Мастер спорта в догонялки

Всем и так было ясно, что вновь прибывший не относится к блатному миру. А, скорее, очень даже наоборот. И по всем, писанным, а так же неписаным но, порой, гораздо более суровым и действенным законам, здесь появиться никак не мог.

Ну а, раз уж случилась такая оказия то, даже самому распоследнему дураку было понятно, что косяк бедолага упорол знатный. Ведь менты, какими бы суками и блядями они не были, за своих стояли горой.

Подумаешь, мусор оступился! «С кем не бывает»… Особенно, при такой, напряжённой и ответственной, отнимающей все силы и нервы, прямо скажем, непростой работе. Это по мнению мусоров, разумеется.

Любой же честный бродяга понимал, что никто из представителей власти, имея, пусть даже микроскопическую и чисто теоретическую возможность, вдруг оказаться по ту сторону закона, ни в коем случае не хотел создавать прецедент.

Поэтому проштрафившиеся «начальники» сидели отдельно от представителей криминального мира. И даже в страшном сне не могли представить, что когда-нибудь окажутся в такой вот, предназначенной для ломки и, практически полного уничтожения личности, камере.

Кстати, все постоянные обитатели «пресс-хаты» в уголовной среде тоже были людьми конченными. И, попади они в общую камеру или в отряд на зону, и за жизнь любого из этого отребья никто не даст даже докуренного петухом чинарика.

Максимум, протянули бы до отбоя. Да и то, не факт! О каждом из них давно прошла нужная и, фактически являющаяся смертным приговором, «малява». Не оставляющая, попавшей в общество порядочных людей мрази ни одного шанса.

В общем, с одной стороны, находящиеся здесь существа принадлежали к уголовному миру. А с другой, прямо и недвусмысленно встали на сторону администрации. Работали на неё за страх и за те, в общем и целом простые и доступные на свободе плюшки, вроде нормальной еды, курева и, конечно же, алкоголя.

Трёхлитровая банка с которым, кстати, в открытую стояла на столе. Так же, как и пяток гранёных стаканов, да немудрящая, по меркам воли, само-собой, но в общем и целом, обильная и сытная закуска и початые пачки с сигаретами. Среди которых были даже «буржуйские» с фильтром.

Дым, кстати, в камере, стоял, в буквальном смысле, коромыслом. Так же наличествовал стойкий запах сивухи, не очень чистых тел и то неуловимое и вызывающее отвращение у не привыкшего к подобному образу жизни человека, амбре, присуще подобного рода заведениям.

Не сказать, что у меня был богатый опыт и обширные знания о советских тюрьмах. Но, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что ни в заселенном рабочими или студентами общежитии, ни в армейской казарме, такого вот… скажем так, неуставного вопиющего беспорядка и вызывающего стойкую бевотину запаха, быть попросту не могло.

Ну а то, как меня, сходу и без обиняков, отрекомендовали здешнему «обществу», ясно давало понять мои, «безрадостные» для несведущего человека перспективы. А так же незавидное времяпрепровождение в ближайшем будущем.

Собственно, наглядная демонстрация моей печальней судьбы, валялась позади стола и, пугая разбитым лицом, тихонько постанывала. Исколотые перстнями руки бессильно скребли пол а, когда изрядно отмудоханный но, судя по брошенному исподлобья колючему взгляду, не сломленный человек попытался встать его сильно но, как-то походя и лениво, ударили ногой в почку.

— Лежать, девочка! — Сипло процедил сквозь щербатые зубы, сидящий на нарах бугай, чей голый торс был испрещён нательной живописью. — Мы с тобой ещё на закончили… Так что, — тут амбал с противным хрипом собрав в ротовой полости харкоту, смачно плюнул, стараясь попасть на лицо измордованному, — подожди пока. Сейчас мы, по быстрому, отпетушим эту красотку, — Тут вся камера дружно и очень не приятно (ну, для меня во всяком случае) предвкушающе загоготала, — и продолжим нашу увлекательную беседу.

«Мда-а… Обстановочка так себе». — Опечалился я. — «Даже не "на троечку». А, прямо скажем, на полноценный и безапелляционный «кол с минусом».

Нет, ну я не то, чтоб совсем уж, сильно расстроился. Но, будь на моём месте обычный, не столь уверенный в собственных силах и возможностях индивидуум, сердце его, прочно и безоговорочно ушло бы в пятки.

А так… Пять рыл, вооружённые двумя (ну, по крайней мере, увиденными мною на столе), кухонными ножами. Хотя, не будем исключать возможность того, что у каждого из обителей этой «славной», в кавычках, камеры, имеется заточка.

Хотя, вряд ли… Администрации не выгодно, чтобы подконтрольные им, и выполняющие за них практически всю грязную работу, зеки перерезали друг друга. Так что, скорее всего, эта пара «колюще-режущих» столовых приборов, валяющихся на застеленном порезанной и грязной клеёнкой столешнице — всё оружие, что имеется в наличии у здешних сидельцев.

Нет, сразу пускать его в ход они не станут. Ибо задача не убить, попавшего в их немытые лапы подопечного, а сломить морально. Старясь при этом не сильно покалечить и, по возможности, сохранить «товарный вид».

Так… Нанесение лёгких, но оттого не менее болезненных, травм, психологическое давление ну и, скорей всего, «брачные игры» в «опускание» и «смену масти».

Которого все блатные боятся. Нет, не больше смерти. Иначе не было бы касты «обиженных», а подвигшиеся этой, весьма неприятной и унизительной процедуре урки, массово бы кончали жизнь самоубийством. Но любой зек, всеми силами и по мере возможностей, старался избежать этой незавидной участи.

— Ну что, Пелагея… Клифт снимай! — Подошедший ко мне сиделец, по хозяйски ощупал лацканы моего пиджака и, с чувством законного владельца, посмотрел на туфли. — Пока ещё в людях числишься, можешь с обществом и поделиться!

«А-а, ну да… У „опущенных“ ничего ж брать нельзя»… — Промелькнула на краю сознания, появившаяся невесть откуда информация. — «А так… Пока не изнасиловали и не подвергли издевательствам, выходит, можно».

Первым моим порывом, было сразу же полезть в драку. Отстаивая своё право собственности и борясь за сохранение единственного, имеющегося в наличии, гардероба.

Но, немножко подумав, я пришёл к выводу, что, сняв шмотки и, сделав вид, что отдаю их во временное пользование, с большей вероятностью сохраню вещи в целости.

Ведь, драка в замкнутом помещении, да ещё с пятерыми, явно превосходящими по габаритам, противниками, не останется без последствий.

Одежду могут порвать, или тьфу-тьфу-тьфу, не дай Создатель, порезать. Причём, вместе с моей, горячё любимой и тщательно оберегаемой тушкой. Ну а то, что их обязательно заляпают кровью, тут даже и гадать нечего. Ведь, каким бы я шустрым не был, а в этой, предназначенной для ломки и приведению к покорности уголовников камере, хлюпиков не водилось.

Все, находящиеся в «пресс-хате» люди были плотного, я бы даже сказал, мощного телосложения. И явно понимали толк в избиении толпой одиночки.