Мария. По ту сторону несбывшегося

– Ага, ты ещё про забой скота вспомни. Нет, и ещё раз нет! И не вздумай, кому-то сказать подобное. Жутко обидишь всю Испанию. Коррида - это Искусство!
– поучительно произнёс он.

– Ах, искусство!? Тогда всё сразу встаёт на свои места. Так вот почему ты меня два раза заставлял переодеваться? Я иду почти как на великосветский приём - в подходящей одежде и драгоценностях!
– снова фыркнула я.

– Потому что корриду не следует посещать в чём-то другом, - назидательно произнёс мой будущий муж и поправил алую розу у себя в петлице.

– Я и не спорю. Тем более, что это очень похоже на скачки. Туда тоже ходят в строго регламентированной одежде. Кажется, у дам обязательна шляпка, и каждая выделывается, как может. Некоторые даже целый дом сооружают на голове.

– А я видел корабль. Вот видишь, мы ещё вполне в этом плане демократичны. Так что и не спорь. Ты вообще знаешь количество картин посвящённых корриде?

– И не сосчитать, да?

– Одних офортов у Гойи тридцать три в его знаменитой серии «Тавромахия»!

– Это те гравюры на металле? Их тридцать три? Но они так и не стали популярны при его жизни, между прочим!

– Увы. Но в этом нет ничего удивительного. Его серия «Капричос» при жизни тоже не пользовалась особой популярностью. Но, несмотря на это, «Капричос» - величайшие произведения.

– Да, я помню его знаменитую работу из этого цикла - «Сон разума рождает чудовищ», - кивнула я.
– И это, безусловно, интереснее корриды.

– Ну я бы так не сказал. Гойя даже автопортрет написал в костюме тореадора.

– Гойя так сильно любил корриду?

– Вот сейчас опять обидно было! Не вздумай такое у кого-то спросить. Любит ли испанец корриду!? Он просто обязан её любить! Это всё равно, что спросить у тебя - любишь ли ты клевер.

– Чуть что сразу клевер, - вздохнула я.

– Хорошо. Ну или спросить у того русского с нашей помолвки любит ли он самовар.

– Что?

– У русских такая штука - воду греть. Я тебе потом покажу.

– И все они любят этот чайник?

– Это не чайник. Но, похоже. Понятия не имею. Но вот спрашивать у них - любят ли они его - не стоит. Потому как они могут его ни разу и не кипятить, а пользоваться обычным чайником, но самовар - это самовар!

– Кстати, давай позовём русских на нашу свадьбу? Не будем нарушать традицию? Только вот современников? Хватит с меня бородатых послов из древности.

– Надо у отца спросить, кого он знает и кто сейчас в Мадриде. Так вот, не отвлекаемся! Коррида…

– А давай без нудных лекций? А? Ну бык. Ну, скачет за тореадором по круглой арене. Кровь, песок, золото и красная тряпка.

– Ох. Давай ты вообще помолчишь? Тебе про это говорить, похоже, совсем не стоит. Что не слово - так прямое оскорбление. Боюсь, что даже бык на тебя обидится!

– Ага. Это я ещё не упоминала про терции, отличия пикадора от матадора и основные техники работы с мулетой - тряпкой этой вашей красной.

– Это не тряпка! Это красный плащ, натянутый на деревянную палку! Нет, я тебе всё же обязательно прочту лекцию. Нельзя же быть такой невежей.

– Ладно. В спальне. Перед сном. Ты рассказывай, а я посплю, - съехидничала я.

– Я отцу пожалуюсь!
– Артур закатил глаза.

– Ой, как страшно! Маленький мальчик побежал жаловаться папочке. Невеста корриду не любит. А что, кстати, Его Сиятельство по этому поводу говорит?

– Ну,… Он любит «Корриду в деревне» и «Корриду у шеста на площади». На этом всё.

– Это Веласкес?

– Не совсем. Это Эухенио Лукас Веласкес. Современный художник.

– Не густо. Ладно. Сейчас сама всё увижу и оценю.

И мы, выйдя из машины, направились к зданию арены.

Я не ждала, что мне понравится. И мне не понравилось. Нет, было очень зрелищно. Красивые, шитые золотом, одежды матадоров и тореадоров. Красная развевающаяся мулета. Но всё это время меня не покидало ощущение, что бык обречён. И, хотя Артур мне доказывал, что раньше сплошь и рядом случались несчастные случаи среди тореадоров, что даже у Гойи в его гравюрах «Тавромахии» есть несколько смертей на арене, - мне всё равно не верилось. И я стойко болела за быка. И когда в него швыряли пики, и потом, когда его закалывали. Бык мне импонировал больше этих разряженных мужчин.

Артур пожал плечами и сказал, что так бывает со многими вещами. Не только с корридой. Или ты приходишь в восторг и не задаёшь вопросов, или ты не понимаешь, сомневаешься, начинаешь копаться и задавать извечный вопрос: а зачем?

Я согласилась. Если огромное количество талантливых живописцев восхищались корридой, изображали её на своих полотнах, передавая всё буйство красок, энергии, магии и ликования толпы, то я не могла не согласиться - это захватывающее зрелище. Просто это не моё зрелище. Вот и всё.

– Идём. У нас запланирована встреча с Эскамильо де Салаверри по прозвищу Хабанера.

– А он выступал сегодня?

– Нет. Вот сейчас и выясним почему. У него квартира здесь, недалеко от арены.

– А что за прозвище такое «Хабанера»?

– Это по названию танца. Он так и называется - хабанера. А ещё это ария из новой оперы «Кармен». Её премьера прошла на днях в Лютеции. Композитора я не запомнил, но действие происходит у нас в Испании. И там есть и коррида, и страшная месть, и хабанера. Мне Клариса написала, что была и …

– Клариса? Что опять?
– это имя действовало на меня как мулета на быка.

– Милая, мы пришли. Вот его квартира. Давай ты пики в меня дома втыкать будешь?

Я бы ответила, но дверь открылась, и на пороге предстал писаный красавец. Ой, мамочки! Разве такие мужчины вообще бывают? Чёрные волосы и глаза, римский профиль, высоченный рост, белая распахнутая на груди рубашка демонстрировала прокаченный пресс, от которого так млеют дамы, широкие плечи и, финальным аккордом, белозубая обаятельнейшая улыбка. Я открыла рот, да так и не смогла его закрыть. Ой, мама!

– Неска де Руари?
– и это ходячее чудо, взяв мою безвольную лапку, поднесло её к совершенным чётко вылепленным горячим губам.

Ой, мама. Кажется, я влипла. Что это?

– Салаверри, убрал магию! Немедленно!
– взревел Артур за моей спиной.
– Не то я тебе шею-то сверну! Я не бык, так что мало не покажется!

– Фон Мёнерих, не кипятись! Я пошутил, - и этот идеал мужской красоты сделал шаг назад, пропуская нас в свою квартиру.

Только вот я продолжала хлопать глазами, и рот у меня не закрывался. Ой. Сейчас я, кажется, слюни начну пускать. Причём не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова. Как бы мне его закрыть? Почему не выходит-то? И тут Артур, со всей своей дури, хм… силы… хм… магии…хм… ревности… да одни Праведники разберут, что это было. Но он врезал красавчику, прямо в его совершенное прекрасное лицо. И красавчик отлетел по коридору куда-то вглубь квартиры. А я выдохнула и закрыла рот, слава всем богам Олимпа, Египта, и храни Артура Праотец.