Любовь хранит нас

Обнимает меня за талию, привычным жестом притягивает к себе и подводит нашу слипшуюся компанию к, я так понимаю, семье Морозовых.

— Это Надежда, жена Максима, которого ты уже знаешь. А на руках маленькая крыска Сашка, моя будущая крестница. Кукла, ведь у нас все в силе? Мы договорились? Через месяц эта дама моя?

— Естественно, Алексей Максимович, все в силе. Не разочаруй нас! А Вы, — она с улыбкой обращается ко мне, — Оля Климова?

— Да, — недоуменно смотрю на Смирнова. — Вы знаете меня?

— Смирняга нам все уши прожужжал. Мы были в курсе, кого еще ждем. Он даже порывался ехать к Вам на выручку, Вы ведь в пробке застряли? Наш мнительный услужливый Алешенька слишком сильно переживал, — с последними словами она подходит ко мне вместе с маленьким ребенком. — Дочечка поздоровайся с очень красивой тетей.

Малышка мутным взглядом рассматривает меня и тянет ручку, пытается ухватить за нос. Я наклоняюсь ближе, не отворачиваюсь и сама предлагаю ей свое лицо. Она трогает все, к чему имеет свободный доступ. Кончик носа, подбородок, губы, брови, правда, длинные сережки пришлось убрать. Острые края и очень мелкие каменные детали. А утомившись со мною забавляться — это происходит очень быстро, она пристраивается на плечо к своей матери, но все же искоса нет-нет, да и посмотрит на меня. Сколько ей по возрасту? Четыре, пять месяцев? Она очень меленькая, крохотная, просто миниатюрная, а вот по внешности… На кого эта крошка больше похожа? Я неосторожно смотрю то на Максима, внимательно разглядываю его лицо, фигуру, индивидуальные телодвижения, то вдруг на без остановки двигающуюся Надю, затем еще раз на Морозова, потом опять на нее, теряюсь, висну, начинаю что-то вспоминать, естественно расстраиваюсь и:

— Она немного похожа на меня, — Алексей с самодовольством гордо выдает. — Что-то ведь точно есть? Определенное внешнее сходство и мои повадки. Она чувствует меня, принимает как родного, заигрывает и даже строит глазки. Маленькая Голден леди!

— То есть? На тебя?

— Посмотри, присмотрись внимательнее. У меня, — он улыбается, — есть тоже ямочки на щеках. У меня на правой, а у нее на обеих. Это индивидуальный ген, который передается по наследству…

— Ты? — я удивленно выпучиваю глаза. — А Максим… Я… Алексей! — злобно шиплю. — Ну так же нельзя! Это пошло и недопустимо.

Он был и с этой женщиной в интимных отношениях? Смирнов, не произнеся ни звука, берет мою кисть и пристраивает ее тыльную часть возле своих губ. Держит руку, мягко перекатывает мои пальцы, невесомо целует и с очевидной нежностью смотрит из-под бровей:

— Я так ждал тебя и волновался. Это важно? Для тебя?

— Извини, пожалуйста. Вы друзья…

— Ты об этом? — он хмыкает и спокойно объясняет. — Нет, конечно, Надька для меня, как сестра, а он — крестник моей мамы. Мы не делимся с братьями своими девушками — это откровенный фарс, глупость, даже некоторая пошлость. Противно потом с братом обсуждать нательные родинки своей жены. Ты опоздала, а я переживал, что вообще забыла и не приедешь, кинешь это неподъемное и гиблое дело…

— Я не виновата, Алеша, такси застряло в пробке, я же писала тебе сообщения.

— Я все получал, — с ухмылкой отвечает, рассматривая рисунок на моей ладони. — Читал каждое, как роман с большими приключениями.

— А почему ничего не отвечал?

Он поджимает губы, закатывает глаза — обдумывает свой ответ, а потом в ухо шепчет:

— Воспитывал тебя, строптивая одалиска.

— Что? — прищуриваюсь и отклоняюсь от его губ.

