Магнолия Паркс

Лицо Марсайли хмурится. Я сжимаю губы.

— Магнолия, — Харли становится между ними, — довольно.

— Сколько? — спрашивает она, игнорируя его.

Отец гневно уставился на нее, а я сжимаю кулаки.

— Шесть лет, — быстро отвечает Марсайли.

И в этот миг даже моя челюсть отвисает.

— Шесть лет, — медленно повторяет Магнолия.

И что-то меняется между ними... от шока до, может, предательства, не знаю... смотрю в глаза Паркс, я знаю все их оттенки и реакции, и, насколько я могу судить, они полны горя.

В этих глазах слишком много страданий для обычного гнева.

Марс и Паркс смотрят друг на друга, и между ними происходит какой-то немой диалог: глаза Марс умоляют, а глаза Паркс — просто опустошены. Они не отводят взгляда, словно застыли в этом моменте. И мне хотелось бы понять, что они говорят друг другу, потому что мне кажется, что это как-то связано со мной.

Затем Магнолия указывает дрожащим пальцем на женщину, которая любила ее всю жизнь, и молча выжидает несколько тяжёлых секунд.

— Не смей больше со мной разговаривать, — говорит Паркс.

Тогда хватает меня за руку и тянет обратно к машине.

26. БИ ДЖЕЙ

Мы садимся в машину и едем. Едем какое-то время в тишине. Ее грудь тяжело вздымается. Я внимательно наблюдаю за ней в ожидании слёз. Они обязательно будут, сейчас или позже, пока не могу сказать точно — мой взгляд то на ней, то на дороге, — но она будет плакать, а я сделаю все, чтобы облегчить ее боль.

— Куда тебя отвезти, Паркс? — она смотрит на меня, немного потерянная, пожимает плечами. — Мы недалеко от Сент-Айвса... — она кивает, снова смотрит в окно.

Мы останавливаемся в Carbis Bay and Spa Hotel. Я бронирую лучший номер, который можно найти в последний момент, и веду её туда. Сколько раз с тех пор, как мы расстались, я мечтал взять Паркс за руку и отвести в номер? Не знаю. По меньшей мере миллион.

Но ее лицо грустное. Она раздавлена, ведь только что наблюдала, как ее героиня падала в огненный ад.

Знаю, Паркс всегда возносила Марсайли на пьедестал. Меня это никогда не беспокоило, потому что, когда мы были моложе, Марс любила меня как своего собственного ребенка, а потом произошло то, что произошло... странно сейчас об этом думать ввиду того, что сегодня произошло. Может, мое поведение похоже на ее? Она как будто увидела свое отражение в зеркале.

Семь лет.

Роман, должно быть, начался, когда Паркс было пятнадцать или шестнадцать, и это странная мысль, потому что Марсайли была просто лучшей. По выходным, когда мы возвращались домой из школы после вечеринок пьяными, она забирала нас и привозила в McDonald’s. У неё и моей мамы была договорённость, о которой они думали, что мы не знаем, но это была политика «никаких вопросов», если только это гарантировало, что мы вернёмся домой в безопасности. Это означало, что мы всегда звонили одной из них. Ну, почти всегда.

Раньше Марс выгоняла меня из кровати Паркс с деревянной ложкой, и эти удары были достаточно болезненными. Вспоминая сейчас, я понимаю, что мы с Паркс, еще будучи детьми, наделали много дерьма, не верится, что нам это сходило с рук. Родителям Магнолии просто было всё равно.

Мать отвела Паркс к врачу, чтобы тот назначил противозачаточные таблетки примерно месяц спустя, с тех пор, как мы начали встречаться. Не знаю наверняка, но не думаю, что Паркс была запланированным ребёнком.

Это я понял за годы, по мелочам, которые выплывали из случайных разговоров, которые не должны были происходить при нас, но всё же происходили, потому что её родители были эмоционально равнодушны.

Интересно, знает ли ее мама. И, что будет с Бушкой.

Я сажаю Магнолию на кровать, пододвигаю стул и сажусь напротив неё.

— Что тебе нужно, Паркс? Все что бы тебе ни понадобилось, Паркс.

Тогда она тянется и касается моих рук. Её лицо кажется странным — немного растерянным? Грустным.

— Мне очень жаль, — говорит она, и ее голос немного срывается.

У меня сердце замирает, и я не понимаю, почему.

— За что?

— Ничего, — а потом качает головой. — Бидж? — я смотрю на нее. — Помнишь ту ночь, когда у тебя случился передоз? Ты ведь не сделал это намеренно?

— Что? — я отстраняюсь. — Нет. Почему ты…? Нет.

Она кивает. И в этот момент кажется такой хрупкой.

— Это было из-за меня?

Я глубоко вздыхаю, глядя в потолок.

— Паркс, в моей жизни в целом многое происходит из-за тебя, — смотрю на нее, а потом снова на потолок. — Но я не пытался себя убить, если ты об этом спрашиваешь.

— Хорошо, — кивает она.

Потом она надавливает руками на глаза, снова качает головой и встаёт.

— Мне нужно в душ.

Паркс приподнимается и направляется туда, а потом замирает и, не оборачиваясь, спрашивает: — Ты идешь?

Я безмолвно приподнимаюсь, и иду следом. Не додумывайте себе. Она всегда так себя ведет. Не любит принимать душ сама. Не любит оставаться наедине со своими мыслями. Они становятся громче в душе.

Я сажусь на край ванной, и пялюсь на свои руки, стараясь изо всех сил не смотреть краем глаза на то, как Паркс раздевается.

Но в конце концов поглядываю украдкой и замечаю, что она наблюдает за мной, пока я смотрю на нее. Наши взгляды пересекаются, её глаза полны желания ко мне, но потом Паркс тяжело глотает слюну и залезает в душ.

Мои костяшки побелели, я сжимаю колени, чтобы успокоиться — удержать в себе то, как сильно я её люблю и как сильно хочу что-то с этим сделать.

Включается душ и жду минуту.

— Ты тяжело это воспринимаешь, — говорю ей.

— А как я должна это воспринимать? — спрашивает она.

Я встаю и подхожу ближе к душу.

— Не знаю.

— Ну вот, — её голос звучит оправдано.

— Каких мыслей ты избегаешь там?

— Хмм? — бормочет Паркс, но я знаю, что она меня услышала.

В ванной все в пару. Окна запотели. Я прислоняюсь к ним спиной.

— Что не так, Паркс? — складываю руки на груди.

Она стоит под душем, а вода окутывает тело так, как желали бы мои руки. А затем тяжело вздыхает.

— Однажды она мне кое-что посоветовала.

— И что случилось?

Она смотрит на меня круглыми, заплаканными глазами.

— Я её послушала.

27. МАГНОЛИЯ

— А где Бидж? — спрашивает Бридж, облокотившись на дверной косяк, прежде чем войти и сесть на мою кровать.