Любовь императора: Франц Иосиф

Во вторник на Масленицу в большом зале музыкального общества устраивают первый маскарад. Эти мероприятия объединяют кавалеров и дам, даже юных девиц самых аристократических семейств. Масленичный маскарад — лучший из них. В свете только и разговоров о том, каким великолепным он будет в этом году. Неожиданно Елизавете приходит идея тайком посетить этот бал. В эту тайну посвящены лишь Ида Ференци, незаменимая мастерица по укладке волос Фейфалик и камеристка Шмидль. Им приходится дать клятву хранить молчание. Вечером все, как обычно, отходят ко сну. Как только весь дом засыпает, Елизавета поднимается с кровати, облачается в необычайно красивый костюм домино со шлейфом, изготовленное из самой тяжёлой жёлтой парчи, и натягивает на свои великолепные волосы рыжеватый парик. Затем она прячет лицо под маской с длинными чёрными кружевами, не позволяющими увидеть даже самую малую часть лица. Ида Ференци, в красном домино, неизменно называет императрицу Габриелой, чтобы возможное подозрение пало на столь же высокую и стройную камеристку Шмидль, которую так называют. Обе дамы вошли в бальный зал, заняли места на галерее и принялись разглядывать сверху шумно веселящееся общество. Поскольку они вели себя очень спокойно и всё время держались вместе, к ним никто не приближался. Пробило уже одиннадцать часов, и Елизавета начала скучать, Ида Ференци тихо промолвила:

— Габриела, пожалуйста, отыщи кого-нибудь в зале, кто тебе нравится и кто не принадлежит к придворному обществу. Я пришлю его к тебе. На балу полагается интриговать незнакомцев.

— Ты думаешь? — ответила спутница и испытующе посмотрела в зал. На глаза ей попался молодой элегантный человек, который прогуливался в одиночестве. Она никогда его прежде не видела. Императрица указала на него Иде Ференци, та поспешила вниз и неожиданно взяла незнакомца за руку, принялась расспрашивать, кто он такой. Не граф ли он X., не знаком ли он с князем К. и тому подобное. Результаты этого маленького исследования дали удовлетворительные результаты: стало ясно, что незнакомец не принадлежит к придворному обществу. Неожиданно домино спросила:

— Не хочешь ли ты сделать мне небольшое одолжение?

— С удовольствие.

— Здесь со мной красавица подруга, которая скучает в одиночестве на галерее. Не мог ли бы ты развлечь её немного?

— Ну, разумеется.

И вот уже красное домино ведёт своего подопечного наверх к жёлтому, которое с интересом наблюдало всё происходящее. Обе стороны быстро окидывают взглядом друг друга и между ними завязывается разговор.

В первый же момент министерский служащий, молодой Фриц Пахер, догадывается, что имеет дело с дамой из высшего света, и ломает голову, с кем ему довелось беседовать. Между тем жёлтое домино поднялась, явив на фоне балюстрады стройную высокую фигуру, неожиданно бросила взгляд на толчею, царящую внизу, и сказала:

— Видишь ли, я здесь совсем чужая. Ты должен немножко просветить меня. Начнём с самого верха. Что говорят в народе об императоре? Довольны ли его правлением? Полностью ли изгладились из памяти последствия войны?

Фриц Пахер немного осторожничает, однако даёт правдивую информацию о настроениях населения.

Вдруг он слышит вопрос:

— Знаешь ли ты императрицу? Как она тебе нравится и что о ней говорят и думают?

Елизавета убеждена, что никому неведомо, что она присутствует на этом празднике, поэтому и решается задать незнакомцу столь опрометчивый вопрос. На мгновение молодого человека словно молния озаряет мысль: «Ты находишься рядом с императрицей, она спрашивает тебя о себе самой». Однако его одолевают сомнения, некоторое время он медлит с ответом, а затем отвечает:

— Императрицу я знаю, я видел её, когда она ездила в Пратер, чтобы кататься там верхом. Могу только сказать, что она необыкновенно красивая женщина. Люди несправедливо порицают её за то, что она так неохотно показывается своим подданным и слишком много внимания уделяет своим лошадям и собакам, но мне известно, что это пристрастие передалось ей по наследству. О её отце, герцоге Максе, рассказывают, будто бы он как-то сказал: «Если бы мы не были принцами, мы были бы искусными наездниками!».

