Магистериум морум

Фабиус знал, что полный совет составляет обычно от тридцати до пятидесяти уважаемых горожан. Видно, многие ощутили сегодня тревогу в утреннем воздухе и не решились прийти в Ратушу. Или у них нашлись иные причины отсидеться дома?

Магистр молчал, мрачно разглядывая людей. Людей ли?

Он искоса глянул на улыбающегося Борна: кого видит тот? Мага грызли сомнения.

Члены совета беззвучно томились вокруг длинного стола из морёного дуба. Во главе нахохлился старенький заместитель председателя городского торгового совета, мэтр Вабис, сухой, остроносый, губастый винодел. Сам глава успел с утра сказаться больным.

Молоденький тонконогий городской маг притулился с левого края стола, чуть в стороне от прочих. Он струсил и не пошёл на площадь вразумлять горожан. Теперь парню молча ставили в вину то, что он остался жив.

Рядом с ним страдал писарь, бледный, трясущийся от страха. Этот знал, что уж его толпа точно не пожалеет.

Совет успел созвать префект, дабы представить ему магистра Фабиуса. Город Ангистерн по обычаю Серединных земель был вассалом Церкви Сатаны, и Фабиус представляя здесь высшую власть. Покойный (уже лет двадцать) метр Грэ объявил его как столичного мага, образованного и наделённого особыми полномочиями. Он, видимо, назначил эту встречу, не сумев предположить, что Фабиус слишком быстро станет слишком опасен для него.

Разглядев лица, магистр понял, что префект правил в Ангистерне твёрдой рукой, допуская к кормилу лишь самых слабых из городской знати. Безвольные скошенные подбородки, плохо прикрытые растительностью, вялые челюсти… Мэтр Грэ тщательно способствовал отбору кадров. Только двое цеховых мастеров – суконщик да оружейный кузнец – казались людьми крепкими. Ну и молодой маг был в меру вертляв и бодр. Магов голосованием не выбирают.

Борн глядел на людей с усмешкой, и мешать Фабиусу в задуманном явно не собирался. На инкуба же смотрели с ужасом.

Оправившись от несколько неожиданного появления незваных гостей, мэтр Вабис поднялся на встречу и заблеял что-то, подобающее моменту. Искренности в голосе старика не было. Как и почтительности – магов в городских советах никогда не любили, и если бы Фабиуса разорвала толпа…

Но, к сожалению, не все проблемы решаются сами собой.

– … высокое присутствие такого дорогого нам гостя и его гм… сопровождающего его…

– Я тоже благодарю Отца нашего Сатану, что сохранил вас всех в добром здравии! – отрезал магистр, усаживаясь напротив мэтра Вабиса. – Начнём же!

Скалясь, рядом уселся Борн. И с удовольствием уставился на молодого мага, единственного, заподозревавшего в госте нечто знакомое.

– Ждать штурма – бессмысленно, – начал магистр в лоб. – Один Ратушу я не удержу, разве что уничтожу полгорода. В такой тесноте нет места избирательной магии, а нападающих много. Не думаю, что хорошо будет разрушить ратушу, чтобы уберечь её же от бунтовщиков!

– Но ч-что же т-тогда д-делать? – продребезжал Вабис и начал громко сморкаться в манжет.

– Нужно договариваться, – сказал Фабиус твёрдо.

– С б-бунтовщиками и бандитами?

– Да хоть с бесами, – усмехнулся магистр, вызвав у Борна приступ веселья.

– Но… – поднял, было, голос молодой маг, и тут же едва не захлебнулся – рот его наполнился вязкой патокой.

Он сделал несколько глотков, выпучившись и дёргая кадыком. На глазах выступили слёзы.

Борн продолжал демонстрировать безупречные зубы.

– Я предлагаю вызвать главарей бунтовщиков в Ратушу и пообещать им безопасность, – сказал Фабиус.

– Э-э… было бы гораздо разумнее… – замялся Вабис.

– Перебить их здесь же? – сощурился маг. – Возможно, мы так и поступим. Власть на то и нужна, чтобы нарушать клятвы.

Члены совета заёрзали неуверенно: да, нет ничего проще, чем наобещать черни с три короба, но ведь потом обычно меняют и голову, которая это наобещала.

– Выбора нет, – сказал Фабиус. – Иначе бандиты захватят Ратушу и изобразят здесь свою власть. А на следующее утро, как только они откроют ворота, город захлестнёт волна беженцев, и начнётся уже настоящий ад.

– Б-беженцы п-покинули город, – проблеял Вабис.

– Лишь те, кто умер, – вклинился невысокий плотный горожанин с эмблемой суконного цеха. – Многие бежали к реке и ночуют там. А у городских стен каждый час добавляются их сородичи. Горожане боятся, кто-то распускает слухи об идущей следом чуме.

– Как зовут тебя? – спросил Фабиус.

– Лобуш, мейгир, – наклонил коротко стриженую голову суконщик.

– Пойдёшь с нами, мастер Лойбуш, – кивнул Фабиус. – Мэтр Вабис выйдет к толпе и призовёт главарей на переговоры в Ратушу. Мы пойдём с ним, дабы поддержать его. Медлить дальше некуда.

– Эй, Кибо? Не надоело вам тут торчать? Трубани-ка в свой горн, пусть откроют нам двери? Разве ж мы тронем кого-то, а, ребята?

– Гойда!

– Айдате по домам, служивые! – кричали бунтовщики стражникам, стоящим в окнах второго этажа и на балконе, с которого раньше частенько обращались к толпе префект и члены совета.

Почти все стражники набирались из таких же горожан, что осадили ратушу. Их знали в лицо, и особой злости к ним не питали. Но были в страже и наёмники. И вот этим костлявая серьёзно грозила снизу сухоньким кулачком.

Фабиус вывел на балкон мэтра Вабиса, поддерживая его под острый локоть – ноги у старика идти не хотели. Суконщик напирал сзади. Никто и не заметил, что Борн исчез вдруг, растворившись в тёмном коридоре Ратуши.

Узнав мэтра Вабиса, толпа заревела:

– Прочь!

– Пришлых не нать!

Затрубил горнист, призывая к тишине.

– Свободные горожане! – тонко закричал мэтр Вабис. Его пальцы вцепились в плечо магистра так, что тому захотелось оторвать от себя старика и швырнуть вниз. – Город не примет беженцев, если таково слово ваше! Хотите вы их?

– Не-ет им!

– Не нать!

Откликнулась толпа.

– В Ратуше ждут тех, кто скажет своё слово за всех горожан! – рявкнул Фабиус, перекрикивая гул. – Пусть выберут пятерых! Они донесут ваше слово!

– А где префект? – заорал кто-то, и его поддержали рёвом.

– Префект болен! – крикнул Фабиус.

– А ты кто?

– Я – магистр Фабиус Ренгский! Присланный сюда Советом Магистериума! Полномочный решать, кто будет кормить беженцев из Дабэна!

Толпа зашумела. Внизу начался торг. Настоящих бандитов, бесов и крещёных предложение Фабиуса не устраивало совершенно, зато оно устраивало рискнувших бунтовать горожан, не самых бедных, бедняки-то как раз разбежались.