Любовь и ненависть

класса ("У меня есть, но, знаете, старенький, допотопный"), у

третьего транзистор последней модели. Четвертый больной -

ответственный работник Моссовета - помог ему поменять

двухкомнатную квартиру на трехкомнатную. Пятый... долго не

сдавался, не желая расстаться со своей "Волгой". "Ну зачем

вам старая машина? - говорил Пайкин, готовя больного к

операции. - Вы себе новую купите - что вам стоит. А мне

продайте эту".
– "Да она вовсе и не старая - всего пятьдесят

тысяч километров прошла", - вяло возражал больной,

владелец автомашины. Однако, чем ближе становился день

операции, тем сильней был напор Пайкина. В конце концов

хирург приобрел эту "Волгу" за бесценок. Но она оказалась той

последней каплей, которая переполнила чашу терпения.

Пайкин с треском вылетел из клиники. Несколько месяцев он

был без работы: все искал себе "по душе" и с перспективой. В

отделение Шустова его привел не профессиональный интерес

лечения трофических язв. Он где-то прослышал, что Шустов

работает попутно - и небезуспешно - над проблемой

восстановления волос. Пайкин смекнул: перспективно. Но

Василий Алексеевич сразу раскусил его. Помню, при нашей

первой встрече в Москве на квартире у Шустовых Василий

Алексеевич рассказывал, как один "шершень" предлагал ему

уехать за границу и как он выставил за дверь негодяя. Потом я

узнала, что это и был не кто иной, как все тот же Пайкин.

Правда, уволили его из нашей клиники за взятки. Брал по

мелочам, потому что лечатся в отделении Шустова в основном

люди физического труда, пожилые, главным образом

женщины. Засыпался Пайкин на очень подлом деле.

Лечилась в отделении Шустова больная иностранка по

имени Кэти Сигер. Супруга богатого бизнесмена, она на

протяжении пятнадцати лет страдала трофической язвой. Где

она только не лечилась! Побывала у лучших врачей Европы,

Америки, обращалась к индийским медикам. И никто ей не

помог. Наконец в Лондоне услышала имя советского врача

Шустова, который успешно излечивает трофические язвы. И

вот Кэти Сигер в Москве, в отделении Василия Алексеевича.

"Есть ли хоть какие-нибудь, хоть маленькие шансы, доктор

Шустов?" - в крайнем волнении спросила она Василия

Алексеевича, когда тот осмотрел пораженную язвой ногу.

"Вылечим", - с уверенностью, не допускающей и тени

сомнения, ответил врач и подкрепил свой ответ тихой

обнадеживающей улыбкой. Мне кажется, врач не должен быть

таким самонадеянным и в беседе с больными лучше избегать

рискованных заявлений, проявлять большую сдержанность и

осторожность в прогнозах и обещаниях. Но что поделаешь -

такой уж он есть, Василий Шустов. Как говорится, победителей

не судят, а Шустов сдержал слово, если можно так выразиться:

Кэти Сигер вышла из нашей клиники здоровой. Легко понять

ее состояние: из чувства благодарности пожилая женщина

обрушила, на своего исцелителя поток восторженных

комплиментов и всяческих похвал. Она предлагала ему в

награду крупную сумму денег. Шустов категорически отказался,

заметив при этом, что за свои труды он получает от

государства зарплату. Но она настаивала: если вы, мол, не

можете или не хотите принять от меня деньги, как гонорар за

лечение, то не откажитесь от памятного подарка. Василий

Алексеевич был непреклонен. И уж, конечно, не потому, что

при этом разговоре присутствовал Пайкин, который любезно

выполнял роль переводчика.

– Ведь это на память, в знак глубокой благодарности, - с

досадой говорила взволнованная Кэти Сигер.

Шустов понимал ее. Вдруг он подошел к окну,

выходящему в занесенный снегом небольшой двор. Вся

площадь двора, исключая расчищенных от снега дорожек,

была усажена молодыми деревцами и кустарником.

– Посмотрите сюда, госпожа Сигер, - сказал он, глядя в

окно. - Вы видите этот густой молодой сад? - Сигер

посмотрела во двор с живым любопытством, которое туг же

сменилось недоумением. Шустов это заметил и поспешил

пояснить: - Правда, сейчас зима и сад наш не производит

впечатления. Но, госпожа Сигер, самую малость воображения:

представьте этот сад весной, весь в цвету, или летом в зелени

листвы.
– Он говорил медленно, Пайкин переводил его слова,

как и слова Сигер, еще не догадываясь, к чему клонит Шустов.

– Так вот, каждое это деревце посажено человеком,

пришедшим к нам больным и ушедшим от нас здоровым. Люди

в знак благодарности и на добрую память сажали по деревцу.

Это у нас стало традицией.

– О-о! Это чудесно, изумительно, доктор Шустов! -

оживилась Кэти Сигер.
– Я тоже желала бы, если позволите...

Но сейчас зима.

– К сожалению, да, - произнес Василий Алексеевич со

своей тихой одобрительной улыбкой. - Но вы можете нам

прислать саженец весной или осенью.

– Ну конечно, конечно, - снова оживилась Кэти Сигер.
– Я

непременно пришлю. У меня есть магнолия. Восхитительная...

– Магнолию не нужно, - весело рассмеялся Шустов.
– Она

у нас замерзнет.

– Да? - удивилась как-то уж очень непосредственно

Сигер, а потом, поняв, в чем дело, тоже рассмеялась. - Я

пришлю кедр. Он будет у вас жить?

– Кедр, пожалуй, да.

– Я пришлю непременно. А может, сама привезу. Своими

руками посажу. Но это будет потом. А сейчас, доктор Шустов, я

прошу вас принять от меня подарок.

Василий Алексеевич решительно покачал головой и,