Льются слова, утекая в песок...

– Ты не можешь так со мной поступить, - прошептала она, поднимая голову и всматриваясь в пустую, безо всяких очертаний маску.

Губы маски искривились в улыбке. Её руки поднялись против её воли над головой Чёрного Короля, готовясь отрубить её - покатиться по чёрным плитам, по белым пятнам…

– Ты не можешь так со мной поступить… Глеб, - имя приходит в её воспоминания за секунду до удара; она смотрит на Безликого, на Чёрного Короля, и мир смешивается в одно сплошное пятно.

Гром.

Земля под ногами дрогнула, уплыла куда-то, будто растворяясь в отчаянной пустоте, рванулась - замерла на месте. Клеток больше не было, только с небес белым и чёрным дождём сыпались камни прямо на их окаянные головы, словно в наказание за каждое деяние, которое кто-либо из них посмел когда-либо в своей жизни совершить.

Это было страшно, больно и до ужаса справедливо, но у неё не осталось больше сил хвататься за усталую, болезненную реальность - Белая Королева чувствовала, как её платье окрашивается кровью, и смотрела только на пустую чёрную маску, упавшую ей под ноги.

Он был мёртвым и живым одновременно; опустевший взгляд чёрных глаз казался самым страшным на свете. И она смотрела на своего Чёрного Короля, вспоминая его имя, и знала, что и он, и безликий, и она сама - это всё част одной головоломки, загадки, которую никому не суждено разгадать.

И тяжёлый, грузный меч с силой опустился на его шею - кровь брызнула в стороны, окрашивая белую клетку, на которой он стоял.

И она тоже упала на колени, оплакивая неродившуюся любовь, прежде чем град из камней навеки похоронил её под завалами.

========== Чтение восьмое. Тень ==========

Всё её тело было покрыто синяками - мелкими или крупными, болезнеными или незначительными, прямо-таки палитра. И пошевелиться тоже было больно - Гроттер казалось, что сейчас она попросту потеряет сознание от боли прямо тут, дабы больше никогда-никогда на ноги не подняться.

И дышать оказалось тяжело, даже слишком - она хватала ртом воздух, пытаясь выкарабкаться на свободу из пучины диких фантазий, но и туда её что-то упрямо не отпускало, возвращало обратно в холодный, дикий, непонятный мир прошлого - и книг.

Она всё ещё видела, как меч опускается на голову Безликого - или Чёрного, - Короля. И видела, как кровь лилась реками, затапливая чёрное и белое своей сплошной волной. А сейчас осталась только боль да холодный страх, заставляющий её содрогаться от каждой кривой мысли, посторонней и глупой.

Она с трудом повернула голову набок - и едва не закричала.

Бейбарсов, казалось, был бледнее самого настоящего мертвеца. Холодные руки, посиневшие губы, неживой взгляд, только грудь едва-едва вздымалась от тяжёлого, утруднённого дыхания.

– Живой, - с облегчением выдохнула Гроттер.

Она давно уже забыла думать о нём, как о враге - получалось плохо. В конце концов, Бейбарсов настолько замучил её этими глупыми скачками по книгам, что она забыла о том, как отличать реальность от того, что творится в её голове, и потому с каждым мгновением её всё дальше и дальше утягивала странная пучина забвения. Забвения, у которого никогда не будет достойного логичного конца, и свободы дальше тоже никогда не будет.

Девушка зажмурилась и шумно вдохнула носом воздух - вдруг станет легче? Но Глеб был всё таким же бледным - и кровь текла из невидимых ран, лужей разливаясь под ним.

Он с трудом сел - всё так же молчал, будто бы не мог разлепить синюшные губы, - и сжал свой чёрный, средневековый плащ, оставшийся от Короля. Закрыл глаза - словно пытался осмыслить всё, что произошло, а после повернулся к ней и слабо как-то, неуверенно улыбнулся, будто бы отчаянно пытался понять, что происходило на самом деле.

– А что мне станется?
– тихо спросил он.
– Ведь я Чтец, а Чтецы редко умирают в собственных книгах, ты знаешь. Даже когда их два раза подряд пытаются убить.

– Прости.

– Неискренне звучит, - хмыкнул он.
– В следующий раз попытайся сыграть получше, моя дорогая.

Он поднялся с огромным трудом - и двигался, словно заколдованный или, может быть, обращённый в какую-то живую деревяшку. Таня не узнавала в этом человеке своего прежнего некромага, человека, к которому она так сильно привыкла - не было ни быстроты движений, ни каких-то рваных эмоций, ни нормальных, адекватных действий. Он только с трудом дошёл до стула и опустился на него, закрыл вновь глаза, словно пытаясь раствориться в каком-то странном оттенке подсознания, и заулыбался, словно узрел что-то хорошее.

– Ты меня удивляешь, - наконец-то промолвил Глеб.
– Ведь ты уже дважды убийца, Гроттер, и это только мои смерти я считаю! Сколько ещё душ окажется на твоих руках, прежде чем ты признаешь себя опасной и не светленькой да добренькой, а более-менее реальной? Это начинает становиться противным.

Она скривилась и посмотрела на него, словно на какое-то чудовище.

– Это ты делаешь меня такой.

Её белое одеяние - Королева ведь, - теперь было всё залито чужой - его, - кровью. Она с трудом поднялась на ноги, попыталась отряхнуться и вновь воззрилась на него, словно пытаясь добиться хоть какого-то более-менее адекватого ответа на очередной свой вопрос.

– Я?
– усмехнулся Бейбарсов.
– Я уже давно ничего не делаю. Эти книги играют собственные роли так, как им хочется, и у меня нет ни единой возможности перекрутить их так, как хочется мне, знаешь. Борись, не будь такой дрянью - и хороший конец тебе обеспечен.

Он говорил очень беспечно, но Таня знала, что сил в некромаге осталось совсем мало. Это было видно по каждому его движению - Бейбарсов поднялся с таким трудом, будто бы ему было уже сто лет, и захромал к двери.

– Ты меня оставляешь?
– тихо спросила она.

Глеб услышал, обернулся и воззрился на неё, будто бы только что услышал какое-то дикое, безумное предположение, а после устало и равнодушно покачал головой.

– Знаешь, милая, это ты меня оставляешь. А я просто предпочитаю побыть наедине пару часов, прежде чем вновь подставлю под ваши мечи свою бедную голову.

***

Гроттер понимала, что она, конечно, неправа, но ей так хотелось сказать Глебу, что всё уже закончилось! Ведь Безликий - будь он хоть просто тенью некромага, - давно уже растворился в пустоте. Таня была уверена в том, что это просто глупость, то, что он так отчаянно не желает её видеть. То, что скоро пройдёт - он простит, разумеется. Это всё было для дела.