Мальчик, Который Выжил

Но я не позволю им воспользоваться этим.

Я должен защитить своих. Маму. Ксюню.

И, как ни странно, этот урод может мне в этом помочь. Он Мастер, он тренирует воинов, его уважают. Даже мама, хоть и терпеть его не может, вынуждена с ним считаться.

Собрав остатки сил, я перевернулся на живот, подтянулся, кое-как поднялся на ноги и подошёл к мастеру. Смотря ему прямо в глаза, твёрдо сказал:

— Я бюду тваим ученикам.

Мастер удивлённо поднял бровь, но прежде чем он успел что-то сказать, я добавил:

— Улод.

Глава 10

Прошло несколько месяцев. Рогов больше не появлялся, хоть и принял меня в ученики — похоже, ушел в кусты от страха. Видимо, понял, что в следующий раз я не сдержусь и действительно расхреначу ему колено. Время шло, и жизнь, на удивление, вошла в спокойное русло. Медитации, гонки на беговеле, игры в песочнице.

Вечером, как раз когда мы с Ксюней вернулись домой после прогулки — катались на беговеле, играли с Глинкой, — то занялись своими делами в детской.

Ксюша, захватив уродливого зайца, сосредоточенно возилась с куклами. Я же прикидывал, какую мебель бы взорвать…

И тут в дверь робко, осторожно постучали.

— Не запелто, — отозвался я, давно уже ожидая гостя.

Ефрем, озираясь, вошёл в комнату, воровато огляделся — прямо как спекулянт на тёмном рынке.

— Ваша Светлость… — начал он, нервно теребя край куртки.

— Плинёс? — Я жадно обернулся, отрываясь от игры в «построй пирамидку» с Ксюней, и протянул руку, требовательно.

Ефрем многозначительно покосился в сторону Ксюни.

— Ксюне можа довелять, — заверил я.

Он кашлянул, сделал два осторожных шага вперёд, снова огляделся, словно ожидал засады, и, наконец, вытащил что-то из-под полы куртки.

— Только ни слова княгине, — пробормотал он.

В его руке был пистолет.

Мой интерес мгновенно взлетел до небес. Наконец-то! Ефрем сдался и выполнил моё требование — долго же он упирался, но всё-таки дошло.

— Glock семнадсать, — протянул я, вглядываясь в оружие.

Ефрем удивлённо приподнял брови:

— Вы знаете? Надо же.

Гладкий, чёрный, идеально собранный. Даже на вид внушал уважение, увесистый — как и положено пистолету, который себя уважает. На ощупь — холодный, вызывающе надёжный.

— Отлифна! — Я осторожно взял его в руки, и где-то внутри разлилось приятное тепло удовлетворения. Вот оно — оружие настоящих мужчин!

Но тут мой взгляд зацепился за Ксюню.

Моя маленькая подруга сидела рядом, в непонятках глядя на ствол.

Я резко повернулся к ней, подняв оружие:

— Ксюнь, умли! Пах-пах!

С лёгким хлопком пенопластовые пульки вылетели из дула и попали ей прямо в лоб.

Ксюша моргнула, подняла руку к голове, будто проверяя, всё ли на месте, и с искренним удивлением выдала:

— Сава?! А дяй ме!

Я тут же спрятал пластиковую реплику смертоносного оружия за спину и ухмыльнулся:

— А ти догани!

— Дяй-дай! — раздалось тут же, и погоня началась.

Я бежал по дому, периодически оборачиваясь, чтобы выстрелить ещё парой пуль в её сторону. Разумеется, попадал часто, и она возмущённо пищала.

Её босые ножки хлопали по полу, а я, увлечённый процессом, не особо следил за направлением.

И, конечно же, как это часто бывает с такими гениями, как я, в самый ответственный момент…

БАЦ!

Я врезался в дверь. Звон в ушах. Голова слегка кружится. моргаю, смотрю на дверь.

Вмятина.

НОВАЯ вмятина.

Причём заметно выше старой.

— Хм… вылос! — порадовался я, отряхиваясь. — Плоглесс!

— Сава! Дяй! — потребовала Ксюша, догнав меня.

Я протянул ей пистолет. Ксюня схватила пушку, возмущённо нажала курок, целясь в меня. Девочка захлопала глазками и заглянула внутрь ствола.

— А без пулек не стлеяет! — усмехнулся я, демонстративно показывая горсть извлеченных боеприпасов.

И сорвался с места.

— Сава! Нечесна! Дяй! — пищало сзади.

Погоня продолжилась.

В свои полтора года мы с Ксюней вымахали так, что могли сойти за трёх-четырёхлетних. Оставаться дома становилось всё скучнее, особенно мне — я ведь стремился разрушать, а дом, увы, было жалко. Полюбился он мне. Энергия ядер разгоняла наше развитие, а физические занятия наполняли тела силой, заставляя нас расти быстрее обычных детей.

Я всячески поддерживал наш физический прогресс: с Матвеем регулярно ходили в бассейн. Даже на танцы пару раз записались — к маминому восторгу. Но игрушки, которые раньше вызывали восторг, начали надоедать.

А вот бассейн — это было круто. Особенно запомнился случай с одной пышногрудой дамочкой, которая подошла к Матвею, кокетливо улыбнулась и выдала:

— Это ваши медвежата?

Матвей, заметно смутившись, поспешил ответить:

— Нет, это мой княжич.

Её удивление мгновенно сменилось интересом, и она тут же принялась с ним флиртовать. Ну, ему-то можно — холостой ведь. Я наблюдал за этой сценой с равнодушием, но где-то глубоко внутри шевельнулось недовольство. Будь Матвей моим папкой, я бы ему колено взорвал!

Вообще, самому мне подобное женское внимание было привычно. В прошлом и сам был не меньше Матвея, а борода у меня и вовсе роскошнее.

А бассейн оказался не только отличным развлечением и возможностью укрепить тело, но и напоминанием о том, кем я был. А ещё — стимулом становиться сильнее. Чтобы в будущем дамочки снова смотрели на меня с восхищением, а не только на моего телохранителя-медведя.

Дома же становилось всё скучнее.

Нет, с Деном клёво. Глинка тоже отличный пёса. Но хотелось больше движухи со сверстниками. Хотелось общаться, состязаться, побеждать. Ну, то есть, с четырёхлетками. С одногодками нам с Ксюней делать нечего. Мы уже до горшков доросли и молоко почти не пьём.

Однажды мама зашла в детскую вместе с Матвеем, обсуждая что-то на ходу. Разговор явно набирал обороты, а я сразу напрягся, услышав своё имя.

Мама, задумчиво остановившись посреди комнаты, удивлённо посмотрела на Матвея:

— В садик? Им ведь ещё и полутора лет нет!

Матвей стоял на своём.

— Это так, Ирина Дмитриевна. Но княжич и Ксения Тимофеевна растут, извините за выражение, как на дрожжах. Уже на четырёхлеток смахивают… ну ладно, пусть на трёхлеток. С половиной.