Мальчики Из Бразилии

Либерман обратился к Нюренбергеру

– Разрешите задать мне дурацкий вопрос.

Нюренбергер кивнул.

– Тот, кто дает свои клетки, - сказал Либерман.
– Донор. Он обязательно должен быть живым?

– Нет, не обязательно, - ответил Нюренбергер.
– К отдельным клеткам не относится понятие «живая» или «неживая», о них можно говорить только «вскры­тая» или «невскрытая». Из пряди волос Моцарта - хотя даже не пряди, хватит одного волоска с головы Моцарта - некто, обладающий мастерством и обору­дованием, - он улыбнулся Клаусу, - и, конечно, женщиной,– он повернулся к Либерману, - может создать несколько сот малышей-Моцартов. Поместите их в хорошие дома, дайте им соответствующее воспи­тание и обращение - и в конце концов появятся пять или шесть взрослых Моцартов, которые подарят миру прекраснейшую музыку.

Прикрыв глаза, Либерман сделал неверный шаг впе­ред и покачал головой.

– Не музыку, - сказал он.
– И не Моцарты.

Он вынул из-за спины книгу и показал им ее назва­ние: «ГИТЛЕР»: на белой обложке тремя броскими штрихами были изображены лишь усики, острый нос и клок волос.

– Его отец был гражданским служащим, - сказал Либерман, - таможенником. Ему было пятьдесят два года, когда... на свет появился мальчик. Матери было двадцать девять.
– Он огляделся в поисках места, куда бы положить книгу и, не найдя такового, пристроил том на одну из горелок газовой плиты. Затем он снова пере­вел взгляд на присутствующих.
– И умер в шестьдесят пять лет, - сказал он, - когда мальчику было тринад­цать лет, почти четырнадцать.

Оставив стол неубранным, они расселись в другой комнате. Либерман и Клаус на неубранной постели, Ню­ренбергер на стуле, Лена на полу.

Они молча смотрели на стоящие перед ними пустые стаканы, на кусочки морковки на тарелках и орешки миндаля. Они смотрели друг на друга.

Взяв несколько миндалинок, Клаус стал подбрасывать их на ладони.

– Девяносто четыре Гитлера, - сказал Либерман, покачав головой.
– Нет, - сказал он.
– Нет. Это невозможно.

– Конечно, это не так, - пробурчал Нюренбер­гер.
– Просто есть девяносто четыре мальчика, с той же генетической наследственностью, что у Гитлера. Но развитие их может пойти совершенно разными путя­ми. Во всяком случае, большинства из них.

– Большинства, - сказал Либерман. Он кивнул Кла­усу и Лене.
– Большинство.
– Он посмотрел на Ню­ренбергера.
– И кое-кто все же останется, - сказал он.

– Сколько?
– спросил Клаус.

– Не знаю, - ответил Нюренбергер.

– Вы сказали, что они могут получить пять или десять Моцартов из нескольких сотен его копий. Сколь­ко Гитлеров может получиться из девяносто четырех? Один? Два? Три?

– Не знаю,– повторил Нюренбергер.
– Как я и говорил. И на деле никто этого не может знать.
– Он мрачно усмехнулся.
– Личностные тесты среди лягушек не проводятся.

– Попробуйте хотя бы прикинуть, - сказал Либер­ман.

– Если подобранные родители сходны только по воз­расту, расе и занятиям отца, то я бы сказал, что перс­пективы весьма сомнительны. Для Менгеле, я хочу ска­зать; нас же они устраивают.

– Но не в полной мере, - сказал Либерман.

– Нет, конечно, нет.

– Если бы даже существовал только один такой ...
– промолвила Лена, - всегда существовала бы возмож­ность, что он... пойдет по правильному пути. По ужас­ному пути.

Клаус обратился к Либерману.

