Любовь хранит нас

Последние дни Смирнова не узнать, как будто подменили. Он очень много шутит, но мы редко с ним встречаемся. Это странно, по крайней мере, для меня. Все происходит гораздо реже, чем в те разы. Алексей, по-моему, избегает встреч и страшится своих активных действий. Похоже, что сильно боится. Чего или кого? Меня? Он больше не настаивает на каждодневных завтраках, обедах или ужинах, такое впечатление, что Смирнов, не видя «Климову», нагуливает свой нездоровый мужской аппетит. Как будто он выжидает, высматривает, выслеживает или подгадывает те самые очень нужные моменты, а когда происходит наше задуманное графиком столкновение, то Алексей выплескивает все, что за дни предусмотренной разлуки накопил. Он держит меня за руку, при этом подтягивает мое тело почти вплотную к себе, шепчет в ухо, целует макушку, тщательно осматривает и рассматривает, словно никогда до этого не видел, мягко массирует пальцы, иногда подносит кисть к своим губам — что-то шепчет, как будто упрашивает, мягко заставляет согласиться на что-то большее, чем я сейчас могу ему дать. Мне почему-то кажется, что он так извиняется за то, что произошло в том жутком закоулке, словно выпрашивает, вымаливает прощение, но извинительные слова ему не очень для дрессуры поддаются, вот он и пытается ненастойчивыми, но постоянными, действиями хоть как-то весь этот мир реализовать. Надо заметить, что он очень постоянен в своем рвении…

— Привет. Да-да, я здесь, внимательно тебя слушаю, — тихо отвечаю в трубку.

— Ты получила сообщение? Что скажешь? Принимаешь? Согласна?

Это он о чем? На что согласна? Там было какое-то предложение, которое я должна была рассмотреть, а потом принять, там он спрашивал мое мнение, а не просто интересовался, как дела? Отвожу руку с телефоном от уха, пытаюсь выцепить бездумно потерянный информационный пакет. Ты — везучая, задуренная деваха, «Оленька»! Хотела вроде бы пофлиртовать, в результате пропустила важные известия.

— Я получила, но, увы, не успела прочитать. Были некоторые проблемы. Ты не мог бы повторить сейчас, на что я как будто бы могу согласиться.

Теперь я с ним заигрываю? Это, вероятно, зря. Он ведь все это слышит и, как сказал в тот нехороший раз, определенно четко ощущает:

— У тебя все хорошо? Ты как? Ты где сейчас? Ты улыбаешься, Несмеяна? Я хотел бы на эту искренность посмотреть.

— Леш?

— Поужинаем? Вчетвером! Об этом сразу предупреждаю. Возможно, пятый подтянется, но думаю, что его габариты можно пока в расчет не брать.

— Это сегодня? Ужин?

— Угу. Часов в шесть. Подходит? Ты свободна, не занята?

Еще уйма времени! Можно даже немного по городу погулять.

— Я…

— Оль, твое «нет» сегодня не принимается. Извини. Макс будет с женой, а я не хотел бы сидеть между этими двумя, как тот, кто им своим назойливым присутствием мешает. Пойми, пожалуйста…

— Алеша, я ведь и не отказываюсь. Ты не дал мне ничего сказать. Где будет?

— Как всегда, у нас, в совместном кулинарном детище. Надька будет отчитывать меня, можешь даже поучаствовать в казни. Подключишься и на пару начнете мужиков проклятых костерить. Там Макс еще подтянется — у него свои со мной заскоки, но на него мне откровенно наплевать. С этим диким позже разберемся…

— А за что отчитывать? Что ты натворил? — шепчу.

Мне кажется, что мой вопрос сейчас звучит двусмысленно, с подвохом, как будто я пытаюсь Смирнова на откровенность и покаяние его совести развести. И я права!

— Оль… Тогда, — Смирнов глуше говорит так, как будто заикается или ему мешают, или кто-то забирает трубку, не давая слова вставить, или ему просто нечего обо всем содеянном сказать. — Ну, тогда…

— Надя за что будет отчитывать? Я сейчас об этом. Обещал — не выполнил? Как всегда? Ты же говорил, что ничего такого в этом нет, проблем вообще не видишь. Подумаешь, обманул! Нет проблем! Это же не выманивание денег или…

Леша шумно дышит в трубку — я определенно слышу, как он свистит при каждом своем выдохе.

