Мальчик нарасхват

– Ну как, долго они еще дуться собираются?

Девочка, подумав, кивнула. Мы все трое вздохнули в унисон.

– А если попросить конкретного прощения? – робко вставил пацан.

Я поморщился. Что еще за «конкретное прощение»? Честно ответил:

– Вряд ли прокатит.

Артем грустно отвел взгляд. После снова спросил:

– А долго они могут так молчать?

– Ну, неделю точно.

Пацан вконец скис. Ну да, приятного в этом мало, но неделя – не месяц, прожить можно. Помнится, однажды, когда я еще жил со своими родственницами, чем-то не угодил им всем. Итог: я был пустым местом около недели, смиряясь со своей печальной участью. А вот когда пришел домой глубокой ночью, всклоченный, с разбитой губой и оторванным рукавом, вот тогда меня тут же простили, залатали, пожалели, накормили, напоили, в общем, обласкали по полному. Чин чинарем! Неделю обделенный женским вниманием, подобное для меня было словно бальзам на душу.

Сейчас же не обещаю, но подозреваю, что приди из нас двоих кто-нибудь с фонарем под глазом, героически прикладывая к нему кусок замерзшего мяса, то, возможно (!), нас, так и быть, простили бы.

Нет, ну правда, что с нас, мужчин, взять? Большие, грубые, еды себе приготовить не можем, лишь бы кулаками помахать, чью-нибудь рожу разукрасить. Куда ж нам, лоботрясам, без женской заботы?

Ну, сколько бы я не иронизировал, доля правда в этом все же есть. Взять к примеру ту же курицу в духовке. Кстати, о птичках…

– Чем это так воняет? – принюхалась Юлька.

Я возмущенно поперхнулся.

– Воняет?! Благоухает!

Сестра недоверчиво сощурилась, а после и вовсе скривилась. Нахмурившись, я глубоко вдохнул носом. Нет, ну обидно же: готовишь, готовишь, вкладываешь в эту чертову готовку все свои силы, а тебе потом прямо в лицо говорят: «Воняет!» Но запашок, признаться честно, стоял тот еще.

С тихим ужасом оглянулся. Едва не налетев друг на друга, кинулись с пацаном к духовке. Оттуда, устремляясь в потолок тонкой черной струйкой, выходил дымок. С воплем раненого зверя «наша еда!» наперегонки бросились вытаскивать курицу из духовки. Фольгу отрывали с трепетом…

– Ну, зато прожарилась, - глухо буркнул я, глядя на черную от гари птицу.

Пацан неуверенно ткнул ее вилкой. Как нам удалось испортить еду, следуя строго (ну почти) по рецепту – ума не приложу. Я ведь только температуру на несколько градусов повысил, чтоб побыстрее приготовилась. Кто же знал…

Тем не менее, постояв в ступоре несколько минут, мы пожали плечами. Спокойно уселись по своим местам и разделали курицу. Не получилось, так не получилось. Все же это была наша первая попытка в приготовлении настоящего блюда. Главное, есть вроде можно, хотя выглядит более чем неаппетитно. Впрочем, если глотать быстро, можно не различить вкуса.

Юля, переводя ошалевший взгляд с одного на другого, молча смотрела, как мы в считанные секунды уничтожаем обед, плавно переходящий в ужин. Заметив прикованное к нам внимание, я с набитым ртом воодушевленно предложил:

– Хошешь хурошку?

Девочка в ужасе на меня посмотрела, яростно помотала головой из стороны в сторону и, промямлив что-то, тихонько выскользнула из кухни. Я только пожал плечами, мол, не хочешь, не надо.

Управившись с курицей, с одышкой откинулся на спинку стула, держа одну руку на животе. Было сухо и невкусно, зато много. То есть, была возможность не умереть от голода до утра. А там… А там уже будут заботы будущего меня.

