Любовная лирика классических поэтов Востока
Шрифт:
* * *
Ты — коварство, ты, милая, — ложь, ты сжигаешь меня. Взглянешь — тысячу раз обожжешь, ты сжигаешь меня. Ты — свеча на пиру; я кровавые слезы лью; Ты с другими смеешься и пьешь, ты сжигаешь меня. Я рыдаю — пою; моя печень — свирель, в ней лады Прорезает страдания нож, — ты сжигаешь меня. Госпожа мироздания, в пламени вздохов моих Оба мира сгорают, — и все ж ты сжигаешь меня. Все другие — шипы, ты с шипами беседу ведешь, Мне же только печаль отдаешь, — ты сжигаешь меня. Виночерпий! Зачем ты мне чашу наполнил вином? — Пламя жидкое в горло мне
* * *
Твой локон с мускусом я сравнивал напрасно, — я не знал, Что лик твой мускуса черней! Теперь мне ясно, — я не знал! И сам я черным прахом был, но ты в меня вдохнула жизнь! О, как опасна красота и как всевластна, я не знал. С тех пор, как твой влюбленный взор моей душе послал привет, Я пил твое вино, — иных, влюбленный страстно, я не знал. Но если цель твоей души из праха создавать любовь, Зачем тебе лежать в пыли, страдать всечасно, я не знал. И если свечи на пиру горят и плачут обо мне, Зачем, когда сгораю я, ты безучастна, я не знал. Бежал я, страждущий Ахмед, бежал от гнева глаз твоих, Бежал к тебе. Иных путей искал напрасно, — я не знал. * * *
И опять моя душа возле милой вьется, Будто сердце мое рядом с ее сердцем бьется. Сердце — роза, лик — бутон, стройный стан — чинара; Кипарис тюльпаноликий, как тюльпан смеется. Мускус утренней росы, освежив чинару, С кипарисового стана ароматом льется. Голубок моей души воспарил к чинаре И в когтях огромной птицы, беззащитный, бьется. В сердце сохраняй, Ахмед, эту тайну сердца, — Только разве тайна сердца тайной остается? * * *
Кровью глаз пишу письмо, — о свидании молю, Ливни слез прольет перо в каждую строку мою. Я пишу, но сух мой слог — пусть пустыню слов моих Орошает слез поток, — я пишу и слезы лью. Раз в году свершают хадж — в Мекку ходят раз в году, Так и я лишь раз в году у твоих дверей стою. Сам себе твердил не раз, но к советам разум глух: Радость нам дается раз, — дважды не бывать в раю. Кровью изошел Ахмед, кровью изошло перо: Оба ранены тобой, — нас двоих спаси, молю. * * *
В кольцо, как черный локон свой, меня скрутила ты, В себя, о счастье черное, меня влюбила ты. К огню тоски приучен я — горю свечой в ночи, Бессонный, ибо погасить меня забыла ты. Луна и солнце — мотыльки перед твоей красой, А я — жаровня, грудь мою углем спалила ты. Я пьян, поскольку я влюблен в нарциссы глаз твоих, Я пью рубины сладких губ, — меня споила ты. О дева рая, ты — свеча, я — мотылек в огне, Сияньем красоты своей меня сгубила ты. Твой раб Ахмед страдает, он с тобою разлучен, Ах, если бы свиданья час мне подарила ты! * * *
Луну ты можешь изловить арканом кос, красавица. Газели глаз твоих глядят, как лев на коз, красавица. Аллах! Какое колдовство! — роса бежит из глаз твоих, Бежит ручей по завиткам твоих волос, красавица. В саду души, лукавая, ты с головы до ног цветешь, Как будто нежной розы куст в душе возрос, красавица. Когда же в мире не поют коралл и жемчуг уст твоих, Текут алмазы двух миров — потоки слез, красавица. Не
странно, что твои глаза Ахмед считает звездами — Их звездный блеск бессонницу ему принес, красавица. * * *
Не розу я нашел — шипы! И вот бегу я прочь. Одежду жизни рвут шипы! Кто может мне помочь? Коль скоро звезды призовут тебя, о луноликая, Слезами я украшу ночь, как звездами точь-в-точь. Коль скоро в сердце не смогу сберечь великой тайны я, Как флейта, будет вся земля рыдать и день и ночь. В зенит восходит красота, и в пору полнолуния На лик луны издалека я поглядеть не прочь. Сказал я милой: «Я люблю! Я — раб!» Она ответила: «Я вырву сердце у раба и в прах велю столочь!» Сказал я: «Пусть умрет Ахмед от радости!» Ответила: «Благое дело! Может быть, ему смогу помочь…» * * *
Думал, милой письмо напишу я едва ли, — я написал! На пергаменте сердца трактат о печали я написал. Как стенал соловей до утра, и на розах зари Пальцы ветра письмо о любви написали, — я написал. Как в пустыне разлук заблудился рассеянный взор, — Это мне гиацинты кудрей рассказали, — я написал. Ы чаше глаз, покрасневшей от слез, отразился твой лик, Словно образ, красавица, твой на коралле я написал. И горела свеча, и горел, как светильник, Ахмед, И о том, как любовью слова воспылали, я написал. * * *
Света нет, если ты не приходишь ко мне каждую ночь, И луна в небесах зажигается не каждую ночь. Без тебя, луноликой, в обители глаз — темнота, Хотя сердца свеча истлевает в огне каждую ночь. Это счастье — глядеть на цветущие кущи кудрей, На смеющихся роз лепестки при луне каждую ночь. Завитки гиацинтовых локонов я полюбил, Что на ложе цветут, будто сад в тишине, каждую ночь. Этот пир восхваляет душа, благовонья куря, Чтобы дым, будто локон, вился в вышине каждую ночь. В сновиденьях Ахмед не бывает в раю потому, Что с тобой он в раю наяву, не во сне, каждую ночь. * * *
На больного только глянешь — и убьешь. Нас кудрями заарканишь — и убьешь. Сто купцов купить готовы поцелуй: С ними торговаться станешь — и убьешь. Захочу, убью Ахмеда, говоришь? Раз убила, два убила — вновь убьешь. * * *
Клятву верности дала ты или нет? Я страдаю: солгала ты или нет? Прах следов твоих бальзамом был для глаз — Исцелить меня могла ты или нет? Соловьем запело сердце пред тобой. Для меня ли расцвела ты? Или нет? Для меня ли в своем сердце собрала Благовоний ароматы? Или нет? Ты сказала: «Я убью тебя, Ахмед!» Клятву верности дала ты или нет? * * *
Твой рот как алый лепесток, моя любовь. Тебя, как тайну, я берег, моя любовь. Слова могу я гнуть, как бровь, — и все равно Я о тебе скажу: «Цветок — моя любовь!» Пред кипарисом слезы лью, — бежит ручей, Сказала ты: «Ручья исток — моя любовь». Мишенью стала грудь моя для глаз твоих, Для стрел твоих, о мой стрелок, моя любовь. Я говорю: «Ахмед, люби, покуда жив!» Я стар, но юн любви росток — моя любовь.
Поделиться с друзьями: