Любовь с первой строчки

Где нет побежденных,

Там нет победителей,

Без тигров

Не будут нужны укротители,

Да здравствуют сложности

Страстного мира,

Пусть дни как кометы

Проносятся мимо,

Да здравствует пекло,

И ярость мгновений,

Да здравствует грохот сердцебиений...!

Еще снимки.. их бесконечного много, вот мой герой среди политиков, известных, примелькавшихся лиц, вот он выступает с трибуны, среди писателей, но где же снимок Аллы? Я видимо пропускаю ее фото как незначительное, и Нина, стоявшая за моим плечом, помогает мне. "Вот Алла" - говорит она, достав из пачки один, черно-белый, большого размера снимок. Я внимательно всматриваюсь в лицо на фото. Брюнетка, черты лица правильные, умный, внимательный взгляд, за которым чувствуется богатый внутренний мир. Долго всматриваюсь в лицо: ведь эту женщину любил сам Михаил Чулаки! Михаил Михайлович стоит тут же, за моим плечом и молча наблюдает за мной. "Красивая" - наконец, произношу я со вздохом и откладываю снимок в сторону. Нина торопливо дополняет мое заключение:

– В жизни она была еще красивее.

Я перебираю все фотографии, ни одной не пропускаю.. Откладываю в сторону один снимок Чулаки. Вот здесь он такой, как в жизни: весь ушедший в себя, очки сняты, взгляд устремлен в глубину своей мысли. Лоб, морщинка у переносицы, все говорит о напряженной работе мозга. Прошу эту фотографию для себя, и мне ее великодушно дарят.

Глава 13.

Презентация в БДТ,

5 ноября 2001

Все-таки Михаил Михайлович решил оперировать левый глаз, который почти не видел, и хотя врачи большого эффекта от операции не обещали, но и терять было нечего. По-прежнему писателю приходилось ездить в поликлиники, - и в творческую, и в Центр Зрения. Но вот настала пауза, звонки прекратились, и я загрустила. Начала копаться в себе, выискивая, вытаскивая из памяти все неудачи и промахи, начала фантазировать, изводить себя мелочами. "Все кончено! Ему надоела моя несдержанность и болтливость!" Быть собой при общении с близкими -- непозволительно: хочешь-не-хочешь приходится постоянно обуздывать себя, подстраиваться, из страха как бы "домашние враги человека" не взбунтовались и не отравили безмятежность моего духа. Оставаться собой рядом с любимым -- истинная роскошь, в которой я купалась, не задумываясь, как выгляжу со стороны. В наши редкие встречи я вела себя естественно, говорила только то, что думала, никогда не сдерживала своих эмоций, хотя спустя время и раскаивалась, сожалея о своей импульсивности.

Телефон упорно молчит, молчу и я. Изнываю от нетерпения, терзаюсь желанием набрать знакомый номер. "Выдержка, выдержка, выдержка.." - приходит на ум совет Татьяны Дорониной из популярного фильма. Наконец, звонок. Михаил Михайлович приглашает меня в БДТ на презентацию под названием "Человек года".

У меня мало времени на обдумывание своего туалета, выгребаю из шкафа весь гардероб, роюсь и с досадой все откидываю в сторону. Что обычно надевают на себя дамы в подобных ситуациях? Наверное длинное, черное платье с открытыми плечами и норковым палантином поверх, - но у меня нет ни того, ни другого. В панике звоню не близкой приятельнице, которая общается в высших, недоступных простым смертным, сферах:

– Завтра презентация, а у меня нет бриллиантов, я пролетаю!

– Не суетись. Знаешь что такое пролететь? На прошлый прием мой новый вырядился в смокинг, галстук-бабочку, а публика пришла богемная, все в потертых джинсах и затрапезных свитерах. Моего нового приняли за официанта. Свалили с позором.

Наутро мчусь в торговый центр. Элегантные замшевые сапожки на шпильке? Беру! Но к ним нужна сумка! Вот эта, неброская, замшевая в тон -- годится! Черный, с рюшами вокруг ворота и запястий, облегающий джемпер -- сам окликает меня с витрины. Беру! Уффф! Остается унять волнение.

