Любовь и ненависть
Шрифт:
мой домашний адрес. Я вас жду. С Ириной и с дочкой.
Непременно.
Я пообещал.
– Напросились в гости, - сказала Ирина.
– Он искренне рад... Что ж, пожалуй, позвоню Струнову.
Я набрал номер. Слышу низкий знакомый баритон:
– Струнов у телефона.
– Старшина первой статьи Струнов? - дурашливо
переспросил я деланным начальническим тоном.
– Доложите
обстановку.
– Кто говорит?
– машинально спросил он.
– Капитан второго ранга Ясенев.
– Андрей Платонович!
И
встретиться.
– Буду рад и в любое время. Хоть сейчас.
– Немедленно! Так, Андрей Платонович? Тогда
разрешите сейчас к вам приехать? Или, может, вы ко мне?
– Нет, лучше приезжай ты.
– Через полчаса буду у вас. Я ведь тут рядом - Петровка,
тридцать восемь.
– Петровка? - зачем-то переспросил я. - Петровский
пассаж?
– Да нет же - Управление московской милиции.
Ирина встала, поправила постель, сказала:
– Пригласил товарища - сходи в буфет, возьми чего-
нибудь.
Напоминание было излишним. "Любопытно, каков он в
милицейской форме, этот бывалый моряк, классный
специалист?" - думал я, спускаясь в буфет. К моему
разочарованию, он явился в штатском костюме. Шутливо
доложил:
– Капитан милиции Струнов по вашему приказанию...
Мы обнялись.
– Почему не в форме, товарищ капитан?
– Так я ведь в МУРе, Андрей Платонович. Имею право.
– А что такое Мура?
– Не Мура, а МУР - Московский уголовный розыск.
– Губы
его смеялись весело и озорно.
Я смотрел на него с радостным восхищением и думал:
нет, не изменился акустик противолодочного корабля. Такой же
флегматик - мешковатая фигура, круглое добродушное лицо,
бесхитростный, откровенный взгляд. Разве что штатский
костюм, в котором я видел его впервые, делал его большим,
но не солидным. Свои мысли я произнес вслух:
– Вот никогда не подумал бы: ты совсем не похож на
Шерлок Холмса.
– Преступники тоже не верят. В этом вся соль.
Он рассмеялся широко и добродушно и поставил на стол
бутылку молдавского коньяка три звездочки.
– А это зачем?
– я укоризненно кивнул на бутылку.
– На всякий случай.
– И опять широкая улыбка озарила
грубоватое лицо Струнова, а у глаз собрались мелкие-мелкие
морщинки.
– Такое добро и у нас найдется, - заметил я и достал из
шкафа точно такую же бутылку.
Ирина быстро накрыла стол, и мы выпили за встречу.
Струнов пил не спеша, он явно не хотел захмелеть. Меня
слушал внимательно и что-то прикидывал в уме. Собственно, о
себе я не очень распространялся: уволен в запас по
сокращению.
– И чем же вы думаете теперь заняться?
– осторожно
поинтересовался он.
– Не знаю. Пока не думал. Во всяком случае, не морем.
Только не морем!
– Пойдет
в милицию, - пошутила Ирина. У нее былохорошее настроение.
– Что, не возьмете?
Я заметил, как оживились глаза Струнова.
– Это было бы отлично! Как, Андрей Платонович?..
В ответ я рассмеялся снисходительно, прощая им
безобидную шутку. Безобидную потому, что не принимал их
слова всерьез. Чтобы мне, офицеру флота, грозе вражеских
подводных лодок, стоять на перекрестке, размахивать жезлом
и свистеть мальчишке, перебегающему улицу не там, где
положено! Смешно, конечно, нелепо.
– А как ты попал в милицию? Что, ничего лучшего не мог
найти?
Струнов ухмыльнулся и, чтобы стереть эту произвольную
ухмылку, прикрыл рот тяжелой сильной рукой.
– Нет, почему же, я выбирал. И выбрал лучшее, - ответил
он без иронии, и румянец застенчивости скользнул по его лицу.
Я был немножко удивлен и насторожился:
– Ты доволен?
– Да, - твердо ответил он и посмотрел на меня
продолжительным взглядом.
Теперь я окончательно убедился, что он говорит
искренне: он доволен своей профессией.
– Очень интересная работа, Андрей Платонович. Раньше
я тоже не думал. Не понимал. Наше дело такое, что нужно
вдуматься и полюбить.
– Он достал сигарету, потом взглянул на
спящую Катюшу и, спохватившись, быстро положил обратно.
– Я тоже хочу покурить, - сказал я понимающе.
– Давай
выпьем еще по одной и выйдем в салон подымить. - Я
наполнил рюмки.
– Что ж, Юра, - сказал я, - позволь мне тебя
так называть и давай-ка переходи на "ты", а то я себя как-то
неловко чувствую. Выпьем за твою службу, которую ты выбрал
себе по душе. Надо полагать, она нелегкая.
– Спасибо, Андрей Платонович, с удовольствием.
Поверьте - наш угрозыск заслуживает самого доброго слова.
–
На этот раз он выпил рюмку одним глотком, закусил бужениной
и предложил: - А теперь пойдемте покурим.
Мы сели в кресла у треногого журнального столика.
Табачный дым голубыми струйками уходил в открытое окно. На
улице было пасмурно и душно: похоже, что к вечеру соберется
дождь. Я хотел было расспросить Струнова о его жизни, о
семье, но он опередил меня и продолжал начатый моим
тостом разговор, впервые обратившись ко мне на "ты":
– Видишь ли, Андрей Платонович, у многих людей,
притом наших, советских граждан, умных, культурных и вообще
порядочных, даже коммунистов, бытует, мягко выражаясь,
предвзятое отношение к милиции. Не будем искать причины.
Во всяком случае, это обывательский взгляд.
– Да это понятно, - согласился я.
– В жизни нашей, к сожалению, еще есть человеческое
отребье - воры, жулики, рецидивисты, наркоманы и даже