Мальчик, Который Выжил

Княгиня Ирина Дмитриевна, прижимая к себе сына, который всё ещё довольно улыбался, произнесла:

— Всё дело в том, Мефодий Кириллович, по-видимому, что Вячеслав Светозарович убил змею Порядка и напитал своё ядро противоположной Атрибутикой.

Мефодий замер. Он едва выговорил:

— Простите, но… я не понимаю? Чем убил? Погремушкой, что ли?

Княгиня бросила на лекаря хмурый взгляд, а младенец, самое странное, резко перестал улыбаться. Он так внимательно и серьёзно посмотрел на Мефодия, что того, казалось, пронзило насквозь. Лекарь мгновенно осёкся и пробормотал:

— Простите, Ваша Светлость…

Сам он не знал, к кому обращается в этот момент — к княгине или к маленькому княжичу.

Ирина Дмитриевна, не теряя серьезного тона, продолжила:

— Вячеслав Светозарович сел на змею и задушил её. И так он, видимо, получил Атрибутику Порядка для подпитки ядра. Учитывайте этот факт при следующих осмотрах.

Мефодий побледнел, как полотно. Собрав последние крохи самообладания, прошептал:

— Простите, Ваше Светлость… Это просто… невероятно!

Княгиня хмуро приказала:

— Никому ни слова о результатах осмотра. Что до артефакта — его стоимость компенсирует наш род. Но на сегодня хватит диагностики.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и вышла, держа голову высоко.

* * *

Ну вот, опять эти лекари-профаны. Детский артефакт? Се-ри-о-зно? Да я, между прочим, уже змею Порядка завалил! А этот толстяк тут стоит, тычет в меня какой-то побрякушкой, которая треснула от первого же мелкого импульса. Ну и чему вас учат в Академии?

Я зеваю. За окном светит солнце, ветер лениво шевелит листья — жизнь вообще-то прекрасна. Так чего они все суетятся? Лучше бы ещё одну Змею Порядка принесли.

Ещё чуть-чуть подумав, я принимаю стратегическое решение. Надо выбираться на улицу. Хватит с меня этих глупостей. Тяну пухлые руки к маме, своей главной союзнице в этом большом мире:

— Ма-ма, на уцую!

— На улочку хочешь? На солнышеке погреться?

— Дя!

— Хорошая мысль. Ксюню тоже тогда позовем.

Мама поудобнее подхватывает меня. Я улыбаюсь — ну конечно, она же меня любит. Да и, что самое важное, слушается.

Вот и газон. Наконец-то! Всё, можно расслабиться. Мама где-то неподалёку, болтает с няньками, а я предоставлен сам себе — лучшее, что вообще могло случиться.

Ползу, поднимаюсь, потом, кренясь из стороны в сторону, двигаюсь походкой пьяного пингвина. Обхожу служанку и Ксюню. Последняя, как всегда в последнее время, с куклами возится. Ну и что она в них нашла? Абсолютно непонятно.

Ден, кстати, дома остался. Жаль. Но его как-то забыли захватить с собой.

Поглядываю вокруг, и вдруг в кустах мелькает пара блестящих глаз. Ага! Эхозверь. Но родовая сеть вокруг мягко подсказывает: всё в порядке, свой. Это у меня впервые, но, честно говоря, не особо удивляюсь. Я же княжич, а эта земля принадлежит моему роду. Всё логично.

Приглядываюсь внимательнее. Это явно кто-то из Атрибутики Земли. Сторожевой пёс, но, если быть откровенным, словно бы ещё недоделанный. Низкая формация. Эхозверь похож на ожившую кучу глины с чёрными глазками и дыркой вместо пасти.

— Столожишь? Мо-лод-ца, — произношу я с уважением, с каким должен относиться любой уважающий себя генерал к верному солдату. Ну или княжич слуге, не суть.

Глиняная «собака» слегка наклоняет голову, потом поворачивает ко мне нечто, что, вероятно, когда-нибудь станет хвостом. Сейчас это просто глиняный отросток. И виляет! Признал барина. Ну вот, теперь точно молодец. Значит, заслужил награду.

Я оглядываюсь. Генерал должен награждать своих подчинённых. А этот пёс не только меня защищает, но и всю мою семью: Ксюню с мамой. Справедливо будет дать ему вкусняшку, правильно?

Окидываю двор взглядом и нахожу идеальный вариант. Под персиковым деревом висит красивый плод — вот оно, то, что нужно.

— Хошь пелсик?

Песа снова виляет хвостом.

Сосредотачиваясь. Мозг напрягается. Прямо ощущаю себя как в лучшие времена, когда я руководил армиями. Что ж, внутреннее напряжение — бах! Ветка шевелится, и персик срывается вниз.

Плод с глухим «шмяк» падает на землю.

— Делжи, засужил, — важно объявляю я, поднимая персик.

Глинопёс подбегает и тут же принимается его жевать, издавая влажные, чавкающие звуки. Ну да, звери Земли, как и положено, любят плоды земли. Всё правильно. Так же, звери Грозы, например, любят электричество. Эти вообще любят совать лапы и зубы в розетки.

Я, слегка привстав на носки, прищуриваюсь и читаю гравировку на боку зверя:

— Гли-ня…

Глиней, значит, зовут.

Мгновение думаю и, широко улыбнувшись, командую:

— «Покатай меня, большая черепаха!»

Правда, получилось что-то вроде:

— «Больша паха, пакай!»

Хватаюсь за него и начинаю карабкаться. Глинка вздыхает. Видимо, уже осознал свою судьбу, но как верный сторожевой пес покорно стоит. С трудом закидываю ногу, устраиваясь на его спине — ну, или на том, что можно назвать спиной, если сильно постараться.

Усевшись, командую, как в былые времена:

— Впе-е-е-лёд, мойй Дуллахан!

Глиняный зверь слегка покачивается, стоя на месте, а потом всё же послушно трогается с места. Да, неуклюже, но дело пошло. Он мчится по двору, оставляя за собой грязные следы, а я… Ну, держусь как могу!

В какой-то момент мы проносимся мимо крыльца. Там стоит мама с какой-то служанкой. Мама меня замечает.

— Вячеслав! — в ужасе кричит мама, глядя, как я скачусь на глиняном эхопсе.

Её голос режет воздух, и птицы во дворе с испуганным хлопаньем крыльев взмывают вверх.

— Немедленно позовите псаря! Где Серафим?! — командует она так, словно случился конец света.

Весь двор приходит в движение. Один из слуг бросается ко мне, но мы с Глинкой просто обходим его по дуге. Я еще ему и язык показываю, довольный.

Все мышцы напряжены, тряска бешеная. Этого я и добивался — нагрузки. Мало просто раскрыть ядро, оно должно работать, как насос, гоняя магию по всему телу. Атрибутика должна пропитать мышцы, связки, кости. И единственный способ добиться этого — физическая нагрузка. Пропитаюсь как следует — и смогу лбом бетонную стену ломать.

Эхопсарь Серафим появляется через пару мгновений, выпучив глаза и явно не понимая, что вообще происходит.

— Серафим, сделай что-нибудь! Этот пёс разобьёт моего ребёнка! — кричит мама, указывая на меня, лихо несущегося на своём импровизированном «скакуне».