Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Надь… Я уже… Ох, блядь! Ты что делаешь? Су-у-у-ка! М-м-м, Наденька, немного быстрее.
— Тшш, нравится? Малыш?
— Бля-я-я-дь… — стонал и охал, как озабоченный пацан. — Малышка, вот так…
Вот же стерва мелкая! Она водила ручками по стволу, слегка придавливая на конце, возле основательно пульсирующей головки. Господи! Слов просто не было — тогда остались только выражения, наш меткий русский мат! Кайф, улет, та самая космическая эйфория! Сейчас вот просто вспоминаю, а там, как у воздержанного, уже все прекрасно помнящий «пацан» стоит. Надька, я
У меня, по-видимому, краснеют щеки и уши всего лишь от воспоминаний, пробегающих перед глазами, словно диафильм. Быстро притрагиваюсь к мочкам — определенно горят и даже чешутся. Прелестно! Я — вынужденно временно отец-одиночка с колоссальным неудобством в штанах, которое сейчас никак не устранить, не вылечить и не успокоить. Так мы далеко с кукленком не уедем. Нас ждет полный материнский крах!
— Па! — Сашка выводит из оцепенения и настраивает на серьезный лад. — Па, па, па! Ма-ма!
— Сашок, с тобой сейчас посидят Смирновы, твой крестный папка и тетя Оля. Ты там того папулю не обижай, а то они больше не согласятся с тобой тут оставаться, а я поеду за нашей мамочкой и вместе с ней кого-то тебе маленького в кармашке привезу. Согласна, детка?
— Я!
Смирновы, Смирновы, Смирновы… По-моему, они уже три месяца как официальная семья? Не помню точно, но наглый сученок Ольгу все-таки добился и на союз с ним приговорил! И крестным стал, и по любви женился, но крови всем нам изрядненько попил. Надька от их искрометных отношений даже чуть преждевременно не родила. Шучу-шучу, конечно, но наш Лешка стал однозначно мудрее, выдержаннее и, по-моему, степеннее с этой Ольгой, и стопудово вырос, как глава собственной семьи, в глазах своего отца.
— Так, солнышко, давай-ка посидим в манежике, пока я тут все уберу, — поглядываю на часы. — Скоро буду выдвигаться, детка. Сейчас-сейчас, иди-ка сюда.
Сашка не вредничает и не препирается, спокойно усаживается в свое огражденное мягкой сеткой жилище и начинает строить каких-то странных и чудаковатых зверей.
Пока ношусь по дому, собираясь за женой, малышка с каждым вынужденным подчиненным о чем-то своем разговаривает. Упрашивает, потом смеется, потом вдруг хмурится и выкидывает непокорных за ограничивающий ее передвижения забор. Я подхватываю игрушку и на место возвращаю:
— Сашка, не балуйся. Никого отсюда не выгоняй — здесь собрались очень нужные ребята, — бережно касаюсь розовой нежной щечки.
В дверь как-то слишком неуверенно звонят. По-видимому, пришли Смирновы!
— Здорово, Макс, — Смирняга почему-то шепчет, а я прищуриваюсь и рассматриваю новоиспеченную супружескую чету.
— Ты чего? Все нормально? — пропускаю в дом и здороваюсь с его женой. — Оля, здравствуй. Как дела?
— Привет! Спасибо, все нормально, — кареглазая мне отвечает.
— Саша спит? — Лешка продолжает одними губами еле-еле шевелить.
— Нет. В манежике играет. Проходите в дом, пожалуйста. Что вы мнетесь? Оль, Леш, правда, сейчас не до ваших душещипательных стеснений.
— Ты уже готов, отец? — Смирнов останавливается рядом, в то время как его жена подходит к нашей Александре.
Он следит за ней с любовью и чрезвычайно пристальным вниманием. У окружающих и у меня в том числе, складывается стойкое убеждение, что Смирняга
ко всей земной жизни эту женщину ревнует, а не только к наличествующему рядом с ней мужскому полу.— Привет, моя лапочка, привет! — она склоняется над манежем, протягивает к дочке руки и бережно вытаскивает малышку на белый вольный свет. — Как ты, маленькое тепленькое пузико? Ух ты, крошечная бандитка! Максим, она покушала?
