Марш авиаторов

– Понятно.

Взгляд у Ильина был насмешливым, он смотрел на меня с видом учителя, выводившего на чистую воду вруна-ученика и уже решившего, что наказывать его не будет.

– С паршивой овцы - хоть шерсти клок... Так что можешь сказать мне спасибо.

– За что, если не секрет?
– Я начал злиться.

– Вот за эти самые сто баксов. Из этого Шурека (он сказал так, как вчера парень в бейсболке) бизнесмен, как из говна - пуля. Подрядил пацанов долги выбить, наобещал им, а теперь не знает, что делать: и долгов не получил, и сам в них залез. Мне жаловался, а что я могу? Посоветовал брать "на стрелки" кого-нибудь из наших, за сотню баксов... Если уж он так боится...

– Хорошее дело - бизнес, занимательное...
– сказал я.

– Еще какое хорошее, - подтвердил Ильин, - особенно, если ты лопух...

Кто из нас был лопух, я так и не понял: то ли я, то ли Шурик, а может, мы оба?..

Я вспомнил, какого тумана напускал Шурик, когда начал заниматься этим рыбным делом, и под каким великим секретом он сообщил мне, что регистрируется как предприниматель и открывает счет в банке! Однажды, встретившись случайно в метро, он завел меня в кафе, где долго объяснял, что мы все ходим по рассыпанным под ногами купюрам и не желаем наклоняться, чтобы их поднять. И что теперь он всем покажет, как это надо делать, и со временем организует крупную фирму, где будет генеральным директором. "Если хочишь, я тибя к сибе вазму. Аднаво тибя вазму", - говорил он, глядя на меня с такой жалостью, будто я был инвалидом детства...

Расплатился он в кафе щедро: мы пили коньяк, водку, потом шампанское и опять водку и съели две солянки и три порции шашлыка, два из которых съел он сам. На следующий день он просил Ильина замолвить за него словечко перед Людкой, чтобы та выписала ему внеплановый аванс...

Пришел Леха и с порога начал ругаться:

– Ну, блин, доценты с кандидатами!

– Что случилось?
– спросил я.

– Пятьсот кило... Какие там пятьсот кило! Я думал - приборы какие-нибудь, а там - полторы тонны пива с укропом: сто ящиков "Балтики" и коробок пятьдесят укропа... Тоже в коммерцию вдарились!

– Ну и правильно, - поддержал предприимчивых ученых Ильин, - не фиг воздух возить... Рейс-то оплачен...

– Ага, керосина на полторы тонны меньше возьмем...

Ильин допил чай и ушел оформлять полетную документацию. Леха заправлял самолет топливом - подъехал топливозаправщик. А я остался сидеть в кресле, согретый чаем, помня наказ командира никому не показываться.

Наконец в крытой шаланде привезли груз. В кабине шаланды сидели Вовочка и сопровождающий - средних лет интеллигентный мужчина. Из грузчиков был всего один не совсем трезвый дядька.

Шаланду подогнали к двери задом, причем между дверным порогом и кузовом осталось расстояние не меньше полуметра: Леха не разрешил подгонять машину к самолету ближе, чтобы не нарушать инструкцию "по подъезду спецтранспорта к воздушным судам". Я так понял - из вредности... Вовочка куда-то исчез: наверное, ушел помогать Ильину.

Интеллигентный сопровождающий, он же ученый-коммерсант, вместе с одиноким грузчиком начали перетаскивать ящики с пивом из шаланды в самолет, начиная устанавливать их от самой перегородки, за которой кабина пилотов. Ящиков было много, и они ставили их в четыре яруса. Погрузка шла медленно.

Я наблюдал за тем, как они, с трудом обходя друг друга, перемещаются по салону, и спросил у грузчика, где его товарищи, поскольку грузчиков на складе было четверо. Грузчик, поставив ящик, только с досадой махнул рукой, словно отгоняя от себя тянувшийся за ним шлейф перегара.

Ученый-коммерсант, поднося новый ящик с пивом, каждый раз с интересом поглядывал на мой синяк, и мне казалось, что он хочет о чем-то меня спросить, но никак не решается ввиду своей интеллигентности: я просматривал газету, которую мне сунул Ильин. Наконец, поставив очередной ящик, он, слегка смутившись, произнес:

– Извините, можно мне вас спросить?

