Мать (CИ)

– Боятся люди, - вставила Анна Григорьевна.
– И что же? Ты не взяла?

– Спрашиваете! А если там завтра война начнётся? Как я ребёнка туда пошлю?

У Пахомова сжалось сердце. Значит, у него всё-таки был шанс поехать за границу, но мать лишила его этой возможности. Ну и как это называется?

– Правильно ты отказалась, - одобрила Анна Григорьевна.
– Вообще, что за жестокие дети пошли! В школу страшно ребёнка отправлять! Я тут смотрела Молчанова, "До и после полуночи", а там такое...

Наконец, дошли до места сбора. Позади огромными ульями торчали двускатные крыши ларьков, впереди уходила вниз шоссейная дорога, исчезая за склоном, над которым вырастал неровный горб заросшей тайгой сопки.

Народ запрудил дорогу, растёкся меж просевших в грязи бараков и покрытых ярким сайдингом магазинов. Многие держали на плечах шесты с картонными плакатами, на которых были изображены гвоздики и трафаретные лозунги. В толпе, резвясь, бегали дети.

Захаров со смехом проталкивался вперёд, громко выспрашивая у всех, где тут колонна ЮЯГРЭ.

– Там, дальше, - лениво показывали ему.

Мать взяла Пахомова за руку.

– Не теряйся.

И вдруг кто-то крикнул:

– Люда!

Перед ними вырос Карасёв-старший. Мать остановилась как вкопанная. Александр Иванович был в строгом костюме, на лацкане алел значок с Лениным на фоне красного знамени.

– С праздником! Рад тебя видеть.
– Он осклабился было, но тут же подобрался, бросив взгляд на Володьку с Анной Григорьевной.

– С праздником, - тихо проговорила мать.

Пахомов почувствовал, как напряглась её ладонь.

– Слушай, на меня тут столько всего навалилось...
– проговорил Карасёв.

– Да на меня тоже.

Рядом с Карасёвым появилась жена - высокая, красивая, с изящной сумочкой через плечо. Володька она нравилась - всегда угощала чем-нибудь, когда он заходил к Мишке и Ромке посмотреть видак.

– Саша, ты куда пропал?

– Здравствуйте, - сказала ей мать.

Та поджала губы. Сказала мужу:

– Тебе напомнить наш разговор?

– Ой, не начинай только, - сморщился тот, поднимая ладонь.

– Я тебя предупредила!
– Она бросила неприязненный взгляд на Володькину мать и исчезла в толпе.

– Видишь, что творится?
– развёл руками Карасёв.

– Люда, ты где там копаешься?
– к ним протиснулся отец. Увидел Карасёва и застыл как вкопанный.

– Здравствуйте, Виктор Егорович, - вежливо сказал Карасёв.

– Здравствуйте, - буркнул отец. Он перевёл взор на Пахомовскую мать.
– Пошли.

Он качнул головой, приглашая её следовать за ним, и опять забурился в толпу.

– Ну мы пойдём... Александр Иванович, - торопливо произнесла мать.
– Приятно было вас встретить. Хорошего праздника!

– Да-да, Люда... и тебе!
– пробормотал Карасёв.

Мать дёрнула Володьку за руку. Они двинулись дальше.

"Опять поругаются", - мрачно предрёк про себя Пахомов.

Захарова отыскали рядом с приземистым бородачом, державшим палку с табличкой "ЮЯГРЭ". Андрей Семёнович курил, привычно кхекая. Увидев отца, заулыбался.

– Что, растворились в народной стихии?

Отец угрюмо кивнул.

– Когда выступаем?

– поинтересовалась у бородача Анна Григорьевна.

– Да уж скоро должны, - ответил тот, бросив взгляд на часы.
– После седьмой школы.

– Первый раз иду колонной, - оживлённо произнесла Анна Григорьевна.
– До сих пор мы с Андреем просто вливались в толпу.

– Всё когда-то бывает в первый раз, - хмыкнул Андрей Семёнович.
– Тем более, что он же может оказаться и последним, хе-хе.

– Это как же?
– удивился бородач.

– Да вот думаю, неспроста наш вождь затеял эту историю со съездом. Значит, в партии к нему доверия нет.

– Ну это же восстановление ленинских норм...

– Вот и любопытно, с чего вдруг. Семьдесят лет жили - не тужили, и на тебе!

Анна Григорьевна, смеясь, стала рассказывать матери, как Андрей Семёнович в прошлом году ловил с Карасёвым хариусов на реке.

– Водки набрали, и всё обратно привезли. Я прямо обалдела. Зато рыбы - пять садков. Потом неделю солили...

Со стороны исполкома женский голос театрально вещал через усилители: "Идут работники молочно-товарной фермы номер пятьдесят шесть. В этом году предприятие сдало государству...".

– Людочка, ты чего такая грустная?
– заметила Анна Григорьевна.
– Что случилось?

Мать покачала головой, махнув рукой. Но отец вдруг агрессивно заявил:

– Мозги набекрень, вот и грустная.

Пахомов ощутил, как сердце его рухнуло в живот и начало кататься, обжигая внутренности.

– Ты о чём, Виктор?
– удивилась Анна Григорьевна.

– Она знает, о чём.

Мать вспыхнула.

– Виктор, тебе обязательно устраивать сцену сейчас?

– Обязательно. Ты же не стала ждать, чтобы встретиться с... этим, - он неопределённо кивнул в сторону.

– Думаешь, я нарочно его встретила?

– Не знаю, не знаю...

– Виктор, остановись, - устало сказала мать.
– Ты переходишь границы.

– А ты не переходишь?
– выкрикнул отец.
– Никого не стыдясь, у всех на глазах, при ребёнке...

– В чём ты меня обвиняешь?
– воскликнула мать.

Отец раскрыл было рот, но его опередил Захаров.

– Ну, Виктор, какая муха тебя укусила?

– Это ты ей спасибо скажи, - зло произнёс отец, кивая на мать.

– Мне?
– возмутилась та.

Захаров торопливо произнёс:

– Ну, у нас с Анечкой тоже не всегда гладко. Но мы выбираем подходящие места.
– Он натужно рассмеялся.

– Шлюха, - бросил отец, пропуская мимо ушей слова Захарова.

"Ура, товарищи!" - донеслось из динамиков. "Урааа!" - раскатился впереди многоголосый рёв.

– Да как ты...
– начала мать, но осеклась и, схватив Володьку за руку, устремилась прочь.
– Пойдём, сынок.

У Пахомова заболело в груди. Воздушные шарики весело стукались над его головой. В спину летело нарочито бодрое: "Идут работники дорожного ремонтно-строительного управления номер два. В этом году они взяли на себя новые обязательства...".