Магические узы

– Да, - последовал сухой ответ.

Понятно, перемирие закончилось. Никто из них мне больше не друг, и я им снова не подруга.

ГЛАВА 8 Лазутчик в глубоком аггеловском тылу

'Резервации аггелов появились практически сразу после Мировой войны. Границы от-крывались, государства исчезали, и принимался общий свод законов. В каждом городе назна-чали Магические советы, и первыми их свершением стали маленькие деревеньки в отдалении от городов-оазисов, куда насильно переселяли целые семьи аггелов, возможно, никак не участ-вовавших в заговоре с Горианом Менским, а то и выступавших на стороне объединенных сил.

За единственными носителями природной магии поначалу вели неусыпный контроль. В память о тех временах, на въезде в крупные селения все еще высятся гарнизонные будки (для справки: некоторые ушлые дельцы изловчились перестраивать их в дорогущие торговые лавки с псевдо военными сувенирами и центры движения 'Против расизма').

Ирония заключалась в том, что стража охраняла не горожан от аггелов, а как раз наобо-рот. Когда по миру прокатилась волна оглушительных судов 'за преступления против народа и жизни', у резерваций собирались возмущенные жаждавшие крови толпы. Тогда к смертной казни подписали элиту аггелов: профессоров, интеллигенцию и людей творчества. В конце концов, искусство досталось эльфам, всегда ставившим себя на ступеньку выше остальных фейри, а богатство приговоренных передали в казну городов, читай, магам, находившимся у власти…'

Выдержка из статьи 'Правда о Мировой войне и ее последствиях' от 12 дня, месяца сеченя 2005 года. Номер газетного листка 'Мировые вести' посвящался столетию начала войны, и после публикации приказом Мирового Магического Совета главный редактор, аггел-полукровка по рождению, был снят с должно-сти по обвинению в разжигании межрасовой розни.

Пустынный тракт вился через реденький лесок, каких много в пригороде Ветиха. От на-крапывающего дождя, мелкой пудрой оседавшего на лобовом стекле автокара, яркие весенние краски померкли, будто сдрейфив перед серостью непогоды. Сочно-зеленые влажные папорот-ники скрывали землю, и листва шумела от задиристого ветра.

Остались позади опрятные городки-спутники, киснувшие под дождем. Стриж, не поспе-вавший за нами на чудом оживленной 'Чайке', потерялся еще на выезде из города, и теперь нас разделяли несколько верст пути. В салоне стояла взрывоопасная тишина, лишь мурлыкала поминутно сбивавшаяся от помех музыкальная волна.

Ратмир упорно молчал, следя за дорогой. Сжавшись в глубоком кожаном сиденье, я ук-радкой поглядывала на водителя, и отчего-то чувствовала страшную робость. То и дело взор цеплялся за расслабленно лежащие на руле мужские руки с длинными пальцами. Конфузило безмолвие, но особенно смущало крайне неправильное внутреннее волнение от вида широкого кожаного браслета, закрывавшего крепкое запястье с татуировкой четырехлистного клевера на внутренней стороне. Меня даже в жар кидало от неожиданно вспыхивавших в воображении смутных картин.

В конце концов, чтобы заполнить неловкую бесконечную паузу, я спросила:

– Не хочешь сейчас поговорить?
– прозвучало ворчливо.

– Нет, - Ратмир даже и не подумал повернуть головы, - сейчас - нет.

Стало обидно, и насуплено я отвернулась к окну, прекрасно понимая, что похожу на из-балованную барышню, полагающую, будто все без исключения ей чем-то должны.

Между тем, лес резко оборвался, и мелькнул указатель 'поселок Огненный'. Отсюда начинались фермерские угодья. С двух сторон потянулись вспаханные поля, строго разделен-ные изгородями. Дорога разветвлялась и разбегалась неровными лучами к ладным деревенским домикам. На обочинах одноногими лакеями нас встречали почтовые ящики, мокрые от зачас-тившего дождя. Безлюдность и тишина тревожили. Рожденной в городе-оазисе мне не прихо-дилось бывать в фермерских поселках, и окрестный пейзаж казался сошедшим с картинки в газетном листке.

