Мальчик нарасхват

– Это Вадим, я у него живу.

Затем опустил руку и поднял другую, указав теперь на Славу и исподлобья глянув на Вадима.

– А это Слава, мой старший брат.

Еще раз обменявшись придирчивыми и подозрительными взглядами с моим братом, Вадим недоуменно хмыкнул.

– Какой же он тебе «старший брат»? Вы же с ним близнецы, вон, рожи одинаковые.

На его грубые слова я почесал затылок и неуверенно произнес:

– Ну, он же раньше меня родился. Значит, старше.

Выслушав мое объяснение, Вадим только бровь выгнул. В глазах его застыл немой вопрос: я идиот? Может быть, и идиот. Отрицать не стану, хотя и не согласен. Просто ляпнул эти слова с ходу, не подумав. На самом же деле титул «старшего брата» Славе я присвоил за то, что это он из нас двоих был умнее, ловчее и серьезнее, и всегда держал за меня ответственность. Хотя, быть может, я слишком расхвалил брата, потому как он больше любил ходить с насмешливой физиономией и подкалывать, а иногда и откровенно измываться над каждым, кто попадался по пути, чем серьезничать и умничать. Но ответственность он за меня держал точно, тут придраться не к чему. Вот потому-то он и «старший брат». Для меня, во всяком случае.

Некоторое время помолчав, Слава заявил:

– Ты не будешь жить с этим плешивым старикашкой.

– Нет у меня плеши, – рявкнул Вадим, уязвленный в самолюбие. – Уши сейчас откручу, мелочь пузатая!

– Попробуй, - задиристо вскинул подбородок брат.

– А вот и попробую, - вполне решительно начал наступать мужчина, грозно сведя брови на переносице, но я помешал ему, вовремя встав между ними обоими и закрыв Славу спиной.

– Эм, - съежился под убийственным взглядом Вадима. – Ну, ладно вам, он не со зла. Слав, а ты не лезь! – повернул я голову теперь к брату, который громко пыхтел, с недовольством косясь на меня.

Он наморщился и пару раз громко и презрительно хмыкнул. Я же тем временем продолжил:

– Жить я продолжу там, где живу, ты мне не указ. Когда захочу, тогда и уйду! Ну, или пока вот он не захочет, - нерешительный кивок в сторону насупившегося мужчины.

После моих слов воцарилось нехорошее молчание. Обстановка наколилась до предела, стоять между Вадимом и Славой вблизи мне было неуютно. Но под пристальными взглядами не решался отступить в сторону.

И тут вдруг случилось оно, то самое. Перевоплощение. Странная такая штука все же.

– Ну, - обиженно донеслось возле самого уха, - я, знаешь ли, ревную.

И тут же загорелые руки немедленно обвили мои плечи, лишая возможности вырваться из кольца крепких братских объятий. Сам Слава прижался ко мне грудью, наваливаясь и заставляя меня сгибаться от неудобного положения, а подбородком уткнулся в мое левое плечо. Не обращая внимания, что у меня подгибаются ноги от тяжести, незадачливый братец состроил глазки, надул щечки.

Ангел, блин, нимба над головой и крылышек за спиной не хватает только.

Выдохнув мне в шею и неотрывно наблюдая за реакцией Вадима, брат, все еще крепко прижимаясь ко мне, приподнял одну руку и больно схватил меня за щеку и оттянул, замаскировав это действие под «потискать пятилетнего братика». Искажая голос, прогундосил:

– Неужели ты оставишь меня и уйдешь к этому дядьке? Неужели ты его любишь больше, чем меня?

Я тяжело вздохнул и виновато посмотрел Вадиму в глаза. Тот глядел на меня в вежливом недоумении, иногда переводя взгляд на Славу. Наверняка в его голове сейчас бродил навязчивый вопрос, все ли мы в семье такие придурки или просто с детьми родителям не повезло.

Ну, честно сказать, Слава вполне адекватен… когда мы наедине. И то иногда любит надо мной поиздеваться, придавливая своим весом к какой-нибудь поверхности, что зачастую не слишком приятно и легко. А когда мы находимся поблизости с каким-либо человеком или людьми, которые Славе не нравятся, то он внезапно превращается из вполне нормального человека в миловидного придурка с комплексом брата.

Со стороны может кому потешным показаться, но страдаю-то от этого я. Таскать на себе тушу Славы, который вечно виснет на моих несчастных плечах, терпеть его «сюси-пуси» и довольно болезненные «тисканья» за щеки и другие места – приятного, поверьте мне на слово, мало. Очень мало.

Но опять же, начнешь ворчать, мягко посылать, как-либо показывать, что такое поведение не нравится или упрекнешь в чем, а, страшнее всего, посмеешь заявить, чтобы брат прекратил свои «свисания» - обидится. Не на жизнь, а на смерть обидится. Две недели разговаривать не будет, а лежать на кровати трупом, лицом к стене, и молча страдать. Один, но гордый. Пока слезно на коленях прощения не выпросишь – не простит ведь. Попробуешь Славу пнуть, чтоб не лез - пнет в ответ и опять обидится. В общем, ситуация тупиковая, давно смириться пришлось.

Но последний год я был свободен от братских приступов, и неужели сейчас все снова начнется? Признаться честно, я иногда скучал по этому, когда был один. Особенно зимой – накидка из Славы выходила теплая, даже его шушуканье над ухом так сильно в тоску не вгоняло. А сейчас я вспомнил, каково это – стоять крючком, и что-то мне захотелось брата опять годика на два куда-нибудь подальше засунуть и не видеть.

Насупившись, я громко засопел и дернулся.

– Ну, это… Слав, пусти. Не видишь, что ли, пришли за мной, - отчаянный кивок на полуголого мужчину.

Тот только состроил угрюмую физиономию и скрестил руки на груди, не предпринимая каких-либо попыток подыграть мне. Но Слава, продолжая кривляться, тоном, не терпящим возражений, сказал, как отрезал:

– Нет! Никуда ты не пойдешь.

– Почему это? – вяло шевельнулся, предпринимая слабые попытки вырваться, но без должного результата.

– Я тебя еще с днем рождения не поздравил, вот почему. И ты меня, кстати, тоже. Пошли за тортиком! Но учти, алкоголь я тебе не куплю, ты еще маленький для этого. Детское шампанское разрешу.

– А сам-то, - засопел я громче, начиная брыкаться уже более активно.

Но мои старания демонстративно не замечали, лишь Вадим косился задумчиво. Я возмущенно продолжил:

– Не хочу я никакой тортик, и шампанское мне твое детское тоже нафиг не нужно! Отпусти!

– Вот вечно ты верещишь, как резаный, - недовольно заметил Слава, а Вадим вдруг подхватил:

– Да уж, верно.

– Что, «верно»? – недобро уставился на него брат после протяжной паузы.

– Вечно он верещит, как резаный, - загадочно закатил глаза к потолку Вадим и неожиданно добавил: - Когда его к себе прижимаешь.

Я от удивления перестал вырываться, а у Славы чуть заметно потемнели глаза, что обычно не говорило ни о чем хорошем. Да и масляное выражение с них сошло на нет. Спиной я почувствовал его участившееся биение сердца, а сам крякнул от натуги – так сильно мне сдавили грудную клетку руки брата. Спохватившись, он ослабил хватку, но тут же ощетинившись, прошипел, теперь уже не строя из себя белого и пушистого:

– Когда это?

Я, вдохнув полной грудью, тоже озадаченно повторил за ним: