Мальчишка, что посмел мечтать

— Грх. — прокряхтел от боли Джонсон, пытаясь чуть выпрямиться.

— А вот и наша золотая рыбка. — проговорил с ухмылкой на лице Роджерс, опираясь на стальные прутья решетки. — Спасибо за ключик. Ха-ха.

— Проснулся? — тут же спросил Лауреано и подошел к решетке. — Проснулся. — Лауреано открыл двери из прутьев, подошел к юноше и уставился ему в глаза. — Ну что, козел, снова встретились? — после этих слов Лауреано со всей силы ударяет Эдварда кулаком по лицу. — Это тебе за нос. — Джонсон лишь сплюнул кровь на пол камеры и немного улыбнулся, демонстрируя свой характер. — Что ты улыбаешься, черт тебя дери?! — и еще удар.

— Да хватит уже, Торрес. — проговорил Роджерс, положив руку на плечо Лауреано. — Ведь он нам отдал ключ.

— Который изначально был у меня! — прокричал губернатор и приблизился к лицу подонка.

— Отойди. — Роджерс немного оттащил Торреса и сам встал перед Эдвардом.

— Что… вам… нужно? — еле-еле произнес юноша.

— Уже ничего. Ты все нам дал. — Роджерс поднимает руку держащую ключ Эдварда. — Вот первый. — затем поднимает вторую руку с точно таким же ключом, но уже камень в основании бирюзового цвета. — Вот второй. Все. Ты уже не помешаешь нам. Благодаря тебе мы получим в этом море такую власть, что тебе и не снилось. Через три месяца в это море приплывает сам Король Испании — Филипп Пятый. Он тебя казнит при всех. А нам с Торресом даст столько власти, сколько захотим. Эх… Но до этого времени ты побудешь тут. Мы будем тебя проведывать. Правда, Торрес почаще. Не удивляйся сильно, что доверенное лицо Англии строит планы вместе с испанским губернатором. Уж больно схожи у нас интересы. Удачи. Она тебе нужна. — Вудс немного постучал по щеке Эдварда, развернулся и пошел в сторону выхода.

— Роджерс… ты… козел. — прокряхтел Эдвард.

— Пошли, Лауреано. Давай. — Вудс позвал Торреса, и они вместе вышли и закрыли дверь.

Когда их тени скрылись за стену, Эдвард сомкнул глаза и провалился в царство Морфея.

[1]Жерло — переднее отверстие пушки, откуда вылетают ядра при залпе.

Глава 31: «И явился людям сам Дьявол»

13 февраля 1715 года — 28 апреля 1715 года.

День сменялся ночью, ночь сменялась днем, но темница все стоит и тревожит души обреченных. День за днем Эдвард Джонсон все томился в темнице. Его кормили пару раз в день, в очень редких случаях по три раза на дню и то, когда на службу заступал испанский солдат способный на хоть какое-то милосердие. Солдаты что сменялись каждую день, очень любили выместить свою злость и ненависть на бедном пирате, демонстрируя разницу в их статусе. Каждый будний день капитан начинал с хорошего избиения, синяки от которых переставали болеть лишь к полуночи.

С семи утра и до восьми вечера его освобождали от кандалов и предоставляли время побродить в камере, дабы хоть чуть-чуть смог сохранить человеческий вид молодой пират. Ведь именно его казнь станет началом компании Испании за пиратами. Дабы не впасть в хандру Эдвард решился физически убиваться, выполняя базовые упражнения. Боль в мышцах стала лучшим лекарством от наплывающего безумия, которым болели все немногочисленные заключенные. Каждодневные часовые медитации успокаивали его мысли и разум, а изнурительные тренировки укрепляли его тело.

Первая неделя стала самой тяжелой в жизни Джонсона, что до этого, как выяснилось, никогда и не сталкивался с трудностями. Паразитные мысли посещали голову молодого человека. «Зачем продолжать жить?» — пронеслось у него после нескольких дней в темнице во время отхаркивания крови лежа на холодном каменном полу. Исчезла та ярость, та злость в глазах разбойника, освобождая его сознание. Никаких попыток сбежать юноша не предпринимал, даже запретил себе грезить о побеге. Смирение пришло в его сознание приведя под ручку спокойствие и отчужденность.

