Мастер и Жаворонок

Лаклан поворачивается, чтобы бросить на меня короткий взгляд.

— Я понимаю, Ларк. Все в порядке.

— Мы найдем способ обойти это, — говорит тетя.

— Как думаешь, мы их убедили? Они поверили, что мы влюблены? — спрашиваю я, когда тетя поворачивается и бросает на меня затуманенный взгляд. — Поверили, что мы любим друг друга?

— Тебе не нужно было их убеждать. А просто дать повод для сомнений, чтобы они перестали действовать. Я уверена, что в ближайшее время они пришлют кого-нибудь следить за вами, так что, если захотите побарахтаться на публике…

— Тетушка, — шиплю я, но она лишь смеется над смущением в моем тоне. Лаклан хихикает, и я ловлю его взгляд в зеркале. Он видит, как я густо покраснела, как пылко горят мои щеки. — Побарахтаться? Серьезно?

— Что? Я старая, — когда я испускаю тяжелый вздох, веселье в машине постепенно улетучивается, и Этель тянется ко мне, чтобы взять за руку. — Не волнуйся, девочка моя. Конечно, у них, скорее всего, остались сомнения. Мы поставили их в трудное положение, с которым им пришлось смириться. Но появился ли у родителей повод пересмотреть любые планы, которые они, возможно, вынашивали, против мистера Кейна? — Этель отпускает мою руку и ласково похлопывает Лаклана по кожаному рукаву. — Я уверена, что ты смогла. Все было сделано очень грамотно, Ларк.

Я глубоко вздыхаю и смотрю в окно, за которым проплывают знакомые окрестности. Кусаю нижнюю губу, пока не ощущаю во рту привкус крови.

— Возможно.

— Ты справилась, мой жаворонок. Я знаю, сейчас ему больно, но его сердце исцелится. Дэмиан очень любит тебя, и всегда будет любить.

— Что это было? С правами? — спрашивает Лаклан, но я не отвечаю. Не отрываю взгляда от пригородных улиц. Мимо проплывают места, где я терялась. Места, где меня находили. Тропинки и переулки, по которым отчим водил меня. Где учил ездить на велосипеде. Водить машину. Он потратил время на то, чтобы сделать это место моим домом. Он делал все то, чему научил бы меня папа, если бы был жив.

— Ларк не брала фамилию Ковачи, — говорит Этель тихим голосом. — Она говорила, что не хочет забыть частичку своего отца, Сэма. Но она сделала это. Ради тебя.

Я чувствую, что Лаклан наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Но не могу выдержать его взгляда.

— Твоя жена разбила сердце своим родным, — говорит Этель. — И она сделала это, чтобы спасти твою жизнь.

13_СЕТЬ

ЛАРК

Как мы сможем двигаться дальше, если ты оставил меня во тьме?

Ты оставил меня во тьме.

Но я не могу. Не могу перестать тебя желать.

Я зачеркиваю последние несколько строк и закрываю блокнот, убирая его обратно в сумку, наблюдая за происходящим через окно комнаты моей тети. Я никогда раньше так не стопорилась над написанием песни. Кажется, я просто не могу придумать, что сказать. Я не слышу тех нот, которые должны звучать естественно. Надеюсь, это потому, что я устала. Чертовски устала. Но знаю, что дело не только в этом. За последние десять дней, прошедших со дня приезда к родителям, Лаклан проник в мои мысли, в мою повседневную жизнь. Каждое утро он готовит кофе и завтрак. Каждый вечер приносит мне разные мелочи, как будто думает, что они помогут мне уснуть. Шелковую маску для глаз. Он покраснел, когда дарил ее. Аромадиффузор. Сегодня вечером он, наверное, заварит мне чашку ромашкового чая и подаст ее с затравленным выражением в глазах, как делает каждый вечер. Потом исчезнет в своей комнате, и завтра мы повторим все снова, снова и снова, пока не умрем.

Но есть кое-что, чего Лаклан не сделал. Не извинился. Я не могу забыть ночь, когда мы впервые встретились. Обида все еще не прошла, и, возможно, мне просто нужно, чтобы он разбередил эту рану. Но он этого не делает.

— Да пошел он, — шепчу я и откидываюсь на спинку кресла.

— Да, пошел он. Мне нужны сплетни, а-то у Авы скучная личная жизнь. Я подозреваю, что ее муж — робот, — говорит Этель.

Удивленный вздох срывается с моих губ, когда я сажусь прямее и смотрю на свою тетю. Она одаривает меня коварной улыбкой, приподнимая изголовье кровати.

— Прости. Не хотела тебя разбудить, — говорю я.

— Ты не разбудила. Я наблюдала, как ты пялилась в окно последние десять минут. Этот Кейн действует тебе на нервы?

Хотя я закатываю глаза от дразнящей нотки в голосе тети, мои щеки все равно горят.

— Он старается.

Этель кивает и кашляет, но отмахивается от меня, когда я поднимаюсь, чтобы дать ей воду и салфетки. На этот раз ее кашель не утихает долго. Беспокойство сжигает меня изнутри. Чувство вины разливается по венам. В последнее время она была так увлечена всеми этими интригами, что, возможно, это отняло у нее слишком много сил. Она вдруг стала выглядеть такой хрупкой.

Несмотря на ее протесты, я нажимаю кнопку вызова медсестры, которая входит мгновение спустя, за ней следует врач, который видит, как приступ кашля продолжается. Врач сохраняет профессиональную отстраненность, когда говорит мне, что они введут капельницу с обезболивающим и антибиотики, чтобы предотвратить вторичную инфекцию, но я работала в подобных учреждениях, и знаю, что рак прогрессирует, а тетя отказывается лечиться.

Кашель Этель проходит, пока врач готовит жидкость и канюлю.

— Я не люблю иглы, — говорит тетя, бросая взгляд на дверь. Я собираюсь проследить за ее взглядом, но она хватает меня за руку. — Спой мне, чтобы я отвлеклась, милая.

— Какую песню?

На губах моей тети появляется грустная улыбка.

— Ту, которую ты пела на юбилее.

Трудно поверить, что это было меньше года назад.

Мои тетя и дядя танцевали под гирляндами, которые мы развесили в палатке. Они смотрели друг другу в глаза, и я подумала: «Интересно, сколько же много в них любви. Интересно, найду ли я когда-нибудь такую любовь. И если найду, то буду ли ее заслуживать».

И теперь я думаю, что ее невозможно найти. Она просто так не появляется. Это не фантазия, не сказка. Мы сами, нота за нотой, аккорд за аккордом, создаем нечто удивительное.

Я наклоняюсь и целую тетю в щеку, прочищаю горло и пою:

Я не могу дать тебе ничего, кроме любви, малыш.

Это единственное, чего у меня с избытком, малыш.

Лишь представь, лишь вообрази, и ты обязательно найдёшь

Счастье и всё то, что ты всегда желал обрести.

Боже, как я люблю смотреть на твою красоту, малыш¹⁵.

Медсестра вводит канюлю в вену, а моя тетя даже не моргает. Она не сводит с меня взгляд, и я даже не успеваю закончить песню, как она говорит:

— Куколка, сходи и принеси мне конфетку со стойки регистрации, хорошо? Мне так нравятся те карамельки.

Я вопросительно морщусь, но тетя просто вырывает свою руку из моей.

— Хорошо, тетя, — отвечаю я, качая головой. — Ты очень требовательная, знаешь?

— Поменьше разговоров. Побольше конфет.

Я одариваю Этель смущенной улыбкой и ухожу, пока медсестра проверяет помпу, а врач просматривает медицинскую карту.

И когда выхожу в коридор, вижу Лаклана, который опустив голову и прижав руку ко лбу, шагает к дверям, как будто не успел быстро уйти.