Любовь нас выбирает

— Все! Теперь идем.

— Ты даже не посмотришь, что там получилось. Мне вот очень любопытно, например!

Загадочно улыбаясь, пролистывает папку с сохраненными фотографиями и, выбрав нужную, показывает мне. У Прохоровой талант — безоговорочно, сто процентов. Профессионально, скромно, просто — очень хорошо. Такое впечатление, что мы лежим на кровати, парим над землей, словно без поддержки, без крыльев куда-то ввысь летим.

— Тебе нравится, любимый?

— Очень! Надя…

Зовут! Сигналят, воют и… Свистят? Вот же Смирняга гад!

— Только один вопрос, можно, кукла?

— Конечно, — с серьезным видом разрешает.

— Как ты умудрилась из всех своих знакомых на роль «единственной надежной подружки» выбрать этого несносного бугая?

— Просто больше нет подруг, Максим. Так получилось — все куда-то разбежались, зато есть вы. Ты, мой любимый, да Лешка — очумелый черт…

Точно! Вот оно! Очумелый черт! Демон, дьявол, Сатана, тот самый Король ада — это все наш обожаемый Алексей «Великолепный» Смирнов.

Шумной компанией добираемся, наконец-таки, до места торжественной регистрации брака. Проходим все, что только можно и нельзя — смешки-издевки отцов, слезы счастья женской нежной половины, внезапный рисово-цветочный снег посреди лета, официальные поздравления, неоднократное «горько» и, конечно же, «люби и береги ее». А на финал, сидя в обнимку в салоне свадебного автомобиля, я слышу тихое сопение и «х-р-р, да х-р-р» на своем плече.

— Наденька, — аккуратно от щеки ее освобождаюсь. — Кукленок? Ты устала, детка?

— Я не сплю. Прости, Максим.

Приподнимается и сонными глазенками рассматривает вечернюю картину.

— Мы уже домой? Нас отпустили? — замечаю, как осторожно, чтобы виду не подать, поправляет босоножки.

— Угу. Нас вытолкали, кукленок. Приказали ехать и срочно делать детей — родители внучат заждались. Но… Моя любимая жена, ты там, по-моему, натерла ножку?

Надя резко встрепенулась — впервые вслух я назвал ее «своей женой».

— Нестрашно, мне совсем не больно, так маленькая ссадина, чуть-чуть дергает и щиплет, но дома все пройдет.

Могу себе представить это «маленькое чуть-чуть». Ладно, по ходу дела разберемся!

— Максим…

— Кукла, брачную ночь отложим на потом, — касаюсь ее лба рукой, осторожно пропускаю через пальцы выбившиеся волосы. — Сегодня будем спать, а супружеский секс, в нашем новом статусе, — подбираюсь к уху, прихватываю нежно мочку и сразу же зализываю свой укус, — перенесем на утро. Ты со мной, Найденыш?

— Я…

— Малыш, ничего такого. Ты, детка, очень устала, сильно переволновалась, перенервничала, растерла ноги, крутишь пальцы, — укладываю свои ладони на ее блуждающий ручной клубок, — да к тому же плохо ела. Надь, повторяю в последний раз, у тебя теперь есть вредный и законный муж, который будет чересчур внимательно следить за твоим питанием и телом. И потом, если мы намерены стать родителям, то мамочке надо бы жирок немного поднять, — пощипываю тельце где-то приблизительно в районе талии.

Пищит, краснеет, а я вижу этот слишком яркий алый цвет даже в полутемном салоне автомобиля. Дрожит, волнуется, переживает, не знает, как сказать?

— Надя, слышишь?

— Конечно.

— Прелестно! Укладывайся на плечо, поспи немного, а как подъедем к дому, я обязательно толкну.

Хотя уверен, что перенесу любимое и драгоценное тело через семейный порог, не проронив ни слова.

— Угу, — сопит встревоженная кукла. — Неудобно, глупо и по-детски тупо…

— Вместе, вдвоем и навсегда, — парирую ее высказанную очевидную глупость. — А завтра, — прикасаюсь к кончику носа, — не обессудь, кукленок. Я на тебе оторвусь за все то время, что пропустил. У тебя должок — шесть долгих лет.

— Оторвешься? Это еще что значит? Может лучше сейчас, ванильненко и осторожно, как я люблю, — произносит пошлости мерзавка, поглядывая с опаской на водителя. — Максим, — лезет к уху, — ты меня пугаешь или возбуждаешь?

— Не бойся, кукла, неудовлетворенной не уйдешь, — притягиваю ее лицо к себе и губами, долго не разыскивая, сразу нахожу любимые розовые губы. — Люблю…

— И я.

Летний город как будто бы взбесился — мы добирались в нашу тихую гавань полтора часа. Там в пробке постояли, там увидели аварию, там был перекрыт проезд, туда вообще нельзя. Короче, я сам себе накаркал спокойную без приключений ночь!

— Пока, — шепчу водителю, придерживая спящую на руках жену. — Спасибо, что подвез.

— Поздравляю!

— Спасибо.

— Завтра, во сколько быть?

Показываю, что обойдемся. Похоже, завтра будет крепкий и здоровый сон в перерывах между неоднократными постельными забегами.

Прощаемся, расходимся и отъезжаем каждый по своим сторонам. Я прохожу с Надеждой на руках наш двор, поднимаюсь по ступенькам, не спеша открываю входную дверь и замираю. Прелестно! Сам себе не верю:

«Мы с Надей полноценная семья!».

Улыбаюсь широко и так же широко шагаю внутрь дома. Пяткой закрываю дверь, прислушиваюсь к тишине и тихому сопению Нади. Рассматриваю красивые сейчас расслабленные женские черты и на одно мгновение ее лицо внезапно очень ярко чем-то освещается.

— Да твою ж мать! Как вовремя. Хорошо, что уже прибыли на место, — за каким-то хреном пересказываю сложившуюся ситуацию.

Вспышка! Надо бы поторопиться и не спугнуть спящего кукленка.

— Раз, два, три, — несу жену по лестнице, а про себя и тихо вслух считаю, — четыре, пять, шесть, семь…

Удар, раскат — летний гром!

— Максим, — жена скулит и лезет мне на шею. — Господи, это что?

— Это похоже на небесное поздравление, кукленок. Спи, все хорошо.

Эпилог

Надя забеременела через каких-то… Тут та самая барабанная дробь!

И фантастический финал — через двенадцать часов после бракосочетания, праздничного банкета, совсем не «чуть-чуть», а основательно растертых ног, и ночной июльской грозы. Блин! А я ведь так и не потрахал куколку в нашу законную и предназначенную для этого дурного дела ночь. Ни при чем «пацанчик» в буквальном смысле в тот знаменательный вечер оказался! Как так вышло, сам черт тогда не разобрал! Да, такой вот реальный анекдот, смешная правда жизни. Ну… Чего сейчас вру и скромничаю?

«Зверина», безусловно, порезвился и «покушал» — я полностью раздел малышку, не оставил даже тонкого лоскутка ее белья, потом немного поласкал — каюсь, вообще не смог сдержаться, когда увидел призывно колышущуюся свободную от свадебного платья грудь, пару, а может и не пару, раз губами к розовым вздрагивающим вершинкам смачно приложился — Надька выгибалась, подставлялась и стонала, несколько раз дала себя в две пары нижних губ поцеловать, потом еще чего-то попросила, но… Твою мать! Любить определенно бездыханное, но оттого не менее желанное, тело — так себе занятие даже для сексуального извращенца вроде меня. Я на всякий случай, когда она была еще в некотором подобии сознания, уточнил: