Марш авиаторов

Ильин не отвечал ни за что. Он был "белым воротничком" или, по-нашему, "белой костью": единственным, не охваченным бытовыми хлопотами барином. Это было даже задокументировано. То есть все наши должности считались "рабочими", и только штурман был "служащим".

Увидев меня, Леха махнул рукой, что означало: стой. Он обходил самолет, осматривая его беглым взглядом, чтобы уже потом осмотреть пристальнее, заглядывая во все лючки и ощупывая разные железные места.

– Я схожу, - сказал Леха, подойдя ко мне.
– Не светись. Тебе было приказано сидеть в самолете - вот и сиди.

– Как скажешь, - ответил я и забрался по стремянке обратно в кабину.

В самолете было холоднее, чем на улице, из-за промерзшего за ночь металла. Летом, в жару, наоборот - жарче. Но уж лучше - когда холоднее...

...Однажды мы прилетели в Ашхабад. Дело было в июле, в конце месяца и середине дня. Нас поставили куда-то на "край географии" - самую дальнюю и, наверное, заброшенную стоянку. Солнце застыло в зените, и тень была только под крыльями аэроплана. Аэроплан нагрелся очень быстро и превратился из уютного родного дома в филиал преисподней. Тень от крыльев прохлады не давала. Вода закончилась еще в полете. В дрожавшем над бетоном, раскаленном воздухе мерещился призрак теплового удара. Не хотелось думать о том, что сейчас придется снова забираться в самолет.

Из знойного марева материализовался командир, примчавшийся на служебном "уазике". Он привез с собой ведро воды, и мы, смочив ею свои оплавленные головы, попрыгали внутрь самолета, словно бледные "ножки Буша" в духовку, обжигаясь о разные раскаленные железяки, поскольку, пока командира не было, разделись до трусов...

Леха принес воды, и мы заварили чай в стеклянной пол-литровой банке. На ее боку сохранилась намертво приклеенная и только слегка ободранная этикетка: "Икра кабачковая". Когда-то, уже давно, мы с удовольствием намазывали ее на хлеб: бутерброды с кабачковой икрой заменяли нам икру паюсную в полной мере буфета в самолете не было, а жрать хотелось...

Леха поинтересовался происхождением моего фингала и, не удивившись и не сочувствуя, произнес всего два слова: "Стихийное бедствие". Мне показалось, что это близко к истине.

Мы пили чай, медленно согревались, беседовали на тему: "Будем ли мы с этого рейса что-нибудь иметь или не будем" и пришли к выводу, что вряд ли. Заказчиками рейса были не стриженые коммерсанты, отваливавшие нам с барского плеча приличные (по нашим меркам) суммы за то, что и они сами и их груз долетали до места назначения невредимыми, а какой-то доходяга НИИ, который, чтобы выжить, наверное, сдавал в аренду свои помещения этим стриженым коммерсантам, а сам ютился в подвале с молчаливого разрешения дворовых котов. Эти догадки нас в общем-то не опечалили, потому что мы сами, как и эти НИИ, были доходягами, зато приятно было сознавать, что мы поможем людям государственным вернуться домой после зимовки на арктических островах. Мы-то знали, как им там достается.

А что касалось "левого" заработка - так ведь дорога длинная и удачу еще никто не отменял.

Кто-то поднимался в самолет по стремянке; она заскрипела, и на полу с грохотом воцарилась Вовочкина сумка. Следом за сумкой показался и сам Вовочка, поставив на нее сверху большой пластиковый пакет, полный каких-то теннисных мячиков, выпиравших наружу.

Вовочка, забравшись внутрь, взял сумки в обе руки и, поднеся их ближе к кабине, аккуратно поставил на пол. В большой сумке брякнули неизвестные металлические предметы.

– У тебя там чего?
– спросил его Леха без особого интереса.

– Кастрюля, миски...
– стал перечислять Вовочка.

– Слушай, - оживился Леха, - а там?
– Он показал на пакет с теннисными мячиками.

– Картошка, - ответил Вовочка.

– И тушенку притаранил?

– Немного, правда: две банки.

– Вовуля! Ты - настоящий матрос!

– А у меня коробка чая и кило сала, - сказал я.

– У меня тоже кое-что есть...
– Леха сделал загадочную физиономию и прижал руку к своей командировочной сумке. Там угадывался продолговатый цилиндрический предмет, похожий на большую бутылку.

– Хурков обещал лук взять и морковку, - сказал Вовочка, - мы с ним вчера по телефону договорились.

– А нам почему не позвонили?
– возмутился Леха.

– Не знаю, - ответил Вовочка, - ладно, я пойду груз встречать.

– Какой такой груз?
– насторожился Леха.

– Звонил их начальник, сказал, что будет сопровождающий с грузом.

– Этот вопрос надо еще обсудить. Сколько груза?

– Пятьсот кило, что ли...
– неуверенно ответил Вовочка.

– Значит, в Амдерме придется заправляться. Хотя... с допбаками, если залиться под пробки, может, до Диксона керосина и хватит...
– размышлял Леха вслух.
– Вован - человек!
– подытожил он, когда Вовочка выбрался из самолета.
– Зуб даю: у Ильина опять одни сушки!

– Эй, летчики!
– донеслось снаружи, и в самолете показался Ильин.
– Где тут у вас "механический" человек?
– спросил он, дурачась и делая вид, что не замечает бортмеханика. Судя по всему, у него было хорошее настроение, и, значит, произошли какие-то события, подававшие надежду на то, что рейс "пустым" не будет.

– Чего тебе?
– спросил Леха.

– Иди, позвони Хуркову в эскадрилью. Заказчики там с Мышкиным чего-то маркитанят. Чаек попиваем?
– увидел он наши кружки и банку с заваркой. Разрешите присоединиться...

– Разрешаем, - сказал Леха и ушел звонить Хуркову.

– Во сколько вылетаем?
– спросил я Ильина.

Ильин налил себе чая и, насыпав в кружку сахара, ответил вопросом:

– Чего - бздишь?

– А ты как думал?

– Успокойся. Хурков у Тамары уже был. Сказал: всё о'кей...

Я с облегчением вздохнул.

– Ну, а с тебя, - проговорил он, раскусывая сушку, пакет с которыми бросил на столик, - сам понимаешь...

– Да понимаю, - ответил я, - по прилету с меня - банкет.

– И это радует, - сказал Ильин.

Я посмотрел на сушки и вспомнил слова Лехи. Сколько раз мы ни бывали в командировках, Ильин никогда не брал с собой из продуктов ничего более существенного и тяжелого, нежели сушки.

Иногда, правда, прихватывал еще и пакетик с карамельками, так что складывалось впечатление, будто он отправляется не в экспедицию по голодным арктическим поселкам, а в увеселительную коротенькую поездку на дачу к теще. Но его сушки с конфетками бывали очень кстати к чаю, когда после многочасового полета, наполнив желудки всякой всячиной и одурев от внезапного пережора, перед тем как разойтись по койкам в какой-нибудь гостинице "У черта на рогах", на столе, среди пустых консервных банок и искромсанных кусков сала они появлялись вдруг - такие маленькие разноцветные шарики...

Ильин допил чай, и мы закурили.

– Куда это тебя вчера Федоров утащил?
– спросил он.

– Хотел с каким-то своим должником познакомить.

– Рыбным?

– Рыбным. А ты - каким боком?..

– "Ниссан-патрол" тоже был?
– спросил он, словно не слыша моего вопроса.

– Был. Должника не было.

Ильин рассмеялся.

– Эх, Шурик, Шурик... Сто баксов дал тебе?

Я удивился такой осведомленности Ильина, но скрывать этот эпизод не стал.

– Дал, - подтвердил я.