Любовница бури
Шрифт:
Только теперь Поль понимала всю серьезность положения.
Он сказал правду, когда в лесу признался в том, что делал страшные вещи и только с ней вел себя по-другому. Из-за его благосклонности девушка слишком расслабилась, и забыла кто рядом с ней на самом деле.
– Ну… - Шварц даже немного растерялся, - я не убивал ее своими руками, как и ее сообщниц. Просто… отдал приказ. Поль, послушай, - он рванулся к ней и попытался ухватить за руки, но она снова попятилась подальше от него и увернулась, - они бы снова попытались навредить тебе, я не мог подвергать тебя такой опасности…
– Ты лгун и чудовище, - выплюнула Поль, рукавом своей тюремной пижамы вытирая предательские
Но ее желание не было исполнено, хотя Поль даже с некоторой долей облегчения ждала, что окажется в темной одиночной камере и сможет там вволю поплакать без посторонних глаз.
Рихард тяжело, покорно вздохнул, надел маску и приказал тюремщикам вернуть девушку обратно в барак.
– Как тебе будет угодно, - скорбно прошептал он Поль на прощанье.
Глава восемнадцатая.
Аквитания. Декабрь 1941 года.
Очень скоро у Монстра появился настоящий конкурент по наведению страха в Гюрсе одним своим появлением. И ведь ничего не предвещало беды – первые недели рыжий офицер мало взаимодействовал с заключенными, в основном появляясь в компании административного персонала и с дотошностью ученого изучая все механизмы функционирования лагерной жизни. Не будь он нацистским военным, Поль невольно сравнила бы его с ребенком, постигающим мир – его интересовала абсолютно каждая сфера, и не было никакой мельчайшей детали, в которую он не попытался бы засунуть свой прямой, идеально пропорциональный нос.
Следом за проявлениями его любознательности следовали и удивительные изменения в привычном укладе вещей: В бараках появилось что-то, отдаленно напоминающее лежаки из старой холщевины и сена; прием пищи стал случаться уже больше одного раза в день, да и качество еды изменилось к лучшему; лазарет уже куда больше оправдывал свое название, а большинство ям с трупами закопали. Но в тоже время неминуемо перестраивались и укреплялись ограждения. Заключенные не спешили радоваться, сразу заподозрив что-то недоброе.
И вскоре оберштурмбанфюрер Вольф явил лагерю свое настоящее лицо.
Всех жителей бараков согнали на просторный плацдарм, образовавшийся на месте прежней братской могилы, и вынудили выстроиться перед импровизированной трибуной, позади которой переминалось с ноги на ногу все прежнее руководство лагеря.
Поль легко отыскала глазами Монстра, и с удивлением отметила, что даже его внешний облик претерпел изменения: маска осталась на месте, но вместо плаща и глухих одежд, рослая фигура мужчины была затянула в черную военную форму с нашивками третьего Рейха, идентичную такой же, которую носили остальные офицеры. Поль быстро отвела глаза, но теперь не могла перестать размышлять о причинах подобной перемены… Неужели, даже Шварц был вынужден изменить своим привычкам под давлением нового руководства? Да кто такой в конце-концов этот…
Рыжий офицер вышел к трибуне и окинул взглядом заключенных. Он стряхнул со своей формы невидимые пылинки рваным движением руки. В его холодных голубых глазах отражались тяжелые облака, низко проплывавшие над плацдармом. За его спиной трепетали на ветру алые флаги Рейха.
– Sieg Heil! – крикнул рыжий, и выполнил характерное нацистское приветствие, после чего заговорил на безупречном французском, - работники и военнопленные лагеря «Гюрс». Я оберст-лейтнант Альфред Вольф. С первого января тысяча девятьсот сорок второго года лагерь будет находиться под моим руководством. Каждый из нас, по мере своих способностей, обязан трудиться во имя великих целей. Нас ждет светлое будущее.
И вы имеете возможность стать его частью, если будете усердны, дисциплинированы и разумны. Великий Рейх милосерден ко всем, кто осмелится признать свои заблуждения в прошлом и склонится перед его величием.Кэтрин, стоявшая рядом с Поль, легонько толкнула ее в плечо, вынуждая посмотреть на себя и отвлечься от пламенной речи офицера.
Поль с трудом перевела на нее взгляд, словно загипнотизированная мерным голосом рыжего тюремщика. Он проговаривал каждое слово с тщательностью радиодиктора, словно даже расстояние вдохов между фразами дополнительно взвешивая в мозгу. Это… околдовывало. Вводило в транс. И было в нем что-то жуткое, жесткое, пугавшее даже на расстоянии.
Он мало напоминал прежнего начальника лагеря, обрюзгшего и ленивого унтер-офицера Келера, предпочитавшего отсиживаться в административном блоке, подальше от зловония лагеря и холодных горных ветров. Единственное, что интересовало Келера – молоденькие испанские заключенные, часто исчезавшие после того, как немец обращал внимание на их скромные персоны и яркую, южную красоту.
Кэтрин выглядела встревоженной. Она слегка наклонилась к Поль и прошептала:
– Не нравится мне этот тип… Говорила же я, что не надо тянуть…
Поль хотела что-то ответить, но осеклась.
Оберст-лейтенант Вольф резко замолчал и сейчас его холодные глаза были направлены прямо на Кэтрин. Удивительно, каким слухом он обладал, если способен был услышать короткую реплику, сказанную совсем шепотом, с весьма приличного расстояния. И, конечно, Поль даже через маску Монстра ощутила его взгляд, брошенный в ее сторону и полный тревоги.
– Вы, - приказал Вольф, обращаясь к Кэтрин. Двое охранников быстро растолкали толпу заключенных, выволокли американку вперед и швырнули к идеально вычищенным сапогам офицера. Кэтрин зарычала, как взбешенная дворовая кошка, стряхнула их руки и выпрямилась.
«Лучше умереть героиней, чем пленницей» - эхом услышала в своей голове голос подруги Поль.
Она уже готова была броситься на защиту Кэтти и умолять пощадить девушку за безрассудство, а заодно попытаться удержать от совершения новых фатальных ошибок.
– Вы плохо понимаете по-французски? – осведомился Вольф, буравя арестантку взглядом.
– Я отлично понимаю и говорю по-французски, - гордо вздернув голову, заявила она. В воздухе стояла такая тишина, что можно было слышать собственное дыхание и ветер, гуляющий по открытой поверхности. Каждый заключенный боялся даже шелохнуться лишний раз, лишь бы не привлекать к себе внимания нового управляющего.
– Вероятно, вам не знакомо слово «дисциплина»? – продолжал офицер.
Поль захотелось выбежать вперед и утащить подругу обратно в толпу и долго хлестать по щекам, чтобы выбить из нее лишнюю спесь, да хоть на худой конец крикнуть ей образумиться… Но губы Поль стали ватными, язык окаменел, казалось, что она сама разучилась разговаривать и забыла все известные ей слова.
Нужно что-то делать… нужно вырвать глупышку Кэт из лап зверя… она что, не понимает, какая опасность исходит от этого человека? Зачем она снова и снова играет с огнем?
– Знакомо, - упорствовала Кэтрин и даже позволила себе улыбнуться своими чудесными ровными зубами, к несчастью, уменьшившимися в количестве из-за гнева Майер. Впрочем, обаяние ее улыбки все равно не изменило бы ее участи и не растопило бы ледяного сердца монстра перед ней. Ведь все они – монстры.
– Тогда я настоятельно рекомендую вам отправиться в карцер и поразмыслить об этом, - презрительно сказал Вольф, - вам отведена большая честь стать его первой посетительницей после реорганизации.