которую нужно было стеречь от нее же самой денно и нощно.

— У Ирмы было две попытки суицида. Врачи задолбались возвращать ее с того света. Няньки и охранники не справлялись. — Горько усмехаюсь. — Даже незрячая моя жена умудрялась доводить каждого до белого каления. Никакие зарплаты не держали. Кто-то сбегал. Кто-то требовал моральной компенсации за оскорбления. Кто-то потом угрожал мне судом и оглаской в СМИ.

— Ты бы мог рассказать мне. Не выставлять из больницы как постороннюю, а поделиться.

Моя потрясающая девочка еще добрее, чем можно мечтать. Чудо, каких не бывает в нашем бизнесе.

Умудрился же племянник найти и вручить мне такой джекпот!

— Ева, твоя карьера была на взлете. Важен был каждый день и каждый концерт. Ты только начинала, а я… — на этом правда заканчивается. — У меня была искалеченная жена. И ни минуты на себя или кого-то другого.

Глава 26. Обратная сторона лжи

Леонас

По глазам вижу, что Ева мне не верит. Моя девочка стала намного умнее за эти пять лет и научилась фильтровать ложь.

Гордость берет за мать моей дочери. К сожалению, другой правды у меня для нее нет. Все, что хоть как-то касается реальных дел, может быть для нее слишком опасным. Бывший любовник жены однажды уже поймал меня на слабости. Повторять я, пожалуй, не буду.

— Я уже попросил свою помощницу найти вам приличное жилье. Небольшой дом со свежей мебелью в безопасном районе. — Пора сворачивать разговор. — Как только врачи закончат с Викой, можно будет проехаться по всем адресам и выбрать, что понравится больше.

— В этом я бы обошлась без твоей помощи.

— Не сомневаюсь, — усмехаюсь. — Будем считать, что я помогаю Вике. За пять лет у меня накопился приличный долг перед дочкой. Разреши сделать хоть что-то.

— У нее очень упрямый отец. — Качает головой моя звезда.

— И этот отец уже мечтает о новой встрече со своей девочкой.

Не могу сдержать улыбку. Пока что в женском батальоне Евы у меня лишь одни союзник — самый маленький и важный. Хотелось бы больше. Но неплохо для начала.

— Врач сказал, что ничего страшного. Возможно, нас прямо сегодня отпустят домой.

— Тогда я приеду завтра. Надеюсь, уже в новый дом.

— Если мы что-то выберем, то завтра будет переезд. Я бы не хотела совмещать его с твоим визитом. Для Вики будет слишком много впечатлений.

— Послезавтра. — Кажется, я уже готов начать считать минуты до этой встречи.

— Леонас… — стонет Ева. — Ты невозможный.

— Очень даже возможный, поверь. — Поглядываю на часы. Капитально опаздываю. Похер.

— Хорошо. Если Вика пойдет на поправку. И если мы переедем.

— Водитель уже ждет тебя на парковке. Он в полном твоем распоряжении. Адреса домов будут у него через десять минут.

— Есть что-то, чего ты не предусмотрел?

— Есть очень много того, что я упустил. Хватит и этого.

Героическим усилием воли глушу свой порыв поцеловать ее на прощание и перед уходом на пару секунд заглядываю в палату к дочке.

***

После клиники энергия бьет ключом. За десять минут я успеваю согласовать с Лаевским встречу с Евой, прослушать пару истеричных сообщений жены и выслать Штерну один контакт, который нужно проверить в кратчайший срок.