Вечером следующего дня непогода обрушила на город все возможное буйство, - и я мчусь в туманном потоке среди таких же грязных и жалких автомобилей по раздолбанным, в ухабах, питерским дорогам. Включаю фары, и дворники едва успевают очищать стекло от снега и грязи. На презентацию едем втроем, с нами Нина, это не портит мне настроения, и я безумолку, возбужденно трещу, не обращая внимания, слушают меня мои пассажиры или нет:

– Неужели Михаила Михайловича выберут писателем года? Ни за что в это не поверю! Слишком он принципиальный, слишком бескомпромиссный. Выбирают и награждают обычно тех, кто угоден и удобен власти, и пишет нечто нейтральное, всех устраивающее, никого не обижающее. А Михаил Михайлович? Да он всей своей культурностью, интеллигентностью, неподкупностью, всем своим образом жизни, честным, скромным, - должен раздражать нашу коррумпированную власть, мешать им, продажным и лживым чувствовать себя комфортно, ведь на фоне таких как Чулаки они выглядят еще ужаснее.

Михаил Михайлович молчит, отвернувшись, смотрит в окно. Нина, чтоб поддержать разговор, тихо вздыхает:

– Что поделаешь, кругом воруют.

Паркуюсь сначала на Адмиралтейском проспекте. Михаил Михайлович уходит в Союз Писателей, и вернувшись, разочарованно сообщает:

– Анечка, я вынужден тебя огорчить...

– Для меня нет билета?
– у меня падает сердце.

– Нет, билет есть, но сидеть придется отдельно. Так получилось, что два места рядом, а одно - отдельно.

– У-у, - я вовсе не пытаясь скрыть свое неудовольствие.

Направляю машину к БДТ, едем с большим запасом времени, но Фонтанка в нескольких местах перекрыта-перерыта, приходится объезжать, колеся по лабиринтам центральных закоулков. Паркуемся у театра минут за 15 до начала презентации. Втискиваю свой юркий, малиновый Гольф между напыщенными Джипами, Мерседесами, Вольво..

В БДТ я впервые, говорю об этом вслух без стеснения и стыда, не скрывая своего равнодушного отношения к театру. Раздеваемся в гардеробе. Михаил Михайлович причесывается перед высоким зеркалом. Его часто окликают, жмут руку, обращаются с приветствиями. "Как приятно погреться в лучах славы" - с трудом сдерживаю себя, чтоб не взять его за руку, не прижаться к его плечу. Михаил Михайлович улыбается, вид у него торжественный, настроение -- соответствующее, на нем строгий темно-синий костюм, выглядит он как всегда элегантно.

От толпы, хаотично рассредоточившейся в фойе и зале, стоит ровный гул, тут и там мелькают знакомые телевизионные лица. Мой взгляд выхватывает благородную осанку и стать солидного, седовласого Олега Басилашвили. Наблюдаю, как к нему за автографом подходит молодой человек, по виду - студент, протягивает программку с просьбой расписаться, смотрит на актера снизу вверх, восхищенно, с оттенком подобострастия, но Басилашвили ничего не ответив парню, даже не удостоив его ласкового взгляда, - проходит мимо. Картина вызывает у меня недоумение. Из небогатого опыта мне доподлинно известно, что по-настоящему великие люди в общении всегда оказывались милыми и снисходительными.. Не могу себе представить, чтоб мой писатель кому-то отказал в автографе, сочтя для себя унизительным расписаться на открытке незнакомого, незначительного студента или простого работяги..

Мы втроем не спеша прогуливаемся по фойе. Предлагаю спуститься в кафе, выпить сок, съесть пирожные, но Чулаки отказывается, а театр уже заполняет звон, приглашающий в зрительский зал.

– Будешь сидеть с писателем Рубашкиным, - сообщает Чулаки.

– Не хочу с Рубашкиным, - я снова надуваю губы и смотрю на моего кумира снизу вверх, взглядом вопрошающе-умоляющим.

Михаил Михайлович улыбается, и через несколько минут отыскав меня в зале, усаживает рядом с собой. Итак, Михаил Михайлович сидел посередине, а мы с Ниной по обе стороны от него, совсем как в эпизоде повести "Каскадер".