Эта критика умиляет Елизавету, и она спрашивает:

— Скажи мне, сколько лет ты мне дашь?

Молодой человек отваживается назвать возраст императрицы:

— Тебе? Тебе тридцать шесть лет. — Елизавета невольно вздрагивает. Несколько смущённо она произносит:

— А ты не слишком учтив... — и тут же оставляет опасную тему. Разговор прерывается, но внезапно она поднимается с места: — Теперь можешь уезжать!

— Вот уж поистине любезно: сначала ты велишь привести меня к себе, выспрашиваешь меня, а потом прогоняешь, — отвечает молодой человек иронически улыбаясь. — Ну, что ж, если я наскучил тебе, я уйду, но одно, мне кажется, я вправе потребовать от тебя: пожать твою руку на прощание, — и с этими словами Фриц Пахер протягивает ей ладонь. Елизавета не отвечает на этот жест, а только с удивлением смотрит на него:

— Хорошо, можешь остаться... проводи меня вниз, в зал!

Похоже, с этого момента невидимые барьеры устранены. Жёлтое домино, до этого сдержанное и чопорное, словно подменили. Елизавета принимается рассуждать о Боге и о мире, она с иронией касается политических и общественных проблем Австрии. Она слегка опирается на руку своего спутника и, не переставая болтать, битых два часа бродит с ним по залу и вспомогательным помещениям. Она говорит ему, каким симпатичным и рассудительным его находит:

— Как правило, все люди — льстецы. Тот, кто знает их так же хорошо, как я, способен только презирать их. Но ты, похоже, совершенно иной. Теперь я знаю, кто ты, однако скажи мне, кем ты считаешь меня? Кем я тебе кажусь?

— Ты, ты — знатная дама, по меньшей мере княгиня. Всё в тебе говорит именно за это.

Елизавета смеётся и мало-помалу смелеет. Он просит её хотя бы снять перчатку, ведь рука так много может сказать о человеке, но Елизавета отклоняет его просьбу:

— Тебе ещё предстоит узнать меня лучше, но не сегодня. Мы снова увидимся. Отправишься ты, например, в Мюнхен или в Штутгарт, если я назначу тебе там свидание? Тебе следует знать, что у меня нет родины и я постоянно в разъездах.

— Разумеется, я поеду туда, куда ты прикажешь!

Фрица Пахера закрутил водоворот мыслей и чувств. Императрица это или же нет? Наконец приходит время прощаться. У Елизаветы есть его адрес, она обещает вскоре написать и оставляет твёрдую надежду на свидание. Когда втроём, вместе с присоединившимся красным домино, она спускается по широкой лестнице в вестибюль, где приходится немного подождать, пока подъедет фиакр, молодым человеком неожиданно овладевает любопытство.

— Мне всё же хотелось бы знать, кто ты? — говорит он, наклоняясь к ней и пытаясь отвести кружева маски, скрывающие нижнюю половину её лица. Красное домино не может удержаться от крика и бросается между ними... В этот момент подъезжает фиакр. Энергичное рукопожатие, в мгновение ока обе маски исчезают в экипаже и лошади трогают. Видение тает в ночной мгле.

Спустя неделю Фриц Пахер получает письмо из Мюнхена. Дата в правом верхнем углу написана рукой императрицы. Остальная часть письма написана явно изменённым почерком:

«Милый друг! Вы, конечно, будете удивлены, получив это послание из Мюнхена. Здесь я нахожусь проездом считанные часы и пользуюсь случаем, чтобы дать знать о себе, как обещала. А как страстно вы этого ждали. Не отпирайтесь, честная немецкая душа. И не бойтесь, я не стану требовать никаких объяснений, я не хуже вас знаю, что происходит с вами с той ночи. Вы уже говорили со многими женщинами и девушками, полагали, что развлекаетесь, но никак не могли встретить родственную душу. Наконец... вы нашли, что искали годами, чтобы вновь потерять это, возможно, навсегда...»