Люди на болоте. Дыхание грозы

купца из самого Мозыря приезжали...

– Картошку на спирт берут. Только что-то, грец его, дешево...

– Фигу им! Лучше в Наровлю съезди!

– А в Наровле не то же - там денег насыплют? ..

– Насыплют не насыплют, а больше дадут!

– Ага! Дадут, надейся!..
– Отец пожалел сокрушенно: - Кабанчик мал еще.

Месяца три еще покормить бы... и телушку...

– На один день не хватит... Мигом смелют все, как к столу дорвутся!..
–

в голосе мачехи чувствовался страх.

– Корова хорошая была б...

По тому, как говорили они о кабанчике и телушке, Ганна догадалась, что

резать их договорились уже раньше, может, вчера ночью, когда она была во

дворе. Теперь отец просто продолжал прежний разговор.

– Как в прорву едят!
– не могла удержаться мачеха.
– Это ж на одном

сговоре сколько расходу... Куда только, кажется, подевалось! Известно,

чужое!..

– Падки на чужие достатки...

– Разорит нас эта свадьба! Только ведь и поддаваться очень - срамота!

Зять такой!..

Отец промолчал, думал о чем-то своем, затаенно, озабоченно. Уже

собравшись выходить, сказал мачехе:

– Ты масла сбей в воскресенье сколько можно. Может, от него толк

будет...

– Собью...

Разговор о том, как приобрести копейку, что надо сделать к свадьбе,

начался снова, когда сошлись обедать. Теперь у Чернушков, казалось, все

думали и говорили только о скорой свадьбе, которая принесла в хату столько

разных забот. Убирая со стола посуду, Ганна слышала, как мачеха горевала:

сколько нужно всего - жареного, вареного, мяса, сала, яичницы, коржей,

оладий.

– Чтоб нагнать самогонки, завод целый надо!

– Самогонка будет. Этого добра нагоню...

– Нагонишь! Гляди, чтоб милиционер не нагнал тебе! Как наскочит Шабета,

будет тебе самогон!

– Не наскочит!..

– Не дурак он - будет теперь возле твоей осети отираться!

– Он умный, и я не глупый. В такую глушь аппарат затащу, что сам

Митя-лесник, грец его, не найдет.

Митя-лесник - горький куреневский пьяница - знал все потаенные места

самогонщиков: где бы кто ни гнал, Митя находил и заявлялся глотнуть

первачка. "На сто верст чую, где самогонкой пахнет", - похвалялся лесник.

– Не говори "гоп", пока не перескочишь!
– сказала мачеха отцу. Потом

посоветовала: - Надо бутылки две городской. Если кто чужой, может,

прибьется.

– Выпьет и нашей! Теперь панов нет! А что самогонка - кто ее не гонит!

– Отец не дал мачехе возразить.
– Надо вот подумать, как молодую нашу

принарядить!

Он посмотрел на Ганну, которая при этих словах перестала вытирать стол.

– Чего тут думать? Оденем... Перед женихом стыдно не будет!

– Жених женихом, а чтоб и самим стыдно не было. И перед людьми... Чтоб

и одета и обута как полагается. Что купить, пошить, надо подумать.

– Юбку новую купить надо, поддевку пошить... Поддевку можно из того,

что в прошлый год выткала. Из своего можно...

И на юбку есть что взять. Не покупая...

– Юбку пусть из своего, а на кофту купить надо!
– горячо отозвалась

Ганна.

– Есть же кофта - красная, прямо загляденье!

– Так протерлась же на локте! Латаная! Сами же знаете!

– Кофту надо новую. Из фабричного.

– Ну, пускай! Надо так надо! Я что, я разве против?

Разве я не хочу, как лучше! Она ж тоже, можно сказать, мое дитя. Я

только, чтоб расходу меньше...

– Расход расходом, а кофту надо новую...

– Надо так надо! Можно и ботинки новые справить, и платок! Платок

обязательно купить надо! И не кое-какой, а кашемировый, с цветами!

– Платок надо. А черевики хороши и те, что от матери остались. Еще и

детям хватит, как родятся!

– Черевики хорошие, лучше и не надо.
– Ганна бросила взгляд на отца.
–

У Нохима недавно ситец видела белый...

Дешевый...

– Ну, так и купим его. И к Годле отнесем пошить!.. Вот только картошки

б продать да на ярмарку съездить. Чтоб коп-ейка была.

На этом спор о кофте и закончился.

2

Через день Чернушка отвез воз картошки за Припять, в Наровлю, а в

воскресенье стал собираться в Юровичи, на ярмарку.

Он встал еще до восхода позднего в эту пору солнца, запряг возле повети

коня, вынес одну за другой двух связанных овечек, привязал в задке телеги.

Когда подъехал к хате, жена с Ганной начали сносить и укладывать на телегу

все, что было подготовлено на продажу. Связки сушеных грибов, вьюнов,

тесно нанизанных на прутья, лубяную коробочку с сухой черникой, горшок с

маслом - все клали в сено, завертывали, готовили к дороге.

Чернушка вынес из погреба мешок картошки, пристроил его в телеге.

– Ну, можно и отправляться, - сказал отец и стал отвязывать вожжи.

Мачеха повернулась к Хведьке, хмуро следившему с крыльца за сборами, -

его не хотели брать, оставляли дома за сторожа и хозяина:

– Смотри же, чтоб из хаты никуда! И в хату никого чужого, - закройся и

не пускай! И - сохрани бог с угольками баловаться!

– Не б-буду!
– Хведька едва сдерживался, чтобы не заплакать.

– Узнаю - добра не жди1 Шкуру спущу!..
– Мать приказала напоследок: -

Иди в хату и закройся!

Хведька неохотно, разочарованно поплелся в сени...

Ехали втроем: сзади на рядне отец с мачехой, впереди, свесив ноги через

грядку, Ганна. Конь по деревне бежал рысцой, поскрипывал гужами, колеса

часто и мелко стучали по мерзлой земле. На улице было темно, только

кое-где тускло светились окна - от отблесков огня в печах. За деревней

охватил их со всех сторон мрак: темная дорога, темное поле; возле болота