— Что слышала! Это был тот самый важный воспитательный процесс. Вас, женщин, нужно иногда стимулировать на такие резвые, активные действия. Вы становитесь мягче, покорнее, нежнее, даже активнее и в чем-то агрессивнее, а мне нравятся…

Иди ты! Вот это да! Воспитатель, психиатр, иппотерапевт, кузнец, какой-то коваль хренов! Черт бы тебя побрал, Смирнов! Он воспитывал меня? Я для него ребенок? Освобождаюсь из сильных объятий — он сразу отпускает, я быстро отхожу в сторону и спиной прижимаюсь к стене. Смирнов опасен, он не так прост, как поначалу кажется. Играет, затягив

ает, заставляет сомневаться, даже за чушь какую-нибудь филигранно принуждает извиняться. Он, вероятно, мужчина-вампир? Энергетический? Токсичный человек? Этого мне еще только не хватало.

— Ты чего? — он подходит ко мне, фиксирует у самостоятельно выбранного лобного места, по обеим сторонам на уровне моего лица расставляя свои руки. При этом его, очевидно, совершенно не смущает присутствие в этом зале двух друзей. — Изумруд души моей, есть маленькое предложение…

— Какое? — хриплю, бегая взглядом по его лицу.

— Четыре дня в раю. Со мной наедине. Без принуждения. Что захочешь, то и будем делать. Спать, значит целый день в кровати. Купаться — в купальнике и плавках или голяка. Последний вариант является более предпочтительным, я не отказался бы не только потрогать, но и посмотреть, что там у тебя припрятано… Так, ладно. Или, например, пойдем в поход к старому маяку. Что скажешь?

— Я ведь уже сказала, что меня уволят за слишком частые отлучки. И потом, — мягко сглатываю, смотрю куда-то ему в плечо, — тебе разве не нужно работать? Ты как-то весьма вольготно в этом мире себя ощущаешь…

— Я и работаю на себя, солнышко. В этом мой эксклюзив, индивидуальность, уникальность. Так я продолжу? Мы можем…

— Леш, я потеряю работу. Для меня это важно.

— А я сказал, что к себе возьму, а мама поделится своими книжными томами. Я уточню, имеется ли у нее романтическая чушь, но, — он прижимается плотнее, вдавливает своим телом меня в стену, — в запасе определенно есть, что тебе показать. Давно там не был, в том месте, уже и не помню, когда в последний раз. Соглашайся, одалиска! Приставать однозначно буду и даже обещаю, но ты можешь по щекам отхлестать меня или засандалить в пах. Думаю, что ты способна на самооборону.

Он сильно ошибается. Я — тюфяк!

— Я не знаю…

— Не прошу твоего согласия сейчас, но долго ждать тоже не намерен. Давай так. Ответишь после ужина, по дороге домой, а я повезу тебя окольными путями. Пока подумай, — Алеша наклоняется и губами, очень целомудренно, касается моей шеи, прикусывает, целует, шепчет. — Прости, пожалуйста, и не отвергай меня…

Я прикрываю глаза и на одно мгновение отлетаю в небеса, а открыв, замечаю заинтересованный взгляд младшенькой Морозовой. Девчушка кокетливо улыбается, засунув аж целых три пальчика в рот. Моргает глазками, стесняется и утыкается лобиком в родное материнское плечо.

Глава 9

— Алексей!

Отец зовет. Он вообще не спит или у него пожизненная бессонница, или образ жизни уже такой, на веки вечные сбитый службой график, или наказание Господнее, а может, сверхсекретное задание от матери, караулить приход-уход любимого сынка?

— Угу, — кривлю рот и направляюсь в наше уже традиционное место встречи.

Шаркаю на кухню, одной рукой агрессивно почесывая свой затылок, — конец «укладке», все волосы на хрен, как скирду, разворошил. Все четко — согласно установленному расписанию, видимо, у нас с батей запланировано ночное пропесочивание нерадивого великовозрастного отрока. Тут я, как обычно, — ко всему готов!

— Привет, — развалившись на стуле, свесив по бокам руки, через никотиновый занавес, мне говорит. — Как погулял, сынок? Майскими ночами уже больше летом пахнет, чем весной? Правда же?

По всей видимости, что-то грандиозное грядет или уже случилось! Твою мать! Мой отец совсем не пьет — всегда трезв, как стеклышко, курит, правда, за четверых, можно сказать, что он настоящий махорковый алкаш:

«Дымит папаня, как отъявленный сапожник!».

Значит, его весьма «игривое» настроение сейчас можно списать только на некачественный табак? Или что-то другое способствует нашей приближающейся, я уже стопроцентно знаю, что нехорошей кухонной беседе.