Нам на встречу протарахтел грузовой забрызганный грязью до самой крыши автокар с поднятым над землей ковшом. В высокой будочке трясся шофер, лихо крутивший руль, чтобы удержать рычащее чудовище на колесах. Цвет кожи усатого водителя отливал темной бронзой, и кончик гладкого хвоста вместе с пальцами барабанил по баранке, выбивая такт неслышной песенки. У меня покруглели глаза. Не осознавая, я до боли прикусила губу и даже сморгнула, но, выдержав ровно секунду, все-таки ткнула пальцем в окно:

– Это поселение аггелов?

– А что тебя смущает?
– сухо уточнил Ратмир, съезжая с основной дороги.

Автокар нырнул под очень крутую горку, едва не тюкнувшись носом, и съехал на засы-панную щебенкой одноколейку.

– Меня смущает то, что это аггелы!
– воскликнула я обвинительно.
– Если бы мой отец меня сейчас увидел, его бы удар хватил!

– Веда, - Ратмир бросил на меня острый, как иголка, взор, пригвождая к сиденью, - а позволь тебя спросить - с кем, по-твоему, ты сейчас едешь в автокаре?

Я открыла рот, пытаясь придумать достойный ответ, и моментально сникла, потупив-шись. Пораненная ладонь, намазанная чудодейственным средством профессорского изготовле-ния, зачесалась под туго забинтованными полосками ткани, будто тоже укоряя меня за высоко-мерие.

Автокар швыряло на колдобинах и, наконец, вкатив в открытые настежь металлические ворота, мы остановились посреди двора перед двухэтажным ладным домиком с балкончиком над крыльцом. У изгороди, отделявшей дворовое хозяйство от черного мокрого поля, рос высо-ченный ветвистый дуб. От старости его ветви давно переплелись и срослись, а коряжистый ствол скрючило, как больного радикулитом пенсионера. Из шумевшей от ветра кроны спуска-лись привязанные к сучьям веревки, и на них маятником раскачивалась старая покрышка, заменявшая хозяевам качели. В самом конце двора притулились запертые подсобные клети, и под дождем мок автокар с будкой и открытым кузовом, из-под которого с оглушительным лаем выскочил огромный пятнистый дог. От одного вида оскаленной пасти пса с брылами, у меня боязливо округлились глаза.

Между тем, входная дверь дома хлопнула, и от резкого звука вспыхнул зыбкий уличный светильник, спрятанный под круглую шляпку. С деревянного крылечка, держась за перила, спускалась невысокая полнотелая женщина в простом домашнем платье. Из-под косынки вы-бивались темные с проседью волосы, желтые глаза резко выделялись на коричнево-бордовом лице. Только у незнакомки они излучали душевность. К моему изумлению при виде хозяйки фермы Ратмир засветился улыбкой, настоящей, теплой и удивительно мягкой. Вот уж не знала, что жестяная банка может испытывать радость!

Он резво вышел навстречу женщине, и сжал ее в крепких объятиях, чуть оторвав от зем-ли. В салон автокара ворвались прохладная свежесть и аромат влажной листвы. Тут же и дог сунул голову, принюхиваясь ко мне, и с чавканьем подозрительно облизался, пустив на води-тельское кресло струйку слюны.

Женщина, между тем, ласково закудахтала непонятные слова и расцеловала Ратмира.

– Едет за нами… - ответил тот, вероятно, имея в виду Стрижа.

Пес залез в салон еще глубже и басовито тявкнул, похоже, желая познакомиться побли-же. Мое сердце испуганно сжалось. Никогда не любила собак, особенно больших.

Неожиданно дверь распахнулась и я, прильнувшая к обшивке подальше от дога, едва не вывалилась кулем.

– Выходи, - Ратмир и не думал мне помогать выбраться. От прохлады и дождя меня пе-редернуло, ботинки моментально промокли от влаги, впитавшейся в хлюпающую траву.

– А это что за ягненок?
– сложив руки на груди, кивнула женщина.

Хорошо овцой не назвала, прости господи мое ехидство.

Непроизвольно я заприметила хвост, обвернутый вокруг лодыжки хозяйки. Подоспев-ший дог с упоением обнюхивал мои штаны, вероятно, приглядывая на ноге кусок помясистей. Тут его ждало разочарование, ведь доставленный из большого города ужин отличался худосоч-ностью и выглядел неаппетитным.