— Да-да, Оль. Кормить не нужно, просто посидеть. Нормально? Ты не возражаешь?
— Нет-нет, — мне строго отвечает, а Сашке уже что-то на ухо напевает. — Маленькое солнышко, крошечка-гаврошечка ела кашку-малашку…
Доченька Олю уже знает — они с ней виделись неоднократно, поэтому сразу приветствует Смирнову и улыбкой, и булькающими звуками.
— Бу, бу, ля. Ля! — тычет в нос Оле огромную игрушку. — Ня! Ня! Ня-я-я-я-я!
— Максим?
— М? Леш, что-то случилось? — останавливаю свой разбег. — Ты какой-то тихий, прям с порога шептать начал, у вас с ней что-то произошло? — киваю на его вторую половину.
— Тьфу-тьфу! Ты что? Нет, конечно. У нас все очень хорошо. Хотел просто с тобой поговорить…
— Не возражаю! Но давай, наверное, в движении?
Смирняга, заметно сглатывая, кивает.
— Тогда, идем со мной.
Теперь мы шустро семеним по дому со Смирновым.
— Как Голден леди себя чувствует?
— Все хорошо. С утра звонила, смеялась, рассказывала про их очень скучное пребывание в том «жутком доме», ждут меня и подгоняют. Там прям зашкаливающее нетерпение! Выписка намечена на двенадцать, родители подтянутся к месту сбора у роддома, а эту маленькую куклу я просто не хочу туда тянуть. Это ведь больница, а Сашка слишком крошечная…
Такое впечатление, что Смирняга меня не слушает — у него смешной, не свойственный ему, слегка одухотворенный вид. По-моему, наш сильный Леша что-то недоброе в извилинах замышляет. Или мне так кажется, и я просто ошибаюсь в выводах, или нас в ближайшем будущем ожидает охренеть какой сюрприз? А по его задумчивому виду я думаю, что скорее всего, даже не один!
— Максим, — он прокашливается, затем по-воровски оглядывается и очень тихо спрашивает, — как ты ее уговорил? Надю? Как у тебя получилось?
Прищуриваюсь, подаюсь к нему вперед и встречно вышёптываю свой вопрос:
— Леш, ты извини, я не совсем понял тебя? Уговорил? Когда и на что?
— Так скоро и на второго ребенка…
— Это само собой произошло. Случайно. Забыли, на хрен, обо всем. Вообще не уговаривал, — все-таки останавливаюсь и подхожу к Смирнову ближе. — Что у вас произошло? Смирняга, заканчивай юлить, я же вижу, ты очень странный, тупо шепчешь прям с порога, теперь вот по дому ходишь за мной хвостом. Ты меня, любезный, таким нестандартным поведением пугаешь, а я доверяю, на секундочку, вам свою дочь. Ты… Твою мать! Леха, сука, спрашиваю в последний раз что случилось?
Он опускает глаза, потом куда-то их скашивает и, словно в сторону, но определенно мне, как собеседнику, говорит:
— Я очень хочу ребенка — сына или дочь. Понимаешь?
— Замечательно. А она что по этому поводу думает?
— Этого, увы, не знаю. Вдруг — нет? Мы с Олей пока такое не обсуждали, о детях вообще ни разу не заикались, как-то было не до этого. Да, блядь, я даже не знаю, как и с чего начать… Я не могу ее потерять! Не могу…
— Начинается? С чего вдруг сразу потерять? Что за долбанные мысли? Ну, обсудите, что ли? Спроси прямо! Как есть! Задай ей вопрос. Я убегу, а вы тут потренируйтесь на Сашке, только не разбалуйте за время моего недолгого отсутствия нашу очень взрослую дочь, — на последней фразе прыскаю со смеха.