Мастер меча тысячелетней выдержки. Том III

— Совершенно никакой выдумки, — согласился я со старухами. — Тысячу лет — одно и то же наказание. Может, он думал, что в однообразии вся соль, но знаете — после первой сотни лет острота пытки как-то притупляется, и всё превращается в обычную рутину.

Клото рассмеялась.

— Ты льстец, Сизиф. Зачем явился на самом деле?

— Разве я не могу захотеть повидать старых подруг? — я аккуратно достал из ящика одну из бутылок. — За тысячу лет, наверное, накопилось море сплетен, которые можно было бы обсудить.

— Можешь, — Атропа ехидно улыбалась, ставя на стол четыре небольших, изящных стаканчика. — Когда тебе что-нибудь нужно.

— Мы слышали, какой переполох ты устроил в Аду совсем недавно, — закивала Лахеса, подходя ближе. — Дит в полной ярости. Ты сумел обставить его, Сизиф, а для него это удар по гордости!

— Ну, сумел или не сумел — это ещё рано говорить, — скривился я. — Напоследок Дит сказал своё слово и переиграл меня.

Повернув руку ладонью вверх, я продемонстрировал Мойрам печать, оставленную Дитом; все три старушки сгрудились возле накрытого белой скатертью стола, жадно вглядываясь в антрацитовый узор на моей коже.

— Во-о-от оно что, — медленно проговорила Клото. — Так ты из-за этого пришёл, Сизиф?

Я неопределённо пожал плечами.

— Нехорошее украшение, — согласилась Лахеса. — Твоя душа сплетена с душой Данте, Сизиф. Одна из них должна оказаться во владениях Дита, ибо такова судьба.

— А судьбу не изменить, — весомо кивнула Атропа.

Сколько раз я слышал от старух эти четыре слова!..

— Я знаю, — отозвался я, опуская руку. — Но точно ли это судьба? Всё-таки печать наложена волей Дита, а не вашей…

— Может, и рукой Дита, — Атропа принялась с невозмутимым видом разливать вино по стаканчикам, так, будто мы обсуждали погоду. — Но его деяние уже прописано в полотне судеб.

— Эта нить уже соткана, Сизиф, и если ты явился сюда, чтобы её изменить, то лишь зря потратил время, — Клото приветливо улыбалась — так, будто я только что сделал комплимент цветам из её садика.

— Две души сплетены в один узел, и его нельзя расплести — лишь разрубить, — заключила Лахеса, вытаскивая из корзины сочную, ароматную грушу и принимаясь крохотным серебряным ножиком счищать с неё кожицу.

Я слегка поморщился. Не то, чтобы я всерьёз рассчитывал на этот вариант, но… надежда умирает последней, так ведь? Во мне до последнего теплилась робкая мысль, что, может, удастся пойти по лёгкому пути, отменить эту печать и дело с концом…

Не выйдет.

Значит, пойдём по сложному. По тому, который я и держал в голове, направляясь сюда.

План рискованный. План опасный. Если старухи и сейчас ответят мне отказом — то это будет означать, что я и правда потратил время зря, а его у меня и так немного. Ещё это будет значить, что опасность сгинуть на Олимпе, не вернувшись на Землю, для меня возрастёт в разы.

Но… я всё-таки давно знаю старух. Знаю их ледяную непреклонность в вопросах, касающихся судьбы; знаю, что для них нет ни любимчиков, ни исключений.

И знаю, где в их убеждениях можно найти лазейку. Маленькую, на пол-ниточки, но всё же.

— Ладно, ладно, — я спокойно улыбнулся, поднимаясь стаканчик с вином. — Знаю, помню, верю. Судьбу не изменить.

— Именно так, — произнесли все три старухи Мойры — хором, с нечеловеческой, пугающей синхронностью.

— Но… — продолжал я, — как насчёт того, чтобы сделать с судьбой кое-что другое?

Глава 6

— … Богами несёт, — тихо проревел себе под нос Титан Иапет.

«Тихо» в его исполнении означало «так, чтобы от звука волосы собеседника назад не отбрасывало»; магистру Константину лишь удалось не поморщиться — всё же за последние недели он привык к Титану и его уровню громкости.

— С чего ты это взял? — отозвался он, вороша палкой угли в костре.

— Разве сам не чуешь? — Иапет повертел головой по сторонам. — Ох уж эта вонь. Божки не внутри рощи — пока не внутри; но, кажется, они снаружи.

Как по мнению Константина, воняло как раз-таки внутри рощи Диониса — перезрелыми плодами, гнилью, кислым вином и немытыми телами сатиров и нимф. Но к этому запаху он тоже уже приноровился. Богов Константин, разумеется, тоже терпеть не мог, но какого-либо особого запаха за ними не замечал. Возможно, ноздри Титана были более чуткими в этом смысле?

— Думаешь, пришли за нами?

Взоры обоих заговорщиков обратились в сторону выхода из рощи.

…Константин не думал, что останется в живых.

Строго говоря, он ведь уже умер. Тот, прежний, настоящий Константин, копией которого он был, был разорван порталом, а он лишь копия. Но даже без учёта этого — он был готов к тому, что умрёт, пожертвует собой ради общего дела. Тогда, недели назад, шагнув в портал, Магистр Ордена мечников был уверен, что вот-вот наткнётся на Богов, а уж те не станут с ним церемониться; повезёт ещё, если смерть окажется быстрой…

Но, к его удивлению, этого не произошло; в точке выхода из портала никого не оказалось, и ему удалось убраться прочь до того, как кто-то появился.

Не то, чтобы в его глазах это имело смысл. Константин ожидал смерти с минуты на минуту, и, честно говоря, даже не особо переживал по этому поводу. Единственным, что его волновало, была Амира и то, выжила ли она — но отсюда он никак не мог ни узнать этого, ни тем более повлиять.

Спасала его только привычка. Даже будучи лишённым смысла жизни, Магистр Ордена не привык ложиться и сдаваться — поэтому он принялся выживать, просто на рефлексах.

География этого места была давно известна людям — пусть и очень приблизительна; полубоги и герои разведали Олимп и его окрестности. Константин знал, что роща Диониса — одно из немногих мест, где можно укрыться от взора Богов, поэтому он туда и направился.

Здесь он и познакомился с Иапетом. Не то, чтобы этот древний и пафосный гигант, глядящий на всех как на букашек, внушал доверие, не то, чтобы он нравился ему — или чтобы он сам нравился Иапету — но они оба были врагами Богов, а потому Константин решил находиться рядом с ним.

Так он и стал заговорщиком. Раскрытия он не особо-то боялся — ведь что плохого может произойти, когда ты уже готов к смерти?

— … за нами? — Иапет шумно выдохнул, склонившись над собеседником сверху вниз. — Или за этим типом, которого ты привёл? Сизифом.