Любовница отменяется, или Тренчкот
Шрифт:
– Странный типчик, – заметил Антон.
– Да?
– Нет?
– Ну…
– Наверное, гей, – предположил Антон. – Ты такая продвинутая девушка! У тебя даже есть друг нежнейшего голубого оттенка!
Сейчас я не чувствовала в себе сил отстаивать гетеросексуальность Глеба, поэтому просто проигнорировала комментарий менеджера. Антона полностью удовлетворило мое молчание, он безоговорочно записал дизайнера в геи и наконец успокоился. Вероятно, с момента покупки Глебом канареечной «Мазды» Антону не давал покоя этот вопрос. Предположение, что на автомобиле подобного цвета может ездить мужчина,
– Ладно, пойдем посмотрим, кому мы продали ту машинку.
Антон согнулся над клавиатурой, три раза щелкнул клавишей.
– Вот. Ксения Владимировна Савич, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения. Устраивает?
– Ксения Савич, Ксения Савич… Знакомое имя… Фотографии нет? – на всякий случай спросила я. А вдруг?
– Нет, фотографии нет. Анализа крови – тоже. Зато есть остальные данные – адрес, место регистрации, телефон. Надо? Мне не жалко!
Через минуту я уже держала в руках листок с данными Ксении Савич.
И зачем они мне? Я не в состоянии отыскать турфирму «Бонвояж», так необходимую мне сейчас. Зато Ксения Савич сама лезет в руки. А она вполне могла бы купить машину в другом городе. И я, убедившись, что автосалон не продавал сиреневой «Мазды», освободила бы себя от обязанности вскапывать еще и этот огород.
Теперь же придется ехать в гости к Ксении, придумывать повод, вовлекать ее в разговор, надеясь узнать, не пересекались ли когда-нибудь ее пути с Асланом Кумраевым.
Конечно, не пересекались! Это было бы слишком! Три девицы в одинаковых тренчах, обозлившиеся все как одна на владельца салонов «Таунхауз»! Разве такое возможно?
Но все-таки имя Ксении Савич я уже слышала.
Не упоминалась ли она в нашем журнале?
Надо выяснить!
Работы прибавляется с каждой минутой. Тяну воз, оставленный Нелюбиным, вязну в размокшей земле, надрываюсь, роняю оглобли. За что мне это? Но сейчас не время проклинать судьбу, упрекая ее в отсутствии бонусов, – надо закончить с таинственной турфирмой. Я просто наберусь наглости и позвоню Эльмире! Надеюсь, следователь не рассекретил мое инкогнито, и восточная красотка все еще воспринимает меня лишь как неудачливую интервьюершу?
– Эльмира, здравствуйте! Это Юля. Не Шульман, а Бронникова. Не адвокат, а журналист. Я отвлеку вас на минутку?
– Пожалуйста, – ровно ответила мадам.
– Помните, вы говорили, что ездили в Турцию, а путевки брали через «Бонвояж»? Хотела с вами посоветоваться. Вы остались дово…
– Юля! Мы не говорили с вами про Турцию! – перебила меня Эльмира.
– Серьезно? – промямлила я.
– Нет!
– Ой. А мне показалось…
– Вот именно!
Номер не удался!
Полный провал.
Как же теперь выкрутиться?
– Эльмира, очевидно, я перепутала. И про Турцию мне рассказывал кто-то другой. Ах, точно! Это была моя подруга… м-м-м… Катя, и я встречалась с ней в один день с вами. В результате
в голове – сборная солянка. Извините, что побеспокоила.– Ничего страшного, – вежливо ответила Эльмира. – Бывает. Я тоже часто не помню, от кого услышала какую-то новость. Склероз, наверное. Ну, мы ведь с вами уже не девочки!
Мы?!
Какое свинство – примазываться к моей возрастной категории!
Я – точно девочка. Мне и тридцати нет!
Но ей-то давно под сорок!
– А в Турцию я не езжу. Предпочитаю Флориду.
– Правда? – недоверчиво пробормотала я.
Так. На горизонте замаячила Флорида.
Тогда зачем сказала Нелюбину про Турцию?
– Да… Кстати, Юля, вы подбросили мне отличную идею. Вот прямо сейчас соберусь и поеду. С горя.
– С какого горя?
– Ну… Я все-таки дождалась адвоката. Она тогда застряла в пробке. Добралась через полтора часа. И сказала, что дело о наследстве я проиграю. Сто процентов. Понимаете?
– А-а… Сочувствую.
– Хотя вы мне то же самое сразу и сказали.
– М-да…
– Вот так сложились обстоятельства, увы, – печальным тоном произнесла Эльмира.
– Значит, решили опять поехать во Флориду?
– Почему – опять?
– Но вы же были там в сентябре?
– Юль, с какой стати?
– Нет? То есть в сентябре вы все же были в Турции?
Она меня окончательно запутала!
Она не согласна признаться, что в день убийства она была на стройке. Но и Турцию она тоже отвергает! И Флориду! Где логика?!!
– Юля! Вы с кем сейчас разговариваете?! Я – Эльмира. А про Турцию вы говорили с… этой… как ее… Катей! Она в Турцию ездила, не я!
– Ах, точно, простите. Какой-то бардак у меня в голове.
– Оно и видно.
– Значит, вы опять собираетесь во Флориду? Да?
– Но почему – опять?! – взмолилась Эльмира.
– Нет, ну, я не понимаю! – со слезой в голосе закричала я. – Раз в сентябре в Турцию ездила Катя, а не вы, значит, вы ездили во Флориду!!!
– Да я уже год никуда не ездила! – заорала в ответ Эльмира.
– Что?
– Я уже целый год ни-ку-да не ездила!
– Целый год? Никуда?! – изумленно повторила я.
Не понимаю, кто из них лжет – Нелюбин или Эльмира? Если бы Турция и агентство «Бонвояж» являлись сфабрикованным алиби Эльмиры, то она, даже разбуженная в три часа ночи, не отступилась бы от своей версии: твердила б упрямо всем подряд – «я отдыхала в Турции, да, в день смерти Аслана меня не было в городе!».
Получается – лжет Нелюбин? И про Турцию, и про отель «Аджерек», и про агентство «Бонвояж»?
– Вот так, – тоном великомученицы сказала мадам. Мое удивление она трактовала по-своему. – Я уже год сижу безвылазно в этом проклятом городе, дышу выхлопными газами, промышленным смрадом и копотью! Задыхаюсь. Ужасно, не так ли?
– О, да… – автоматически поддержала я асфиксированную бедняжку. Правда, в этот момент мое сердце вовсе не разрывалось от сочувствия к Эльмире.
Оно разрывалось от жалости к себе самой.