– Вы помните, что сказали на лекции? Кто-то спро­сил вас, представляют ли опасность группы неонацистов, и вы ответили, что пока нет, но если социальные условия ухудшатся - что, видит Бог, происходит каждый день - и если появится другой лидер типа Гитлера...

Либерман кивнул.

– Который с помощью телевизионных спутников сможет обращаться ко всему миру. Глас божий с небес, - закрыв глаза, он прижал руки к лицу, придавив веки.

– Сколько из этих отцов было убито?
– спросил Нюренбергер.

– И в самом деле!– спохватился Клаус.
– Только шестеро! Дела еще не так плохи, как может показаться!

– Восемь!
– Либерман опустил руки, моргая покрас­невшими глазами.
– Вы забыли Гатри в Тусконе и еще кого-то между ним и Карри. Есть и другие, в иных странах, о которых мы, скорее всего, ничего не заем. Нам известно только о тех, кто был с самого начала; во всяком случае, так обстоит дело в Штатах.

– Эксперименты с первой группой, должно быть, прошли более успешно, чем он сам ожидал, - сказал Нюренбергер.

– Я не могу отделаться от ощущения, - заметил Клаус, - что в какой-то мере вы даже рады этому достижению.

– Ну, вы не можете не признать, что чисто с научной точки зрения оно представляет собой огромный шаг впе­ред.

– Боже небесный! Вы хотите сказать, что можете спокойно сидеть здесь и...

– Клаус, - остановила его Лена.

– Ну, дерьмо!
– Клаус отшвырнул косточку минда­ля.

– Завтра же я отправлюсь в Вашингтон, - сказал Либерман, обращаясь к Нюренбергеру, - поговорить с их Федеральным Бюро Расследований. Я знаю, кто из отцов должен быть следующей жертвой; они смогут пой­мать убийцу, они должны будут поймать его. Не хотите ли поехать вместе со мной и помочь убедить их?

– Завтра?
– переспросил Нюренбергер.
– Я, скорее всего, не смогу.

– Даже, чтобы предупредить появление нового Гит­лера?

– Господи!
– Нюренбергер потер лоб.
– Да, конеч­но, - сказал он, - если я в такой мере вам нужен. Но, видите ли, там есть ученые в Гарварде, Коренелле, в Калтехе, чьи заслуги куда более весомы, чем мои и кто, во всяком случае, произведет на власти куда большее впечатление, хотя бы потому, что они американцы. Я могу дать вам их имена и названия учебных заведений, если вы хотите...

– Да, хотел бы.

– ... и если почему-то я еще буду вам нужен, то, конечно же, я отправляюсь с вами.

– Хорошо, - сказал Либерман.
– Благодарю вас.

Из внутреннего кармана Нюренбергер вынул ручку и записную книжку в кожаном переплете.

– Шеттлс, скорее всего, сможет вам помочь, - ска­зал он.

– Запишите его имя, - попросил Либерман, - и как я могу связаться с ним. Запишите всех, кого помните.
– Повернувшись к Клаусу, он сказал: - Профессор прав, американцы лучше. Двух иностранцев они просто выставят.

– Разве у вас там нет контактов?
– спросил Клаус.

– Они не помогут, - ответил Либерман.
– Во вся­ком случае, в Министерстве юстиции. Но я пробьюсь. Я буду двери вышибать. Боже небесный! Подумать только! Девяносто четыре юных Гитлера!

– Девяносто четыре мальчика,– продолжая писать, уточнил Нюренбергер, - с той же самой генетической наследственностью, что и у Гитлера.

Гостиница «Бенджамин Франклин», где ему предсто­яло остановиться, по мнению Менгеле, не заслуживала и десятой доли одной звезды, набором которых обычно оценивается качество отеля. Хотя, как место, где пред­стояло наконец избавиться от врага, который уничтожил дело его жизни и последнюю надежду (поправка - уве­ренность) в превосходстве арийской расы, гостиница за­служивала три с половиной звезды, а, может, даже и четыре.