Любовь со вкусом миндаля

— Но, если мистер Хейворт в будущем захочет навещать ребенка, то миссис Хейворт возражать не будет. Я подготовила дополнительные соглашения, отметив нюансы опеки и график посещения, но полагаю, будет логичней обсудить его предметней после рождения ребенка. — Она прямо посмотрела на Ника. — И у мистера Хейворта будет время определиться со своей позицией…

Шэрен вздрогнула, когда Ник, до этого молча слушавший адвокатов, с силой ударил ладонью о стол и, цветисто выругавшись, угрожающе прорычал:

— Ничего не мешает, говорите? — Ему никто не ответил. — Оставьте нас! — следом приказал он.

Брендон поднялся, Трейси не шелохнулась.

— Мисс Полански, могу я поговорить наедине со своей женой? — Ник особо выделил последние два слова, ясно напоминая всем присутствующим без исключения, что Шэрен все еще его.

Трейси вновь проигнорировала его и повернулась к побледневшей подруге, ожидая кивка или какого-то другого знака, обозначившего согласие на приватный разговор с мужем. Шэрен чуть качнула головой и в упор посмотрела на Ника.

— Мистер Хейворт, не забывайте, что ваша жена находится в деликатном положении, будьте сдержанней.

Ник бросил на Трейси взгляд, который был хорошо знаком Шэрен: еще слово и от этого здания и кирпичика на кирпичике не останется. Но та с непроницаемым лицом направилась к выходу, где уже стоял Брендон, придерживая дверь.

— Какой срок? — спокойно поинтересовался Ник как только они остались вдвоем. Но его спокойствие не ободрило Шэрен. Оно было напускным и таким же обманчивым, как нежданный штиль на море, обычно предшествующий ужасной буре.

— Шестнадцать недель.

— Это мой ребенок?

Шэрен часто размышляла, может ли быть больнее, чем тогда, когда Ник, обливая презрением и ненавистью, обвинял ее в предательстве? Когда, не дав сказать ни слова, не желая ничего слушать, выбросил обручальное кольцо и оставил ее рыдать на полу. До этого момента Шэрен казалось, что нет. Как же она ошибалась! Сердце, вопреки приказам разума не слушать злых слов, разрывалось от обиды и отчаяния. Но она не будет ничего доказывать, убеждать или просить. Ник достаточно ее унизил, больше такого удовольствия он не получит.

Шэрен придвинула к себе документы и подписала их, соглашаясь со всеми условиями развода.

— Ты свободен, — подтолкнув к нему бумаги, сказала она. — Мы ведь ради этого собрались.

— Ты не ответила на вопрос. — Он не удостоил бумажки и взглядом, продолжая пристально изучать лицо жены.

— Потому что он оскорбительный! — не выдержала Шэрен.

— Извини, что не верю на слово! — повысил голос Ник.

Она сделала глубокий вдох, стараясь поймать ускользающее и такое хрупкое душевное равновесие.

— По какому праву ты оскорбляешь меня? Я даю тебе развод, ничего у тебя не требую, даже твою фамилию для ребенка. — Шэрен твердо решила взять обратно фамилию Прескотт, и у малыша будет именно она. — Трейси сказала, что ты должен знать, мне кажется, она ошиблась. — Она непонимающе пожала плечами, потом взяла сумочку и поднялась. Ник тоже встал.

— И не тебе обвинять меня в неверности, — не сдержалась она, вспомнив все измены Ника. Ведь они все еще женаты, значит, его любовные похождения ни что иное, как нарушение брачных обетов и клятв, которые они давали. На мгновение в голубых глазах что-то промелькнуло. Стыд? Сожаление? Раскаяние? Шэрен не стала выяснять и разбираться, да и сменилось оно настолько быстро холодным безразличием, словно ничего и не было.

— Мы не договорили, — не собирался сдаваться Ник.

— Нам не о чем больше говорить, — устало произнесла Шэрен, собираясь уйти.

— Нет, есть о чем! Если это мой ребенок…

— Если твой? — резко развернувшись, хрипло переспросила она.

Ну что же, Ник желал полной свободы, и ребенок никак не вписывался в его планы. А тем более от женщины, которую он ненавидел. Вот только совесть не позволяла поступить так же, как его отец поступил с матерью самого Ника. Он не мог бросить своего ребенка, хоть и не хотел его.

Шэрен сглотнула, готовясь произнести самую чудовищную ложь в своей жизни.

— Живи спокойно, Ник. Это не твой ребенок.

Все, она облегчила ему жизнь, и больше их действительно ничего не связывает, а малыш будет только ее.

— И держись подальше от меня. — Шэрен развернулась и буквально побежала к двери, но Ник кинулся следом, преграждая путь.

— Не смей больше лгать мне! — предупреждающе процедил он, решительно привлекая ее к себе, не позволяя ускользнуть.

— Я никогда не лгала тебе! — крикнула она. — И не смей прикасаться ко мне! — Шэрен билась в его руках, надеясь оттолкнуть, высвободиться и убежать. В своих снах она научилась убегать от него, и даже от себя самой.

— Я твой муж, — прижимая ее еще крепче, вдыхая легкий аромат духов и ощущая даже через пиджак ледяные ладошки, с силой упиравшиеся ему в грудь, жестко заявил Ник. — И это мое право.

Шэрен вздрогнула, но не от его замечания, сказанного грубо и властно, а от прикосновений, которые, вопреки словам, были осторожными и нежными. Он поглаживал ее спину, несмело поднимаясь выше, к затылку, путаясь в волосах и ласково перебирая их пальцами.

— Не смей, — прошептала она.

Сейчас в его глазах отражалась только она — Шэрен. Сколько бы женщин не было в его жизни, сейчас он хотел именно ее. Ник с жадностью смотрел на розовые губы, готовый вот-вот припасть к ним, целуя страстно и трепетно, так, как умел лишь он один, и Шэрен боялась этого поцелуя.

За время, проведенное без мужа, она всеми силами старалась возненавидеть, разлюбить, забыть его, но у нее не получилось. Зато Шэрен удалось запереть свои чувства под замок, спрятать в самый темный уголок души и хоть немного, но унять боль, ядовитым шипом впившуюся в сердце. Она методично, кирпичик за кирпичиком, выстраивала толстую стену между собой и своей любовью к Нику. Вот только сейчас, оказавшись с мужем лицом к лицу, она с ужасающей ясностью поняла, что стена не такая уж цельная и крепкая. Одно касание губ и он снова сможет сделать с ней все, что пожелает. Но Шэрен не могла этого допустить. Вновь ощутить вкус его поцелуя; вдохнуть неповторимый аромат океанского бриза и осенней прохлады, которым дышала его кожа; оказаться в крепких и когда-то таких надежных руках… и снова потерять. Вновь оказаться брошенной и раздавленной, когда Ник удовлетворит свои желания и пойдет искать новую игрушку. Нет, больше Шэрен такого не переживет.

— Не смей, — твердо повторила она.

Ник моргнул, словно находился во сне и только сейчас очнулся, и убрал руки с талии жены. Шэрен, не оборачиваясь, выскочила из кабинета и столкнулась с двумя парами изучающих глаз. Брендон пил кофе, Трейси держала в руках телефон.

— Я подписала документы. — Трейси бросилась к ней, но Шэрен выставила вперед руку, отметая сочувствие. — Все нормально, правда. Мне… мне нужно на работу, — солгала она и быстро ушла. Еще мгновение и едва сдерживаемые слезы потекут по лицу, а плакать на глазах у адвокатов — непозволительная роскошь.