Мальчик нарасхват
Шрифт:
Почему-то смутившись, убрал полотенце, предварительно стряхнув с него крошки хлеба. Постояв еще несколько секунд в ступоре, тетя тихо спросила:
– Вы что… вы что, ели вот, - она облизнула пересохшие губы, - вот это?!
Пацан неуверенно кивнул, а я, выгнув брови, поинтересовался:
– Неужели отменяешь бойкот?
– Я… Но вы… Вот это… Боже мой…
Света опасно качнулась и стремительно начала оседать на пол. Моя реакция не подвела. Поддерживая внезапно ослабшую тетю, посадил ее на стул, на котором только что сидел. Несколько минут мы отпаивали ее водой и
С чего так бурно реагировать на такую, казалось бы, мелочь, было непонятно. По крайней мере, мне.
– Светка, ты чего?
– Теть Свет, с вами все в порядке?
– Тебе плохо?
– Еще водички?
– Тебе плохо или нет?
– Может, к окну подойдете?
– Ты, главное, не роди тут преждевременно, ладно?
– Может быть…
– Так, все! Хватит! – Света решительно отмахнулась от нас, как от навязчивых мух.
Она выглядела более бодрой, даже побледневшие на минуту щеки снова обрели прежний румянец. Тетя заправила прядь волос за ухо.
– Прекратить истерику, - снова сказала она. – Рожать я тут не собираюсь, поэтому, Вадик, успокойся. Артем, воды можешь больше не наливать, спасибо. Мне уже лучше.
– С тобой точно все в порядке? – на всякий случай переспросил я, озабоченно трогая тетин лоб.
Меня сердито хлопнули по руке.
– Говорю же, что да!
– Так ты… больше не сердишься?
Света напряглась. Некоторое время она переводила взгляд с меня на пацана и обратно, проверяя, кто смотрит с большей надеждой. Краем глаза видя, что зеньки парня а-ля «щенячьи глазки» привлекают чуткое женское сердце больше, сдержанно выдохнул. Наконец, тетя все же вздохнула, сдаваясь.
– Ладно уж, прощаю, куда ж вам, оболтусам, без нас?
Ответить никто не успел, на кухню ворвались сестры. Озадаченно хлопая глазами, Алина очнулась первой:
– Это… вы тут кричали, все нормально?
– Угу, - кивнул пацан.
Алина и Юлька настороженно перевели взгляд на Свету. Та, поглаживая левой рукой округлый животик, дала отбой тревоге:
– Я их простила!
– То есть снова можно разговаривать? – робко вставила Юля свою лепту, на что получила положительный ответ.
Широко улыбнувшись, она радостно крикнула: «Ура! Теперь можно смотреть телевизор!» и упорхнула с кухни. Дружный вздох полетел ей вдогонку.
Алина вздрогнула, обнаружив, что все теперь смотрят на нее. Помявшись, она шмыгнула вслед за младшей сестрой. Воцарилось неловкое молчание. Его нарушила внезапная трель телефона. Пацан вытащил из кармана сотовый, замявшись, поднес его к уху и ответил при нас.
– Да? Да… Ну, нет… Нет, я… Ладно. Да… Хорошо. Куда?.. Угу, ладно.
Как оказалось, навострили уши мы зря, ничего интересного пацан не сказал. Переступив с ноги на ногу, он еще раз неловко взглянул на тетю и сказал, что ему кое-куда нужно сходить. Получив одобрение со стороны Светы, слинял с кухни. Сама же женщина, посидев за столом еще около минуты, вскоре ушла закрывать за пацаном входную дверь.
Я остался один. И только когда снова взглянул на кастрюлю с соляным раствором, до меня дошло.
– Постойте, я что, один
все это убирать буду?!***
Через несколько часов раздался телефонный звонок. Лениво отбросив пульт в сторону, потянулся к телефону. Поднес трубку к уху.
– Да?
– Зыкин, блин!
– И тебе привет.
– Ты где?
– Наверное, в Париже. Захотелось, понимаешь ли, с собой домашний телефон прихватить. Мало ли, вдруг у них там мода такая?
– Какого хрена ты вообще там торчишь?!
– В Париже? – не понял я.
– Не у меня!
– Ну, а что такое? – смутно начал припоминать, о чем мы вчера разговаривали с Матвеем.
– Да ниче, блин! Я тебя уже битый час жду, а твоя наглая жопа все не идет!
– А, ты об этом…
– О чем же еще? – весьма раздраженно. Я вздохнул.
– Прости-прости, как-то из головы вылетело, правда.
– Да? А это ничего, что ты меня вчера чуть ли не на коленях умолял накормить тебя?
– Виноват.
– Разумеется, виноват! Что скажешь в свое оправдание?
– Со Светкой помирился.
– О, то есть, хочешь сказать, тебя уже накормили и ты не придешь? Плод моих стараний можно смело выбрасывать, я так понимаю?
– Ну, - почесал я щеку, - Зачем же сразу выбрасывать? Сам съешь.
– А я поел!
Долгую минуту я думал. Оглянулся, проверяя, нет ли родственниц поблизости. Заметив честную Юлю, делающую вид, что она тут совершенно ни при чем, с надеждой спросил:
– Ты же меня не выдашь?
Сестренка, посмотрев на меня, вздохнула и покачала головой, мол, твори свои темные делишки, не выдам. Благодарно потрепав сестру по волосам, сказал, обращаясь теперь к Лапину:
– Так, выбрасывать ничего не надо. Я сейчас приеду и все-все съем, до единой крошки. Не поверишь, какую дрянь мне пришлось сегодня съесть, поэтому можешь даже не разогревать. Мне хотя бы чем-нибудь этот вкус отбить.
– Света так ужасно приготовила? – искренне удивился мужчина, будто бы и не орал сейчас на меня с пеной у рта.
– Нет, я и пацан… А чтобы загладить свою вину, я куплю, наприме-ер…
– Коньячка.
– Коньячка.
– Пять звезд.
– А не прихерел ли ты часом, друг мой?! – в сердцах воскликнул я, тут же прикусив свой язык и оглянувшись на сестру.
Та демонстративно зажимала уши руками, за что я еще раз одобрительно потрепал ее по головке.
– Ни в коей мере. Ты меня обидел, ты и выкручивайся.
– Дорого стоят твои обиды, - буркнул я.
– А ты что хотел? Друзья – это дорогие люди. И обиды их тоже дорогие.
– Может, все же договоримся о чем-нибудь другом?
– Зыкин, ты не на базаре, не надо мне тут торговаться!
– Сволота ты все же.
– Кто бы говорил. Не увижу тебя на пороге через час – будешь должен мне две «пятизвездки».
– Чего? – возмутился я уже гудкам.
Едва удержавшись, чтобы не сплюнуть, махнул Юле рукой. Та послушно убрала руки от ушей, так же неотрывно пялясь в телевизор. Перевел глаза на время. Полвосьмого.
Что ж, на все про все мне дали час. Успеть бы, а то денежки жалко, да и не наберется у меня столько.