Манул

Солоха, последовав примеру Ульса, развернулась, до хруста в костяшках пальцев сжимая обивку дивана. Она видела откровенно плачевное состояние победителя и то, с какой легкостью его атакует выходец клана крадущихся. Однако в этот раз она была бессильна. Фокус с Каркаданном выжал из нее все силы, и лишь страх потерять товарища не давал ей сейчас крепко заснуть на таком соблазнительно мягком диване.

— Надо же, ты меня поранил! — расхохотался Икар, лезвиями теккокаги пытаясь стереть проступившую кровь. Получалось из рук вон плохо. Оружие, скорее размазывало багровое пятно по щеке, делая и без того безумное выражение лица откровенно диким. — Больно, знаешь ли!

— Мне тоже! — ответил манул, пристально следя за своим противником. На этот раз он не подпустит этого сумасшедшего, сумеет вовремя отразить его атаку.

— Знаешь, а удар все же плохой… — огорошил оборотня Икар, внезапно исчезнув из поля видимости манула. Май поспешно развернулся, не желая подставлять спину. Однако Икара сзади не обнаружилось. — Ведь для того, чтобы победить, тебе придется захотеть драться со мной на смерть! — договорил наемник, свалившись прямо на голову оборотню.

Май отшатнулся, и удар когтей вспорол воздух. Икар же приземлился в песок, подняв тучу пыли. В тот же миг он вырвался из пыльного облака, атаковав. Манул блокировал удар. Лицо его покраснело от натуги. Даже с его силой он не мог побороть наемника. Тот напирал подобно буре, обрушиваясь на шашку манула настоящим ураганом. Оборотень только и успевал, что вовремя отводить удары когтей от своего лица.

Чем больше злился Май, тем радостнее было Икару. Наемник буквально светился от счастья, обрушивая на своего врага целые серии сокрушительных ударов. Маю под этим безумным натиском оставалось только отступать. Забылась боль, ушел страх, остались позади арены и даже цель его поединка. Рядом было лишь ненавистное и до коликов нагловатое лицо Икара, которое манул твердо решил исцарапать. Не шашкой, так родными когтями.

Впрочем, до когтей дело дойти не успело. Распалившись, Май совсем позабыл о своих опасениях, и клинок в его руках запел, зажил своей собственной жизнью. Людям на трибунах оставалось только охать и ахать, наслаждаясь искусным стилем Жориха Дорского. Именно он в своем учении разработал уникальную систему приемов, способных превратить даже самое неказистое, плохо отлитое лезвие в смертоносное оружие.

Тут уже не до вина стало и Добрику. Купец даже не осознавал, почему его охранник так неохотно брал в руки меч, да и не сильно его это заботило во время перехода. Вернее, его интересовало, но не так, чтобы становиться вопросом первостепенной важности. Теперь же он был растерян и озадачен вдвойне, недоумевая, отчего такому великому воину было сознательно прятать свои таланты. Да, бесспорно он был искусным грабленосцем, не одного разбойника оставив без штанов на Соляном тракте. Но все же его истинным оружием был легкий клинок. И теперь даже неопытный купец это понимал.

Естественно, что подобное перевоплощение не осталось без внимания господина Ульса. Мужчина нахмурился, глаза его потемнели, а зажатый в руке бокал с вином внезапно лопнул, обдав своими осколками Солоху. Девушка айкнула, схватившись за оцарапанную щеку.

— Вот паршивец… — шептал тем временем господин Ульс. Морщины на его лбу разгладились, на губах расцвела недобрая усмешка. — То-то он за меч хвататься не спешил. Думал, не узнаю. Ха! Эту стойку, эту манеру удара я не забуду никогда.

— О чем это вы? — тут же убито спросил купец. Чутье подсказывало ему, что в Мае достопочтимый господин Ульс увидел кого-то знакомого.