— Ты поужинаешь с нами? Просто ответь. Такое легкое гастрономическое свидание. Зверь кормит, мы едим, его жена высказывает мне претензии за некачественно выполненную работу, а ты плавно заходишь и выдаешь все свои жалобы на меня при свидетелях в общий эфир? У? Как тебе вечерний план? А потом посмотрим по обстоятельствам, хотя… — он кашляет куда-то в сторону.

— Ты заболел?

— Не дождешься, одалиска. С мысли сейчас не стягивай меня! Как с твоей слишком важной работой?

— Я не могу постоянно отпрашиваться, Алексей. На меня косо смотрят. Если ты сейчас про это мягко пытаешься мне намекнуть.

— Это они тебе завидуют, Оленька. Так что с твоим сверхнапряженным графиком? Пятница, суббота, воскресенье и немного понедельника…

— Меня уволят, — скулю. — Это практически четыре полноценных дня.

Два из которых, по правде говоря, мои законные, «в которые работа не проводится», а на остальные я могу взять заслуженные отгулы за тот период, когда работала без выходных.

— Я тебя на работу возьму! За это не переживай…

Я хмыкаю, а он важным тоном продолжает:

— Что я увидел за наше не слишком долгое знакомство? Позволишь? Так вот, есть очень грамотный, начитанный, интересный, но неуверенный, ранимый и наивный человек, по крайней мере, речь у тебя занимательно поставлена, ты разговариваешь так, что я через слово понимаю, о чем твой словесный концерт. А мне нужен секретарь…

— Проститутка? Для утех? — злобно прыскаю.

— Я этого не говорил, Оль. Не говорил. Зачем ты так?

Он обиделся и больше не шутит, а я вот тоже не улыбаюсь. Совсем! Что я сейчас ввернула, за что и зачем? С какой целью? Хотела оскорбить? Дать ему понять, что я думаю обо всех этих придумано надуманных, притянутых за уши между мужчиной и женщиной встречах? Хотя это не так! Я ляпнула и совершенно об этом не подумала! Концерт, похоже, не задался — Алексей молчит, но не разрывает связь.

— Одалиска? — тихо произносит. — Ты еще там, вернее, здесь, со мной?

— Да.

— Что с нашим ужином сегодня?

— Я уже сказала «да», Алексей.

— Тогда я заеду за тобой в пять? Ты на работе?

— Не стоит, — поднимаю руку и сверяюсь со временем, — я доберусь сама.

— Мне ведь не тяжело.

— У меня есть дела, Алеша. До назначенного ужина еще целых шесть часов. Я справлюсь и буду вовремя. Постараюсь никуда не опоздать. Не переживай. Ты сказал в шесть, но хотел заехать в пять, значит, я приеду в ресторан в половину шестого. Устраивает такой расклад?

— Спасибо.

За что? Мы ведь с ним вроде бы встречаемся? Так он сказал взбудораженной мне в тот день. Смирнов определенно снасильничал — истинная правда! Это было насилие по отношению ко мне. Я была не готова, не настроена, я просто этого не хотела, но, когда он финально целовал меня в губы — пробовал, облизывал, прикусывал, всасывал, жалил, — жадно, бесцеремонно, со злостью и яростью, выплевывая все грубые слова в мое лицо, сжав щеки всего лишь двумя своим пальцами, склонив мое тело над всеми этим книгами, я почувствовала себя желанной. Желанной женщиной! Снова, а может быть, впервые! Как девять лет назад. Словно не было всего того, через что я прошла, что пережила, что вынесла, с чем боролась, что терпела, о чем просила и что так и не смогла «ему» дать. Смирнов как будто повернул время вспять и омолодил меня, сделал снова юной, беззаботной, хоть и со слезами обиды на всех мужчин в моих глазах.

— Климова?

— Да, Смирнов.

— У нас ведь все нормально?

У нас? Что он сейчас сказал?

— Леша…

— До вечера.

— До встречи, Ал…

И разговор прервался! Он первым сбросил — устал, видимо, от тишины, которую я умело, чего скрывать, ему организовываю.

Брожу по центру города с одухотворенным видом — наверное, смешно и странно выгляжу, но на это мне всегда было наплевать. Прохожу мимо магазинов, рассматриваю оформленные витрины, пару раз замечаю свое отражение, когда никто не видит — кручусь-верчусь, и так, и этак. Оглаживаю бедра, поправляю пояс и растягиваю в сторону свой высоко задранный конский хвост.