Любовь по-английски

Тьфу. Я положила руку на грудь и прижала ее. Он казался таким чертовски потерянным, это не было похоже на Матео, которого я знала. С другой стороны, я тоже не была той Верой, которую знала.

– Это нормально, - попыталась я его успокоить.
– Я прощаю тебя. Я просто не знаю, что делать.

– Я думаю, единственное, что мы можем сделать... это продолжать общаться?

Я наклонилась и выключила свет, оседая назад под одеяло.
– Я бы с удовольствием.

– Итак, - сказал он после паузы.
– Что на тебе одето?

– Ох, иди в задницу, - пожурила я его, произнося слова со своим лучшим испанским акцентом.

– Иди в задницу, - заявил он радостно.
– Мне это нравится. Мне нравится твое произношение, все очень хорошо. Как насчет того, чтобы поговорить про этот путь…

Итак, через неделю после Лас Палабрас, Матео учил меня, как правильно ругаться на испанском до пяти утра, пока на небе не начали исчезать звезды.

Глава 20

По сравнению с предыдущим месяцем июль тянулся медленно. В некотором смысле это было хорошо, так как каждый прожитый день отдалял меня все дальше и дальше от испанской Веры. Становилось все труднее воссоздавать воспоминания в деталях - это заставляло меня забывать разговоры, забывать о себе. Каждый день приближал меня все ближе и ближе к старой Вере Майлз, но я не хотела назад, поэтому было лучше, чтобы месяц тянулся медленно.

Была только одно, что поддерживало меня на протяжении всех дней - это Матео. Конечно, я наслаждалась летом, погодой и великолепными пляжами, дожди прекратились. Я поехала в Калгари увидеть отца и Джуд, и это был приятный маленький побег, папа до сих пор баловал меня. Я снова вернулась на работу в кафе, только на неполную ставку, поэтому я брала выходные, когда могла. Я даже мимоходом встретилась с Джослин, когда та приезжала в город - все завершилось попойкой на Гранвиль-стрит и моими слезами, я слишком много выпила. Я не могла винить ее в поспешном отъезде в Саскачеван после всего этого.

Но при всем этом я каждое утро ждала звонка от Матео. Он был занятым человеком, по-прежнему собирался открыть ресторан в Лондоне, для этого ему и нужен был английский, поэтому мы не могли каждый день разговаривать по телефону. Но мы переписывались так часто, как могли, и отправляли письма, когда SMS-сообщений было недостаточно.

Порой мы часами болтали обо всем на свете. В другое время мы смотрели фильмы вместе, пытаясь синхронизировать на компьютере наши DVD-диски. В другой вечер мы пробовали секс по телефону, что было абсолютно ново для меня. Я никогда не спрашивала, где он был, когда мы вели эти грязные разговоры, и старалась не слишком много об этом думать. Он удовлетворял себя, говоря на неистовом испанском языке, и это так чертовски возбуждало, что через несколько секунд я кончала. Мой вибратор, безусловно, заставлял меня кричать. Но никто бы не хотел кричать, когда живешь с матерью и братом.

Мы дошли до предела, но все же это выглядело так естественно.

Так что, в некотором смысле, я была удовлетворена. У меня была здоровая сексуальная жизнь в ее фантастическом виде, я могла поддерживать с ним связь, слышать его голос, разговаривать, наслаждаться обществом друг друга. Это было похоже на следующий этап отношений, на более медленную, далекую версию того, что у нас было в Лас Палабрас.

Но в другом я была абсолютно несчастна. Я много раз слышала его шепот, что он кусает мои соски, не нуждаясь в том, чтобы сделать это физически. Это было не раз, но он мог бы сказать, что любит меня и что ощущает боль, что не может обнять меня.

Он был для меня единственной радостью, но через некоторое время мне этого становилось недостаточно. Как только я приземлилась в Крэйзивилле, моя депрессия вернулась. Хуже всего, я должна была выбрать курсы на учебный год и уже думать о будущем, где нет места человеку, которого я люблю.

В один чрезвычайно жаркий и влажный день, я чувствовала, что довольно близка к истерике. Это спровоцировало то, что мы с Матео поссорились в предрассветные часы. Не было даже конкретной причины, я просто была очень озлобленной и грубой, и он не сдержался, выпустив сердитого испанского жеребца. Я не видела такую его сторону часто, и это заставило меня понять, что я не могу включать стерву без причины и отрываться на нем.

Лишенная сна и еще больше разозлившаяся из-за нашей ссоры, я провела утро, слушая тяжелую музыку из альбома «King for a Day» группы Faith No More. Он был на повторе, поэтому я убирала свою комнату снова и снова.

– Так, ладно, все, - заорал Джош, внезапно появившийся в дверях. Он подошел к док-станции для iPod и убавил звук, а затем прислонился к столу и уставился на меня, сложив руки на груди.
– Это должно прекратиться.

Я в миллионный раз посмотрела на забрызганное окно и нахмурилась.
– Что?

– Это. Тяжелая музыка.

– Ну и что? Не будь ненавистником, как Паттон.

– Я не ненавистник. Но ты чертовски сводишь меня с ума, Вера, - сказал он, потирая затылок.
– Я скажу как есть, ты меня немного беспокоишь.

Я переключилась на него. Полностью развернулась к нему, оставив средство для чистки окон на подоконнике.
– О чем ты говоришь?
– спросила я, сердце восстанавливало ритм.

Он указал на музыку.
– Ты каждый день слушаешь тяжелый рок. И сколько не убирай, всего не уберешь. Я разговариваю с тобой, но ты и половины не слышишь. Ты только тень моей сестры.

Неприятно было слышать это от него. Неужели это так очевидно? Я открыла рот, чтобы возразить, но он продолжил.

– Позже в тот же день, а иногда и по утрам, ты уже самая счастливая. Ты как глупая, со стеклянными глазами, чертова кукла, ты улыбаешься, и это здорово. Но ты все еще не здесь. Потом у тебя снова случается приступ ПМС, - он поднял руки вверх.
– Послушай, я знаю, что мы не рассказываем друг другу всего. Я знаю, что ты старше, и у тебя свои проблемы, у меня - свои. Но ты знаешь, что можешь всегда поделиться со мной. Знаешь, иногда это трудно, просто проживать жизнь? Такое чувство, что ты все еще в Испании.

Запершило в горле. Мои глаза щипало. Он был прав. Я не вернулась из Испании вообще.

Он протянул руку и закрыл дверь. – Ты не должна мне рассказывать, что там случилось, но... Я думаю, для нас так будет лучше.

Мой брат был прав. Я действительно ему ничего не сказала. Только то, что скучаю по друзьям, и он знал, что эта поездка значила для меня. Но когда дело дошло до Матео, я не произнесла ни слова. Джош даже не знал его имени.

Он был единственным в семье, кому я могла по-настоящему доверять, на кого могла положиться. Он всегда меня поддерживал, когда другие отворачивались. Я задолжала ему правду, как бы глупо это не звучало, в конце концов.

Тяжело вздохнув, я села на кровать и похлопала рядом с собой.

– Садись, - сказала я.
– Сейчас будет фигня в духе Николаса Спаркса.

Он неохотно сел, прекрасно зная, что я ненавижу Николаса Спаркса: книги и фильмы. Я все ему рассказала: с того момента, как я села в автобус в Мадриде и до того, как смотрела в зеркало заднего вида такси на Матео.

Джош потерял дар речи и сидел с широко открытыми глазами. Я встала и налила себе воды, в горле пересохло от разговоров, а потом рассказала ему о последнем месяце, о наших телефонных звонках и как это отразилось на мне.