— О твоем охраннике, естественно! — улыбка Ульса на этот раз вышла такой зубастой, что могла спокойно сойти за хищный оскал. Купец громко икнул, обтирая вспотевшее лицо и шею небольшим платочком. — Этот шельма некогда знатно мне насолил! А все потому, что приглянулся этой придворной крысе — Жориху Дорскому! Этот парнишка мне тогда знатно поднагадил в документах. Лет семь отмыться не мог, пришлось в карцерах строгого режима идти в помощники к дознателям! Ну, хорошо, потом кто-то очень красиво этого самого Дорского отравил. При нем ведь приходилось жить скромно. Чуть что, эта крыса заморская была тут как тут! И все с рапортами, с докладами… Я бы мог сказать, что он был человеком чести и чтил закон. Но нет, он был просто очень изысканной сволочью!

— Неужели вы говорите о пятом канцлере Имарраиле-Жорихе Дорском? — захлопав глазами, прошептал купец, стремительно зеленея.

— Именно. Небось, до сих пор славятся в народе легенды о том, какого размаха достигали его оргии в загородном поместье? — спросил начальник городской стражи. Добрик поспешно закивал. Ульс одобрительно кашлянул, подытожив: — Пойдемте, поприветствуем нашего героя в более приватной обстановке. У меня много чего накопилось сказать нашей царской шлюшке.

С этими словами начальник городской стражи поднялся, подхватив Солоху за волосы. Девушка отчаянно завизжала от боли, замолотив руками. На ее счастье, или же несчастье, рукам удавалось молотить исключительно воздух.

— Вы что, не хотите досмотреть? — Добрик поднялся с готовностью обреченного, идущего на казнь.

— Исход боя мне уже известен. Впрочем, останься. Передашь ему послание. Пусть приходит ко мне в особняк, если захочет увидеть свою сестричку живой и здоровой, — заговорил Ульс, подтянув к себе яро сопротивляющуюся селянку. Девушка, охрипнув, отчаянно шипела и выдиралась. Тонкая душевная организация господина Ульса не выдержала беспредела, и мужчина с елейной улыбочкой отвесил ей смачную пощечину. Кожа на месте удара покраснела, девушка вскрикнула, моментально присмирев.

— Вот так-то лучше, — довольно заявил Ульс, скрывшись из своей ложи.

Тем временем ситуация на арене стремительно накалялась, доходя до желанной всеми развязки. На этот раз уже не Икар — Май теснил противника. Наемнику приходилось туго. Улыбка его померкла, глаза же зажглись необычной для него настороженностью. Он начинал уставать, а вот разъярившийся не на шутку манул явно только входил во вкус. Его не страшили ни мелкие кровоподтеки, ни ссадины, ни даже раненный бок. Он оттеснил Икара к стене, вложив в последний удар всю накопившуюся ярость. Встретившись с теккокаги, старенькое лезвие, не выдержав такого напряжения, треснуло. Некачественная сталь раскололась, унеся вместе с собой отвалившиеся лезвия когтей. Май охотно выбросил рукоятку, молниеносно ударив зазевавшегося Икара в челюсть. Наемник, закатив глаза, медленно сполз по стенке, оставив на холодном камне влажный багровый след.

— Чистая победа! — отрапортовал ведущий под всеобщий восторженный гул. Май усмехнулся, для порядка пнув постанывающего наемника в живот. Икар подниматься не соизволил, чем изрядно облегчил оборотню дело.

Выбравшись с арены, манул решительно направился к выходу. Там его уже поджидал купец. По одному его виду Май понял, что произошло непоправимое, моментально подлетев к мужчине.

— Где она? — зарычал он, склонившись над купцом. Рванул он так быстро, что не успевшие перехватить его, охранники вынуждены были только бледнеть, крестясь.

— Пойдем, он велел идти к нему, — заикаясь пробулькал Добрик.

— Можешь не провожать, — отстранившись, ответил оборотень, В тот же миг Май отступил, взвесив в ладони многообещающе звякнувший мешочек. Добрик машинально потянулся к вороту, нащупав пугающую пустоту. — Я возьму свою плату, ладно? Вы обещали!

Не успел посиневший купец возразить, как его бывший охранник исчез. Уходить оборотень умел так же мастерски, как и сражаться на мечах.

— Вот шельма! Чернобожий выродок! Думаешь, тебе эти деньги пригодятся? — закричал ему вслед Добрик, потрясая кулаком. Отсутствие звонкой монеты тут же вернули его в реальность. Бежать и отнимать свои злотые он пока не спешил, вызвав едкий смешок стоящих позади наймитов.