Любовница мафиози

Я представила его с высоко засученными рукавами и напряженными мышцами, когда он наносил удар за ударом, пот катился по его лицу. Вместо того чтобы вызвать у меня отвращение, это заставило мое сердце учащенно биться, а в животе запульсировало тепло.

Я была ужасным человеком.

Я грызла ноготь и пыталась сосредоточиться на насилии, на неправильности того, что происходило внизу, но ничего не получалось. Чем дольше я оставалась здесь, тем больше возбуждалась.

Раздался хруст, за которым последовал вскрик, и я поняла, что сломана кость. Палец?

В этот момент один из мужчин начал рыдать. — Mi dispiace, Don Fausto (перев. с итал. Я сожалею, дон Фаусто), —кричал он, его голос дрожал от боли. Затем он стал умолять.

Затем тон голоса Раваццани изменился. Из сердитого он превратился в покорный, почти отеческий. — Va bene. Dimmi, Rocco (перев. с итал. Хорошо. Скажи мне, Рокко). Говори мне.

Рокко начал говорить, его голос периодически сбивался, вероятно, от боли. Но я не могла разобрать слов. Он объяснял, почему он принял кокаин?

Раваццани ответил, что побудило Рокко и Серджио умолять еще. Что они говорили?

Я уловила только слово «esempio», что, по-моему, означает «пример». Черт, мне действительно нужно улучшить свой итальянский.

Два выстрела раздались в пустом пространстве. Моя рука взлетела вверх, чтобы прикрыть рот, подавляя вздох. О, Боже мой. Он только что застрелил двух людей там внизу. Убил и Серджио, и Рокко.

Блядь. Я не должена быть здесь. Я не хотела быть свидетелем настоящего убийства.

Я сорвалась с места на лестничной площадке и, закрыв за собой дверь, помчалась к замку. Страх сковал мое горло. Единственной мыслью было добраться до сравнительно безопасной моей комнаты и запереть дверь. Я бы пропустила ужин и спустилась поесть после того, как все разойдутся спать.

А может быть, я совсем не выйду из своей комнаты.

В кухне было темно, когда я вошла, мои ноги быстро передвигались по кафельному полу. Вдруг сзади меня схватили руки и потянули к себе. Я боролась, но руки только крепче сжали, когда меня притянули к сильной теплой груди.

– Куда ты так спешишь, piccola monella (перев. с итал. маленькая паршивка)?

Раваццани. Черт. Он знал, что я подслушивала? Я облизала губы и постаралась, чтобы мой голос звучал ровно. — Мою комнату.

Он ощущался как стена позади меня. Высокой мускулистой стеной, которая только что убила двух солдат.

Я начала дрожать, эмоции бушевали внутри меня. Он был жесток и красив, как те кошки из джунглей на канале «Природа», который я иногда смотрела, и я хотела его ненавидеть. Я хотела закричать и убежать. Но во мне тоже была тьма, какая-то часть моей души, которая наслаждалась насилием и властью и находила это захватывающим.

Эта постыдная сторона была притянута к этому мужчине. Я находила его очаровательным и чертовски сексуальным.

И снова, что со мной было не так?

Его грубая рука обхватила мое горло, крепко прижимая меня к себе. Вместо того чтобы напугать меня, его прикосновение вызвало вспышки тепла, пробежавшие по позвоночнику и осевшие между ног. Он обступил меня, демонстрируя свою силу, и мое тело обмякло, когда страх сменился потребностью и голодом. Мог ли он почувствовать мой пульс под его кончиками пальцев?

Я услышала, как он вдохнул, и решила, что он заметил мою реакцию. Затем его голос стал низким и чувственным, его губы приблизились к моему уху. — Что ты надеялась увидеть в подземелье, Франческа? Хм?

Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказала я, мой голос был едва выше шепота.

– Лгунья. — Рука, не лежащая на моей шее, обхватила мое бедро, почти лаская меня. – Ты знаешь, что случается с девушками, которые шпионят за мной?

– Отпусти меня. Ты меня пугаешь.

– Нет, не пугаю. Ты не застыла от страха и не сопротивляешься мне. Наоборот, ты расслабленно прижимаешься ко мне, в то время как твое сердце бьется так быстро. Знаешь, о чем это говорит мне?

Я почти боялась спросить. – Что?

– Что ты не против риска. Что ты, возможно, даже наслаждаешься ею. — Он вдохнул возле моей шеи, как бы принюхиваясь ко мне. – Как и я.

Влага хлынула между моих ног, возбуждение было таким быстрым и яростным, что у меня чуть не подкосились колени. На самом деле, я бы, наверное, рухнула, если бы Раваццани не удержал меня на ногах. держал меня.

– Да, — пробормотал он. – Именно так я и думал. Никогда не пытайся сказать мне, что ты не создана для этой жизни, что ты не рождена править как королева.

Я закрыла глаза. Боже, пожалуйста, пусть это не будет правдой. — Пошел ты. Я никогда не выйду замуж за твоего сына.

– Так и будет, bellissima (перев. с итал. красивая). И если ты снова будешь ругаться на меня или использовать такие нецензурные выражения в моем доме, я верну тебя в подземелье - независимо от того, было оно убрано или нет.

Я задрожала, представив себе кровь и мозговое вещество на этих промозглых стенах. Я никогда не хотела оказаться там снова - никогда. — Сейчас двадцать первый век, Раваццани. Женщины матерятся.

Он резко отпустил меня, и мне пришлось упереться в столешницу, чтобы не упасть. Я оглянулась через плечо и увидела, как он проводит руками по волосам. Его глаза были яркими и дикими, почти дикими, как у животного, попавшего в капкан в лесу. — Может быть, на дворе и двадцать первый век, но здесь, в Калабрии, в моем доме, это совсем не так. Мы чтим традиции, и это значит, что ты тоже будешь соблюдать наши традиции. Потому что если ты этого не будешь делать, я обещаю, тебе не понравятся последствия.

Повернувшись, он направился к двери. — И пусть это будет предупреждением - больше не шпионь за моими делами. Чем меньше ты знаешь, тем лучше.

Он исчез в темноте, оставив меня потрясенной и растерянной. Казалось, что Фаусто Раваццани может понимать меня лучше, чем я сама, и это была ужасающая мысль.

Я не могла допустить, чтобы это было правдой.

Посмотрев на дверь, я быстро приняла решение. К черту все. К черту помолвку, к черту этот замок и к черту Фаусто.

Сегодня ночью я сбегу.