Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
недоступный багрянец горшков - словно дразнят.
– Останутся!
– равнодушно сказал Чернушка.
– Не эти, так другие!
Мачеха продолжала ворчать:
– Шляются, шляются - раззявы! Только с панталыку сбивают других! Тут
разве пробиться из-за них купцу!..
– Пробьется, если появится...
– Пробьется! Жди!
Мачеха не верила. Не верила она и тогда, когда "купец"
этот наконец подошел, хотя чувствовала, что он не раззява, что
спрашивает, почем вьюны, не ради забавы, купить хочет.
"Купец" удивился:
– Полтинник?!
– А что ж? Дорого, может?!
– Она промолвила это так, будто говорила: да
разве повернется язык у кого-нибудь сказать такое, - а сама со страхом
следила, не испугался ли, не собирается ли отступить. Стараясь не
эьшустить, заспешила мягко и приветливо: - Вы ж посмотрите, сколько их
тут, в одной связке! Видите, сколько! Я и сосчитать не сосчитаю.
Столько за целый день не наберешь! Они ведь, как заберется в трясину
который, копай да копай, пока откопаешь... Тут же мяса сколько - только
что они сушеные! А мясо какое - это не какая-то там смердючая рыба! Вьюн!
– Вьюн-то вьюн...
– "Купец" явно собирался уходить.
Мачеха видела: надежда готова была вот-вот пропасть.
Чернушиха с отчаянием подалась к "купцу":
– Ну хорошо! Дорого! А вы назовите свою цену!
– По тридцать пять...
– По тридцать пять? Так это ж... Я ж вам и так, можно сказать, ни за
что отдавила!
– Мачехе снова попалась на глаза подвода с горшками: - Ну
ладно! Берите!.. Сколько штук?
Он брал все десять связок: хватит, видно, и на горшок, и на две миски.
Должно хватить!
– Ешьте на здоровье!
Как только человек отошел, прикрывая связки вьюнов рукавом пальто,
мачеха, зажав деньги в кулаке, заспешила к подводе с горшками и мисками.
Еще, кажется, не поздно, не все продано. Только спешить надо, совсем мало
остается!
А женщины идут и идут!..
Она вернулась назад успокоенная, счастливая.
– Вот, купилаТ - Мачеха постукала по горшку сухими костяшками пальцев,
послушала: - Звенят, как колокола!
Посуда ладная, только что - дороговизна!..
Y Когда она, обернув миски и горшок сеном, уложила их в телеге так,
чтобы, избави бог, не разбились или чтобы не украл какой-нибудь
бездельник-вор, которых тут шляется тьма, когда опять начала подыскивать
"купцов", - в толпе неожиданно появился Евхим. Он неторопливо шел с
Ларивоном, расталкивая толпу, с цигаркой на губе, поглядывал на всех с
самодовольной и задиристой улыбочкой: эх вы, люди, букашки суетливые,
мелюзга!
"Пьяный или так просто, охмелел? Молодой, богатый...
Удачливый. Все удается, чего только душа захочет... Зацепить, видно,
намеревается кого-нибудь, чтоб показать... какой он?"
Мачеха замахала ему рукой:
– Евхимко-о!
Он заметил Чернушков, направился к ним.
– Ну, как торг?
– громко, весело спросил Евхим, окидывая взглядом все,
что лежало на возу.
– Э, да вы тут с овечками, - боитесь расстаться?
– Он
захохотал.
– Не берут овечек, грец его, - спокойно сказал Чернушка.
– И не глядят, Евхимко!..
– А мы думали, что расстаться боитесь!
– поддержал Евхима Ларивон. Он
словно ждал, что и Ганна откликнется на эту шутку, но у той даже уголки
губ не дрогнули.
Евхим сдержал смех, но смотрел весело.
– Так, говорите, овец продаете? Почему ж их не покупают? Купцов - зон
сколько!
– Ат! Это купцы - сказал!.. Раззявы это, Евхимко, а не купцы!
– Есть и раззявы. А есть - и купцы! Надо только уметь найти их! Да
подцепить на крючок!
– Подцепишь их!
Евхим вдруг оторвал приклеившуюся к губе цигарку, бросил под ноги,
решительно сказал приятелю:
– Ларивон, надо купцов найти на овец!
– Ну, если надо, так...
– Идем!
Взглянув на Ганну, Евхим ловко повернулся и врезался в толпу. Взглядом
коршуна огляделся, поискал; толкаясь, огтесняя в сторону тех, кто
попадался на дороге, двинулся с Ларивоном, который покорно плелся вслед, в
толчею между возами. К ним оборачивались, ругали их, а они не оглядывались
– пристали к одной группе людей, послушали, к другой подошли...
Вернулись с городским человеком в короткой поддевке с заячьим
воротником и в перчатках - сначала вдвоем: "купец" и Ларивон. Евхим
появился только после того, как человек поглядел овец и стал
прицениваться. Подошел, будто незнакомый, подмигнул Чернушкам, чтобы
молчали, деловито, громко спросил:
– Чьи овцы?
Ларивон ответил:
– Да тут уже есть купец...
Евхим грубовато толкнул человека, как бы оттесняя его:
– Мало что есть! Мы еще поглядим, кто лучший купец! ..
– Он обратился к
Чернушке: - Ваши овцы?
– Мои.
– Не лезь!
– словно рассердился Ларивон.
– Тут уже есть купец. Он
первый подошел. Его очередь - первая! Не суйся, чуешь! Не мешай!
– Первый, да худший! Он год торговаться будет!
– Евхим, казалось, хотел
во что бы то ни стало перехватить овец.
Он даже полез рукой под поддевку, как бы желая достать деньги. Но когда
искоса глянул на "купца", увидел разочарованно - тот и не думал торопиться
брать овец! Уступал свое право Евхиму не споря, даже охотно! "Не
подцепили!" - подумал Евхим.
Не удалась эта затея и с другим "купцом", приведенным Ларивоном, и
только третий - задиристый, курносый деревенский парень в расстегнутой
шинели, - когда Евхим нахально ввязался в его разговор с Чернушкой,