Любовь моя

— Рита сама в своей жизни стремится к идеалу и тащит за собой остальных? Но какой же идеал без радости? Зря старается, не достучится. Ей стоит поискать другой, запасной, более эффективный вариант влияния на людей? — спросила Инна.

— Начну с того, что ты не справедлива к Рите. Один — гений стиля, другой — гений видения; кто-то умеет выражать радость, кто-то печаль. Людям свойственно больше грустным делиться.

— Не стоит это качество возводить в ранг всеобщего, — заметила Жанна. Она только что вышла из полузабытья. — Людям важно, как преподнесен грустный материал. Надо, чтобы не в лоб.

— В лоб больнее — усмехнулась Инна. — По себе знаю.

— Раз ты спрашиваешь, значит, тебя Ритины книги трогают. Или ты споришь, не удосужившись вчитаться? Тогда вспомни Данте. Никто не упрекнет его в приверженности к страданиям и жестокости, хотя изображенные им события ада поражают ужасом, красотой и эстетикой. У него даже сама структура текста — аналог готического собора, устремленного ввысь. Там все просчитано с математической точностью. (Вот и Жанна проявила себя хотя бы на прошлом материале.) Его «Божественная комедия» — это беспощадная поэма о Боге и вере, о ненависти и возмездии. Автор учит отвращению к греху, утверждает, что злой должен страдать, виновный обязан пройти путь очищения, стать самим собой, но не злорадствовать.

— Умным людям всё это известно, а глупым — неинтересно, — фыркнула Инна.

— По мнению Данте, самый тяжкий грех — богоотступничество.

— А я поняла, что предательство. Данте нашел Иуду в последнем круге ада, — не согласилась с Жанной Аня. — Объясни, за что твой Бог наказывает и без того несчастных самоубийц? Разве они заслуживают ада? Им и на земле жилось невыносимо тяжело. В аду их истязали гарпии. Проклятые, они были обречены на вечные страдания!

— За то, что они попирали свободную волю, которой Он их наделил.

— Так они и выбрали…

— Они должны были сопротивляться искушению убить себя, раз Бог назначил им жить.

— Получается, за непослушание? А разве меньшие грехи похоть, гордыня, алчность?

— Ой, не знаю, — растерялась Жанна. — В смятенном состоянии духа Данте исследовал грехи человеческие во всех их проявлениях. Ужасающие подробности увиденного овладевали его умом и сердцем. Его волновала судьба человечества и своя собственная. «Чем больше грех, тем больше возмездие», — понимал он. Фурии мучили еретиков, чтобы те раскаялись. Они проходили очищение огнем за сомнения в христианских догмах. Гневливые в аду грызли и рвали друг друга. А любовники крутились в вечном вихре разрушительной силы как в центрифуге. Их любовь превращалась в пламя ада. Ужас!

— А прекрасная Беатриче, его муза, для Данте была символом благочестия и спасения, — подсказала Аня. А Вергилий…

Разговор между подругами тек естественно, гармонично, но невозможно было понять, в какое русло он направится в следующий момент.

— Данте искал корень мирового зла, его источник, в человеке, призывал перерасти в себе греховное, очиститься и жить без гнева и страха. Он встретил в обители величайшего зла сатану, князя тьмы Люцифера, изгнанного в ад за неподчинение Богу и пожирающего там самых подлых проклятых. В противовес божественному теплу он излучал жутчайший холод. Но более устрашающим в дьяволе было отсутствие интеллекта! Вот это меня поразило, — сказала Аня.

— Во многих культурах грешники горят в кострах возмездий, а Данте более изощренно нафантазировал! Мы любим острые ощущения, потому и читаем Данте, хотя не религиозны и сомневаемся в бытии после смерти. Можно подумать, что мы другого мнения о грехах. А сам-то автор тот еще был ходок, потому и не относил прелюбодеяние к числу особенно наказуемым грехам, — язвительно заметила Инна. — Но как он был божественно ироничен, когда топил в дерьме своих врагов!

— А Беатриче просила у Бога помощи в любви, — подсказала Жанна.

— А что еще может просить женщина? Остальное в ее власти. Все сумеет, все преодолеет, — серьезно отреагировала Аня.

— Рита тоже, как Данте словно бы с натуры пишет, а на самом деле фантазирует. И тоже с учетом своего жизненного опыта? — не удержалась от презрительной реплики Инна.

— Спорь со мной, но попусту не перебивай, — рассердилась Аня.

— Инна, тормози, — тихо попросила Лена. — Иногда мне проще решить самую трудную задачу или доказать сложнейшую теорему, чем понять ход твоих мыслей.

— Данте — как и коммунисты — хотел привести человечество к счастью, выступал за свободу и справедливость, размышлял, как должно быть устроено человеческое общежитие, ратовал за создание единой мировой духовной монархии, объединенной одной религией, — напомнила Аня. — Кстати, насчет религии. Если есть Бог, то Он один над всем Мирозданием — ведь все в мире подчинено единым законам, — почему же люди не понимают такой простой мысли? Бесятся, воюют за «своего» Бога. Каждая религия себя во главу ставит. История религий — история конфликтов, противоречий и подтасовки фактов.

— Представляю, какой хаос творился бы в мире, если бы каждый из Богов, придуманных людьми, стал дергать за свои «веревочки»! — рассмеялась Инна. — А мне импонирует, что Данте отказывал Папе в земной власти. Считал, что земной владыка должен быть независимым от церкви. Пусть монарх отвечает за свое, Папа — за своё. Мол, спасение души — религиозная доктрина. Он предложил такую схему: монарх, плюс Папа, плюс пророк — представитель народа. Данте себя пророком видел, считал себя избранным. Утверждал, что все эти три ипостаси друг друга не замещают. И чего это трио могло бы натворить?.. У меня дурные ассоциации…

— Не надо, — попросила Лена.

— Своей деликатностью ты лишаешь меня права на обиду и на возможность покритиковать. А это мой стимул к продолжению спора. Это… моя жизнь! — шутливо заметила Инна.

«До чего же мне надоела ее изощренная игривость», — рассердилась Жанна. Но тут же одернула себя: «Какие мы все с возрастом становимся нетерпимыми и занудливыми!»

«И что это они среди ночи запали на Данте? Этак они и за «Войну и мир» возьмутся. И тогда я погибну «смертью храбрых». «Спасайтесь, кто может!» — вздохнула Лена. Она сжала свое лицо в ладонях, стараясь разогнать любые мысли, атаковывающие ее усталую голову.

11

Инна снова попросила Лену продолжить характеризовать творчество Риты. (Далось оно ей!)

Лена еле приметно улыбнулась и свернула на свою стежку-дорожку.

— Я люблю и короткие хрупкие Ритины фразы, и мимолетные наблюдения, и длинные, интересные, подчас интригующие размышления. Меня завораживает ее лирическое мироощущение. А вот в детские книги Ларисы я просто влюбилась. В них непосредственный взгляд ребенка на жизнь. Эффект погружения и втягивания в ее сюжеты молниеносный. Пишет без вычурности. Я заметила, проза писателей начинавших свой путь с поэзии отличается чистотой, краткостью и мелодичностью. Я бы даже сказала невесомостью, воздушностью. И «проза кажется мелодией стиха». В ней неминуемо чувствуется проброс ненужных фраз. (?) А некоторые строчки — особенно те, что о природе — хочется петь.