Магистериум морум

Это было обидно, но изгой и в самом деле был сильным и умелым демоном.

– Это он! Ангелус Борн! Он нарушил закон Сатаны! – взвизгнул Анчутус, материализуясь рядом с Пакрополюсом.

Рядом с ним, как грибы после дождя, с едва слышным чпоканьем начали один за другим проявляться бесы. Анчутус решил на этот раз явиться с группой поддержки.

Фабиус подобрался весь, помня, что Борн не умеет врать. Он приготовился спасать демона от обвинений и нападок его же сородичей. Но инкуб неожиданно рассмеялся, словно бы именно обвинения были тем, чего он давно и с нетерпением ждал.

Пакрополюс тем временем откашлялся в кулак и продолжал уже вполне басовито и строго:

– Мы знаем, что из Нижнего Ада в нарушении всех норм сношений между людьми и демонами была похищена фурия по имени Алекто!

Он выпалил это и замялся. На фоне трёх десятков нечеловеческих морд, похищение одной единственной особы казалось ему теперь странным.

– Люди готовы вернуть Алекто в Ад, – кивнул Борн.

Ему надоело вещать, и голос его звучал теперь тише, но всё также проникновенно.

– Мы требуем не только вернуть Алекто, но и наказать похитителя! – Пакрополюс приосанился, выбравшись из болота справедливости на менее зыбкую почву отмщения.

– Человеческого мага! – поддакнул Анчутус.

Фабиус нахмурился. Голос беса показался ему знакомым… Но где он слышал его?

– Сначала похитителя нужно найти, – усмехнулся Борн и пристально уставился на Анчутуса.

– Мы заявляем протест! – не сдавался тот. – Похититель известен! Это человеческий маг, что стоит рядом с тобой! Я готов свидетельствовать…

Анчутус осёкся – ощутил, как у Пакрополюса задёргалась щека.

Чего могло стоить свидетельство беса? Да хоть бы и всего их сонма?

– Не торопись, – покривился Борн, пытаясь скрыть презрение. В былые годы он не снизошёл бы до разговора с бесом, но сейчас – выбора не было. – Сначала я расскажу одну историю, которая случилась здесь двадцать лет назад.

Пакрополюс важно кивнул. На самом же деле, он просто не знал, что говорить.

Инкуб посмотрел на замерших горожан и тварей и простёр руку над их головами, рассеивая им же созданный свет.

И покрывало истины спало с людей. Лица их вновь стали самыми обычными, перепутались, уравнялись. Люди и сущие замерли, оглядываясь. Они не в силах были осмыслить увиденное и понять, что случилось с сними.

– Слушайте и смотрите! – приказал Борн.

Он встал к зеркалу в центре помоста, чтобы его видели все.

– Когда-то давно, 12 веков назад, жители вашего города уже бунтовали против установленного Сатаной порядка. Они повесили трёх магов, подписавших Договор. И Сатана покарал тогда город безумием. От заката и до рассвета лилась здесь кровь, и горожане убивали друг друга. Братья шли против братьев, дети – против матерей и отцов. И когда взошло солнце, слишком многие оплакивали убитых. Верно, тогда и упало в эту землю семя безумия. 12 веков ожидало оно своего часа, и вот семя проросло.

Борн говорил тихо, но ещё тише было на площади.

– Безумный человек по имени Селек Грэ родился здесь, в Ангистрене. Он был таков, что не пожалел собственной души, лишь бы обрести богатство и власть. Двадцать лет назад он вступил в преступный сговор с магистром, членом Магического Совета Ахарором Скромным. С помощью мага Селек Грэ дал пожрать свою душу мелкому бесу из Верхнего Ада. И человек умер, а демон в его обличии воцарился в Ангистерне в личинах префекта города и его самого страшного разбойника, называемого Барбр. Так он держал власть над городом днём и ночью. Но созданиям ада всегда мало достигнутого. Казалось бы, бес прекрасно устроился на земле, однако, жажда ещё большей власти сжигала его изнутри. И тогда он замыслил страшное преступление.

Зеркало затрепетало, и все – и Пакрополюс, и горожане – увидели в нём две луны над заброшенным кладбищем… А потом узрели воочию, как магистр Ахарор собственными руками, старческими и некрепкими, вкапывает столбы для виселиц на месте древней казни трёх магов. И как ночь за ночью, одно тело за другим, вздёргивается там в последней пляске.

Обряд проходил тайно. Ахарор и бес в обличии Барбра – собственноручно казнили незадачливых магов. Вот уже два тела висели, привлекая ворон, а третий маг стоял на земле с петлёй на шее.

В какой-то момент плоское бородавчатое лицо разбойника стало больше зеркала, звуки усилились, и вся площадь услышала, как он зашептал Ахарору:

– Убей мага! Убей! И мы сумеем выдернуть фурию из её огненного мира! И власть наша станет полной!

И тут Фабиус прозрел, где же он слышал этот голос!

Магическое зеркало, словно внимая ему, жалобно звякнуло и переключилось с уродливого, усыпанного бородавками лица Барбра, на гладкую мордочку беса.

Анчутус взвизгнул и попятился.

– Вот он, похититель! – закричал Фабиус, протягивая руку.

Бес обхватил себя лапками и начал уже размываться в пространстве, но старый демон не дал ему телепортировать.

Приятели Анчутуса пронзительно заверещали. Началась суматоха, изображение в зеркале зарябило, пытаясь утаить от людей адские склоки…

Но тут Борн протянул разом удлинившуюся руку, и гигантская тень от неё схватила Анчутуса в его адском мире!

Бес пронзительно завизжал! Зеркало затряслось и пошло трещинами! Воздух на грани двух сред вспыхнул, и запах гари ударил Фабиусу в нос.

Люди на площади закричали. В Аду бесы – соратники Анчутуса – в ужасе бросились вон из зеркальной комнаты, спасаясь от очумевшего стекла, которое отбрасывало колючие, разящие тени. И тогда Пакрополюс, не растерявшись, (что ему уже было терять?) спеленал Анчутуса надёжным заклятьем.

Борн убрал руку, и зеркало перестало дрожать и слоиться. Теперь уже несчастный бес начал мелко трястись, ибо возмездие Ада – это пружина, которая сокрыта в каждом флюиде его детей. Виновного, по-настоящему виновного, оно разрушает изнутри, разбивает на мельчайшие капли сути, взбивает в пену.

Анчутус изменился в лице. Он прозрел, что само тело выдаёт его, предощущает скорую расправу. В его чертах отразился дичайший ужас, понять который до конца могут только погибающие бессмертные.

Борн хмыкнул и повернулся к зеркалу спиной. Фабиус тоже опустил глаза. Он не хотел видеть, как будет наказан бес. В конце концов, это не Анчутус сподвиг горожан на бунт. Он всего лишь правил городом двадцать лет. Правил так, что цеха не слали жалоб в Совет Магистериума, а значит, раскармливание нечисти было хорошо для них.