– Конечно, можно, - разрешил я.

– Понимаете... Грузчики пьяные... В лабузы... Не могли бы вы помочь нам, а то время идет... Я заплачу - не волнуйтесь...

А действительно: может, размяться? Его предложение показалось мне вполне подходящим, и я согласился.

– Помочь, конечно, можно, - сказал я, снял пальто и надел поверх кителя Лехину рабочую куртку.

Дело пошло веселее: я оказался тем недостающим звеном в цепочке, появление которого сразу же упорядочило несколько хаотичный процесс погрузки. Я встал у порога и передавал ящики, подносимые ученым-коммерсантом из шаланды похмельному грузчику, которому теперь никто не мешал ходить по самолету туда-сюда. Туда - по синусоиде, сюда - придерживаясь за борта лайнера, словно погрузка происходила в воздухе, причем в кучево-дождевой облачности. Работа шла довольно быстро, и скоро внутренность самолета стала напоминать складское помещение: по обоим бортам штабелями стояли ящики с бутылками, между которыми был узкий проход в кабину. Когда в шаланде оставалось несколько последних коробок с укропом, в зазор между краем кузова и дверью откуда-то снизу пролез Хурков.

Он заглянул в опустевший кузов шаланды, где стояли две коробки с укропом, одну из которых поднимал ученый-коммерсант, потом заглянул в самолет и, увидев заставленный коробками салон, попытался заглянуть внутрь прохода, но это у него не получилось, и тогда, строго посмотрев на меня, он спросил:

– Ну как?

– Заканчиваем, - ответил я бодро.

– Ну и рожа, - сказал он.
– Скоро?...

– Две минуты, - ответил я, и Хурков исчез.

Последняя коробка с укропом никуда не влезала, и ее поставили поперек прохода, перед туалетом. Шаланда уехала. Коммерсант-ученый-сопровождающий с облегчением вытер носовым платком мокрое лицо. Висевшая на его носу капля пота, не дождавшись платка, капнула ему на ботинок. Рядом с ним, облокотившись на коробки, застыл в ожидании гонорара молчаливый грузчик.

Я ушел в кабину. Следом за мной по проходу, стараясь не задеть ящики, шли летчики.

Подождав, пока все рассядутся по своим местам, ученый вытащил из ближайшего ящика две бутылки пива. На характерный звук от соприкоснувшегося стекла обернулся Леха, сидевший на своем откидном сиденье между пилотами. (Место второго пилота занял проверяющий, пилот-инструктор Мышкин, слева сидел командир. Вовочке места у штурвала не досталось, впрочем, он особо и не рвался и, как воспитанный человек, пропустил вперед более старших товарищей.) Пиво предназначалось, видимо, мне в качестве гонорара за помощь в погрузке, но, наткнувшись на угрюмый взгляд Лехи, ученый протянул бутылки ему, предложив: "Может, пивка?"

– Ты что - озверел?
– ответил Леха и повернулся к приборной доске.

– Может, вы?..
– Коммерсант-сопровождающий попытался поставить бутылки на мой столик перед радиостанцией.

– Спасибо, - отказался я, подумав: "Ну и ученый..." Догадавшись, что с глупостями сейчас лучше не приставать, он поставил бутылки обратно в ящик и тихо сел в кресло.

В кабину вошел Вовочка и остался стоять за спиной Лехи, ожидая запуска двигателей, выруливания и взлета. Взлетать, сидя в кресле для пассажиров, он, судя по всему, не собирался. "Ну и правильно", - подмигнул ему я, и он в ответ кивнул мне головой.

Мы запустили двигатели, подождали, пока они наберут нужные обороты, послушали информацию командира о маршруте полета, взлетном весе и количестве топлива, прочли "молитву", то есть ответили на вопросы контрольной карты, напечатанные на запаянном в прозрачный пластик листе бумаги - чтобы никто ничего не забыл включить или проверить. ("Двери, люки?" - читал я карту. Бортмеханик отвечал: "Закрыты". "Управление?" - "Расстопорено - свободно", отвечал пилот, сидевший справа, поочередно нажимая на педали, отчего руль направления, расположенный на киле, поворачивался то в одну, то в другую сторону, и затем вращая штурвал то влево, то вправо. "Расстопорено свободно", - отвечал командир, проделывая то же самое...)