Мастер спорта в догонялки

— Считаешь, из-за простого мента будут задействованы таки силы? — Недоверчиво протянул второй. И тут же, опровергая самого себя, задумался. — Хотя… Если эта течная сучка обрисует дело так, как ей выгодно, всё может быть…

— То-то и оно… — Выбрасывая окурок, подтверждающе кивнул первый. — Был бы он простым, никому не известным и не обратившим на себя внимания ментом, я бы даже не задумался. А так… Начнутся проверки, вытряхивание грязного белья и прочие, сопутствующие любому кипешу «радости». А под раздачу — к гадалке не ходи! — непременно попадём мы. Как инициаторы этого сабантуя и дураки, проявившие излишнюю и, главное очень поспешную, инициативность.

О том, что инициатива всегда ебёт (простите, выходит боком и постоянно сопровождается многими лишними телодвижениями и большим износом нервной системы) инициатора, оба высказываться не стали. Ибо всё и так было ясно. А сотрясать воздух попусту, эти суровые и закалённые во многих незримых боях мужчины, не привыкли.

— Значит, к Петровичу! — Подытожил первый. И, давая понять, что решение принято и разговор закончен, развернулся и направился к машине.

Второй молча последовал за ним. Злорадно усмехаясь и даже немножко жалея этого, сильно зарвавшегося и не в меру наглом младлея.

Ибо Зимин Алексей Петрович был начальником Свердловского ИВС. То есть Изолятора Временного Содержания. Подчиняющегося не структурам Государственной Безопасности, а как раз, столь нелюбимому главой их ведомства, Юрием Владимировичем Андроповым, Министерству Внутренних Дел.

Как это может быть, спросите вы? И получите ответ, что всё очень и очень просто!

Да, сидящие где-то там наверху «паны» могли враждовать. А вот умные и предприимчивые «холопы», совсем не любящие когда «трещат» их собственные, тщательно лелеемые и горячё любимые чубы, зачатую находили способ договориться.

Бесспорно, о какой-то совсем уж запредельной дружбе, сопровождаемой целованием в дёсны и братанием на крови, речи не шло. Но приятельские и, не очень часто но, всё-же возникающие время от времени, деловые отношения, имели место быть.

Ведь «работа с людями» дело, как ни крути тонкое. Очень даже специфическое и сопровождаемой целой кучей непредсказуемых и трудно учитываемых факторов.

Так что, оказание мелких услуг и получение вовремя предоставленной дружеской поддержи было самой, что ни на есть насущной необходимость.

Вот и теперь, за пару бутылок коньяка и в счёт давно сложившихся добрососедских отношений, наглого субчика до понедельника подержат в пресс-хате. Оформлять, естественно, никто ничего не будет. А после выходных, подвергшийся соответствующей психологической и, главное, физической обработке фигурант, будет шёлковым.

Запоёт, как миленький. Тем более, что, к тому времени, сменив половую ориентацию, на вполне законных (ну, во всяком случае, согласно устоявшимся в блатном мире правилам) будет считаться представителем неуважаемого племени пернатых.

Да и распространяться, перетерпевший издевательствам арестант, скорее всего не будет. Подпишет признание и, взамен на обещание не обнародовать сведения о постигшей его печальной участи, пойдёт на зону как миленький. Это в том случае, если советский суд не определит ему высшую меру наказания.

Но, кто ж ему про это скажет? Дурачку ласково и ненавязчиво будут вводить в уши, что «непременно разберутся». И, начав сотрудничать со следствием, он обязательно, пусть даже и через десять или пятнадцать лет, но всё-таки выйдет на свободу.

К тому же, как сотрудник органов, сидеть будет не с «опустившими» его блатными, а в так называемой «красной зоне». Где отбывают наказание проштрафившиеся менты и прочие, запятнавшие себя разного рода преступлениями, служившие государству элементы.

Что-то там нарешавшие КГБэшники вернулись в машину. И, судя по, как показалось, жалеющему меня взгляду первого и, торжествующе-презрительному второго, что-то они задумали. Причём, приготовленный мне сюрприз явно не из приятных.

«Бить будут»! — С предвкушающей радостью подумал я. И, мечтая о том, что наконец-то смогу не сдерживаться и как следует размять кости, заулыбался.

— Чё лыбишья, урод? — Неприязненно вызверился на меня усевшийся рядом цербер. И, криво ухмыльнувшись, многозначительно пообещал. — Посмотрим, что в понедельник с утра запоёшь…

М-да… Судя по всему, мне предстоят весьма занимательные выходные. Сопровождаемые непременным физическими нагрузками и, очень даже может быть, нанесением разной степени тяжести физических повреждений.

Правда, я и мои охранники думали об этом по-разному. С их точки зрения, прессовать и метелить будут, конечно же меня. Ну, а ваш покорный слуга, был абсолютно противоположного мнения.

Поколесив ещё минут пятнадцать, мы остановились возле целого комплекса заданий, сложенных из красного кирпича. Окружённых забором и с густой спиралью колючей проволоки, идущей поверх оного.

Невдалеке виднелся жилой массив и расположенный на первом этаже гастроном.

— Сбегаешь? — Непонятно спросил сидящий рядом с водителем первый.

— Да. — Коротко ответил второй.

И, бесцеремонно засунув руку во внутренний карман надетого на меня пиджака, вытащил носимую с собой наличность.

— Зарплату получил, что ли? — Удивлённо рассматривая оказавшиеся в руке крупные купюры, поинтересовался нагло ограбивший меня уродец. И тут же, проявив догадливость и, ясно используя преподаваемые в Высшей Школе КГБ знания и «метод дедукции», предположил. — Или это из награбленных?

Ни подтверждать, ни опровергать эти подлые инсинуации я не стал. А просто отвернулся к окну. Чем заслужил болючий тычёк под рёбра и не совсем нелогично предъявленную угрозу.

— Поговори у меня! — Недовольно пробурчал долбодятел. И, пообещав первому. — Я быстро! — Выскочил из машины и поспешно зашагал в сторону продуктового магазина.

В томительном ожидании прошло минут десять. После чего «гонец» возвратился, держа в руках целых пять бутылок коньяка. А так же кулёк конфет, явно отрезанный от большого кругляша и завёрнутый в грубую серую бумагу треугольник сыра и нехилый такой кусок докторской колбасы.

«Всю наличность потратил, сука»! — С небольшим сожалением о нажитых непосильным трудом и так расточительно пущенных на ветер моих средствах, подумал я.