Не успел я толком забыть противный вкус, как дверь снова скрипнула. Оглянулся. Заходить никто не спешил, видимо, по ту сторону сильно сомневались, стоит ли входить или нет. Поморщившись, громко сказал:

– Чего ты там мнешься? Раз шла – заходи!

Нет, честное слово, такой застенчивости я ожидал только от младшей сестренки! Ребенок же еще, лет мало, между родными непонятные стычки, первые говорят одно, вторые – другое. Конечно, в поведении сразу проявится неловкость, застенчивость.

Но когда дверь сразу же после моих слов резко распахнулась, а в проеме обнаружилась хмурая Алина, я малость удивился. Пацан рядом сыто икнул. Сестра, вздернув носик, сначала быстро и решительно, а потом внезапно у стола снизив темп, прошла к графину с водой. Проходя мимо нас, она косо взглянула на практически съеденный обед-ужин. Остальную половину курочки мы с пацаном просто не осилили, хоть я любезно и сказал пареньку доедать результат наших стараний. А вот взгляд сестры мне не понравился. Угрюмо промолчал.

Сестра ушла. Я с равнодушием перевел взгляд на стол. Запачканная в нескольких местах скатерть, которую Света притащила из дома. Мокрое пятно то ли от соляного раствора, то ли просто от воды красовалось прямо по центру скатерти. С краю стола лежит грязный нож. Кастрюля с раствором стоит тут же. Баночка с перцем, вытащенные приправы. Вилки, ложки. Кусочки фольги равномерно разбросаны по всему столу, а само «блюдо» придвинуто ближе к пацану, так как я сам любезно пододвинул тарелку к нему.

В душу закралось нехорошее чувство, что убираться-то теперь надо мне. Вернее, нам. Ну, если совсем уж оптимистично думать, то можно все пацану свалить, пусть посудомойкой побудет.

Оглянулся, обводя кухню взглядом. Занавеска снова заляпана, на полу что-то просыпано, духовка раскрыта, на столешницах стоит еще какая-то использованная посуда. Даже в раковине, по-моему, я увидел стакан.

Странно, после Светы все чисто, будто бы она и не готовила совсем, а взяла готовую еду прямо из холодильника или еще откуда-нибудь. Но без нее… Если совсем уж честно, когда я жил один, несколько раз пробовал приготовить что-нибудь стоящее, и после моей готовки на кухню также было страшно зайти, но это было так давно, что я уж и забыл подобное зрелище.

Не дав мне вдоволь погрустить, дверь опять открылась. На сей раз вошла Света. Мимолетно взглянул на нее и изобразил раскаяние на лице, делая вид, что я все еще жалею о своем поведении и покорно жду прощения. Ну, первые дня два так и было. Мне действительно было немного совестно. Но потом чувство стыда как-то притупилось, стало все равно. Неделя – крайний срок. К этому времени девчонки нас простят, но для порядка все же надо грустно и жалостливо вздыхать при тете, а ей сурово сдвигать брови и не обращать на наши страдания никакого внимания. Потом нам всем надоест, и мы помиримся. Так всегда обычно и происходит.

Света, на секунду остановившись в проходе, зашла. Куда пошла дальше? Как ни странно, к графину. Черт, здесь есть еще и холодильник, и раковина, и посуда, и еще куча всего прочего, зачем к графину-то опять идти? Можно было бы сделать вид, что она пришла, ну, не знаю, окно там закрыть, кружку вымыть. Иначе сильно уж заметно, что она тоже пришла поглазеть на нашу неудачную попытку. От которой, кстати, меня начинало мутить, наверное, съел больше, чем надо было.

Но следующего я честно не ожидал. Невозмутимую тетю, едва она взглянула, что творится на столе, едва кондратий не хватил. А когда она разглядела еще и полуобглоданный кусок черного мяса, лицо ее исказилось болью. Болью понятной только ей как опытной домохозяйке. Света даже остановилась напротив стола, уставившись на махровое зеленое полотенце на моих коленях. Ну, кухонное искать мне было лень, салфеток нет, но я же интеллигентный человек, в самом деле.