Некогда самый непредсказуемый капитан пиратов Вест-Индии стал чересчур спокоен и сосредоточен. Его болевой порок возрос до необычайных высот, каких он даже представить не мог. Боль от воткнутого в бок ножа он замечал лишь через десяток секунд, и то охарактеризовал его как слабое покалывание. Удары по лицу и тем более торсу не оказывали должного эффекта при «играх» солдат. Он мог выдержать не один десяток таких ударов и не издать ни звука. Хорошо, что хоть солдаты имели что-то мужское, оставляя пах Эдварда без внимания. Но ни один солдат не сравниться яростью и ненавистью с Лауреано. Раз в неделю он точно навещал своего дорогого друга. Смеялся и избивал его около часа вымещая всю свою злость. Все не мог простить ему тогда сломанный, а теперь уже перекошенный, нос.

На всеобщее удивление Джонсон избавился от ненависти к испанцам, осознав, что те, кто его избивали и гадили ему его харчи, заслуживают смерти, а солдаты что мирно прогуливались по уличкам Гаваны и просто филонили — простые люди, что верят в святость службы. Капитан смог понять себя по-настоящему, свои мотивы, цели и мысли, что гложили всю его жизнь. Пообещал себе, если когда-нибудь он окажется на свободе, то он обязательно, во чтобы ему это ни встало, он найдет эту чертову «Сокровищницу» и покинет это море. Если бы не его доверчивость, то все могло бы уже свершиться.

От изнуряющих тренировок молодой капитан приобрел многое: каменный пресс, увеличенные мышцы груди, стальная спина, немного увеличились бицепсы и трицепсы, крепкие мышцы бедер и увеличенные икроножные мышцы. Все это мясо стало необходимым для уменьшения той боли, которую раз за разом получал юноша в «подарок». Ни одной складки жира на его теле, оголяя все его нутро для садистов. Не заставили себя ждать и новые шрамы от «игр». Справа и слева от пупка появились короткие полоски, следы от карманного ножа. Появились раны на предплечьях и, конечно же, шрам на всю грудину — «Пират». Большинство, конечно, оставил Лауреано, когда мимолетно заглядывал.

За пару недель Эдвард умудрился выучить испанский и мог иногда от скуки подслушивать разговоры этих тварей. Юноша смог научиться быстро напрягать отдельные мышцы своего тела, и что еще больше упростило ему жизнь. Еще по замаху Эдвард понимал, куда летит кулак солдата и напрягал именно ту часть тела.

Благодаря медитации научился в произвольный момент замедлять свое сердце сердцебиение. Настолько сильно натренировал легкие, что предел его возрос с трех минут до десятка, и научился наедаться теми харчами, что ему давала стража под видом «обеда». Его выносливость достигла необычайных высот, позволяя ему целый час непрерывно отжиматься, а после подтягиваться и сжимать пресс, поднимая ноги, к потолку вися на прутьях. Каменные мозоли появились на его руках предоставляя возможность не скользить на вертикально посаженых прутьях.

Джонсон тренировался и ждал своей многообещающей встречи с испанским Королем, в надежде демонстрацией своего вида внушить тому страх и выбить хотя бы один разговор с ним. Филип Пятый же должен был иметь хоть что-то святого за душой. Не откажет же он смертнику в его последней просьбе.

В ежедневных тренировках и бесконечном ожидании Эдвард смог провести в темнице два с половиной месяца. За это время его волосы выросли на столько что могли с легкостью закрывать его глаза, а на лице выступила грубая щетина. А на улице уже наступило двадцать восьмое апреля 1715 года.

Первые лучи солнца освятили слегка побитое лицо. Он, как и всегда провел всю ночь в кандалах, вися над полом, чуть касаясь пальцами ног ледяного каменного пола. Как только лучи солнца коснулись век, пират мгновенно раскрыл глаза.

— Еще один день… — сухой грубый голос без толики жизни прозвучал от ранее жизнерадостного капитана. — Когда же приедет ваш чертов Король, а?! — выкрикнул на испанском Эдвард двум солдатам, что стояли у входа в клетку.

— Одиннадцатого марта обещался. Но ты не беспокойся так. Мы можем за место него с тобой поиграть. — и вновь это крысиная ублюдская улыбка.