Мародеры на дорогах истории

Не будем здесь останавливаться на фантазиях Горбергера — тоже (как Гитлер) австрийца, подпевать которому тянулись и серьезные ученые (как ныне у нас Гумилеву), оставим Эккарта, оказавшего огромное влияние на Гитлера, но умершего еще в 1923 году. О роли К. Хаусхофера писать уже приходилось (см.: "МГ", 1993, № 2), хотя далеко не все нужное сказано. Ограничимся общей убежденностью, что Хаусхофер — это маг, а Гитлер — медиум, озвучивавший какие-то мысли, часто непонятные и ему самому. "Во время восхождения к власти Гитлер, принявший учение Эккарта и Хаусхофера, как кажется, захотел использовать переданные в его распоряжение силы, или, вернее, силы, проходившие через него, в направлении политического и националистического честолюбия, в общем довольно ограниченного. Вначале это — маленький человек, движимый сильной патриотической и социальной страстью. Он пока еще на низком уровне — его мечта имеет границы. Чудесным образом он вынесся вперед, и все ему удается. Но медиум, через которого проходит энергия, необязательно должен понимать ее масштабы и направление".

Самое интересное следует далее. "Он танцует под чужую музыку. До 1934 года он верит, что "па", исполняемые им, правильны. Но он не совсем в ритме. Он думает, что ему остается только пользоваться Силами. Но Силами не пользуются, им служат. Таково значение глубокой перемены, происшедшей во время и непосредственно после чистки в июне 1934 года. Движение, о котором сам Гитлер думал, что оно должно быть национальным и социалистическим, стало тем, чем оно должно было быть, более тесно связанным с тайной доктриной. Гитлер так и не осмелился потребовать отчет о самоубийстве Штрассера (один из основателей НС. — А.К.), и ему дали подписать приказ, возвышающий СС в ранг автономной организации, поставленной над партией" (с. 62).

Авторы приводят слова Иоахима Гунте, который писал, что "жизненная идея, вдохновляющая СА, была побеждена 30 июня 1934 года чисто сатанинской идеей СС". Авторы отвергают распространенное мнение о том, что фюрер — главный виновник всего происшедшего. Он сам — в том числе как медиум — игрушка в чьих-то руках. "Организация СС, — говорится далее, — поручена Гиммлеру не как полицейская организация, а как настоящий религиозный орден, с иерархией своего рода светских братьев-монахов во главе. В высших сферах находятся сознательные ответственные лица "Черного Ордена", чье существование, однако, никогда не признавалось официально национал-социалистским правительством… Кажется несомненным, что доктрина, никогда не изложенная полностью, была основана на абсолютной вере во власть, превосходящую обыкновенную человеческую власть" (с. 62–63).

По мнению авторов, в 1934 году национал-социализм совершенно изменил свой характер, направляясь в сторону вновь обнажившейся "тайной доктрины". Здесь, конечно, надо учитывать обычное изменение лозунгов после того, как власть завоевана: наша ситуация в этой связи потрясла даже, наверное, самих организаторов-демагогов. Но происшедшие изменения тоже не были однозначными. Авторы согласны с Гунте в том, что с этого времени существует два уровня пропаганды: для народа — по-прежнему обещание "жизненного пространства" и привилегий за счет "низших", для узкого круга — нечто иное. "Больше ничего не идет в счет, кроме неотступного преследования неслыханной цели. Теперь, если бы Гитлер имел в своем распоряжении народ, могущий служить осуществлению его мысли лучше, чем германский народ, он не поколебался бы пожертвовать и германским народом".

Через Гитлера действовал кто-то, и медиум, "не торгуясь, пожертвовал бы всем человечеством и его счастьем, счастьем своим и своего народа, если бы таинственный долг, которому он повинуется, приказал бы ему это" (с. 63).

История с СА — загадка. Ведь штурмовики Рэма, оказавшиеся жертвой ночи 30 июня, тоже состояли в оккультных орденах и являлись пациентами Г. Климова (см. его "Красную каббалу"). Гитлер и сам инкриминировал им и оккультизм, и гомосексуализм. Видимо, это все-таки была одна из "разборок" в борьбе за власть, и, похоже, как-то она повлияла на события того же года в Москве, усугубив взаимное неприятие.

Что-то в Москве, видимо, знали. И молчали. Только не из-за мнимой наклонности к фашизму сталинистов, как хотелось бы видеть некоторым авторам. В качестве внутренней угрозы фашизм — и в итальянском, и тем более нацистском варианте — также не мог приниматься всерьез: ни расизм, ни оккультизм не могли прижиться на русской почве, особенно в то время. Это достаточно ясно выявилось в провале попыток создать фашистское движение среди эмигрантов. В упомянутой книге "Русски фашисты" Дж. Стефан не прочь протянуть нить от Гитлера к Сплину. Но сам материал книги совершенно не работает на эту "сверхзадачу". Практически во всех "цивилизованных" странах не говоря уже о Востоке, как показывает автор, эмиграция находилась в крайне приниженном и униженном положении. Редко кому удалось натурализоваться "там". Казалось бы, это унижение должно было толкать эмигрантов в экстремистские организации, в том числе фашистские. Но "русские фашисты" отвергались и самими эмигрантами, как далеко не-"русские", если не по происхождению, то по духу. Ими руководила лишь ненависть к отвергнувшей их стране, и могли они реализовать эту ненависть, лишь предложив свои услуги нацистской Германии и милитаристской Японии. Но Германия эти предложения отвергла. Выходец из прибалтийских немцев и один из ведущих идеологов нацизма, А. Розенберг объяснил это достаточно откровенно, славянин может быть фашистом (итальянского образца), но национал-социалистом может быть только немец. Однако и итальянские фашисты сочли, что русские — их подражатели — только порочат "истинный" фашизм.

Прибалтийские немцы играли видную роль в нацистском движении, привнося в него крайние антиславянские и особенно антирусские настроения. Уже поэтому истинно русские люди не могли принимать идей нацизма: им просто не было места в рамках этой идеологии. Попытки же отдельных эмигрантов "натурализоваться" в качестве слуг нацизма, придумывая себе "истинную арийскую" родословную, обычно вызывали пренебрежительное отношение у нацистских" функционеров.

Некоторых результатов фашистское движение достигло лишь у противоположной границы СССР — в Харбине. Японская разведка, а после оккупации Маньчжурии и администрация подпитывали юнцов, выкрикивавших фашистские лозунги, используя их в качестве шпионов и боевиков. Но и здесь никакого теоретического обоснования это "движение" придумать не сумело. Лидеры не понимали даже, что скрывается за этим термином. Дж. Стефан цитирует "Азбуку фашизма", написанную главным "русским фашистом" Родзаевским. "Почему русские фашисты называют себя фашистами?" — ставится вопрос. И дается объяснение: "Советская пропаганда объявила фашизм главным врагом коммунизма, и вследствие этого слово "фашизм" стало боевым кличем, объединяющим советских граждан, недовольных режимом" (с. 96).

К немецкому нацизму толкала некоторых русских эмигрантов-монархистов одна пикантная подробность. Царица Александра Федоровна входила в те же оккультные ордена, что и будущие нацисты. Она состояла в частности, в обществе "Балтикум" ("Консул"), опознавательным знаком которого была свастика. Царица ставила этот знак и в переписке с членами ордена, и всюду, где останавливалась, в том числе на стенах Ипатьева дома (см.: Л. Замойский, с. 181–182; Л. Повель, Ж. Бержье, с. 57–58, и др.). Именно "Балтикум" пытался выкрасть царскую семью, и, похоже, с этой организацией связана серия убийств — сначала Кутепова, сфотографировавшего надпись царицы на стене Ипатьева дома, затем агента-осведомителя Тедди Леграна и, наконец, Отто Ботена, на корабле которого, носившего культовое имя "Асгард", был ранее убит Кутепов. Но цари с XVIII века "по крови" были немцами. Русским же вход в тайные немецкие ордена был плотно закрыт.

В наше время с нацизмом заигрывают и "демократы", и некоторые деятели, считающие себя патриотами. Именно о них с видимой тревогой писал С. Кургинян. Можно полностью разделить призыв автора к патриотам: определиться, отмежеваться от тех, кто по каким-то причинам привносит в движение коричневую краску. Но нетрудно заметить, что и у новых "русских фашистов" ничего русского нет.

С. Кургинян рассматривает публикации А. Дугина в газете "День" и в основанном им же оккультном журнале "Элементы", а также некоторые заявления А. Баркашова. Но Дугин прямо любуется вождями "третьего рейха", "помирив" их с сионистами. Германский нацизм и сионизм и являются объектом почитания Дугина. И С. Кургинян справедливо заметил, что ничего "русского" в этой концепции нет. О том же говорит и процитированное им заявление А. Баркашова.

В позиции Баркашова, конечно, больше "русского". Он верно указывает на необходимость борьбы русских за равноправие в своей стране, приводит факты, свидетельствующие о их приниженности. Но все это перечеркивается, когда за помощью обращаются все к тому же немецкому нацизму, смертельно враждебному всему славянскому и особенно русскому.

Таким образом, оба упомянутых ответвления не могут определяться как "русский фашизм": привнесенные в них элементы нацизма глубоко антирусские. И это не случайно. Российская история не воспитала у "старшего брата" даже нормального национального самосознания, и придется, видимо, пройти через крайние формы национального унижения, чтобы оно пробудилось.

Фашистские режимы сейчас складываются по окраинам бывшего Союза. Таковы, в частности, режимы в Прибалтике. Но и эти режимы просто копируют немецкий нацизм, к которому и генетически восходят. В сущности, настоящий "нацизм" и возможен только в двух вариантах: немецком и сионистском. Это по-своему почувствовал А. Дугин, соединив их в нечто целостное. Сам традиционный германский "антисемитизм" лишь отчасти увязывался с расовыми теориями (с истинными "семитами" — арабами у немецких империалистов с конца XIX века складывались вполне дружественные отношения, и арабский мир, как было сказано, рассматривался как потенциальный союзник в борьбе против Англии и Франции). И если славян считали "низшей расой", то антиеврейские настроения имели иную природу: здесь предполагалось соперничество — прежде всего за обладание экономико-финансовыми рычагами.