Мать (CИ)

– Меняю две белых катафоты на твою оранжевую.

– Не, белые - без мазы. Давай красную.

– Усы на передке - зыко! А я хочу сплошное колесо сделать, без спиц. Чтобы как у гонок. В порту видел. Клёво!

– Да ну, фигня. Это велик утяжеляет. Лучше спицы толем покрыть. Князь на своём так сделал. Офигенно выглядит.

– А фары видели, пацаны? От колеса запитываются. Вообще круть.

Пахомову скучно было слушать их. Техникой он не увлекался, да и велосипеда у него не было. Родители прошлой осенью купили ему снегокат "Чук и Гек", а значит, велик он получит ещё очень нескоро: отец скорее повесится, чем сделает две дорогие покупки за год.

А беседа текла своим чередом.

– Багажник - это для дедов. На фига он вообще?

– А если раму спилить? Голимо будет?

– Заплатки приваривать надо, а не клеить. Ещё, небось, и не зачистил...

– Вторую цепь повешу. Мне брательник обещал.

Наконец, разговор завершился, и Пахомов с Беляковым двинулись дальше.

Расписание сеансов, вывешенное на большом листе ватмана при входе, сообщало, что завтра в пять будет боевик "Рыжая Соня" с "молодым Шварценеггером". Пахомов почувствовал страх, как всегда, когда сталкивался с чем-то незнакомым. Молодой Шварценеггер. Значит, сейчас он уже не молодой, и, наверно, очень известный? А Пахомов про него и не слыхал. А вдруг кто спросит? Блин...

Зато на сегодня расписания не было вообще.

– Выходной, что ли?
– обомлел он.

Они зашли в помещение - там уже сидело с десяток мальчишек. Видеосалон напоминал школьный класс, только вместо доски у стены стояла подставка для телевизора и видака. А в остальном - те же парты и стулья.

Пахомов оглядел присутствующих. Кто-то играл в фантики, некоторые сосредоточенно глотали лимонад из бутылок, двое у окна, хихикая, выводили что-то ручками на столешнице.

– Чо, будет фильм-то?
– бравируя, спросил Пахомов у присутствующих.

– Будет, - лениво буркнул кто-то.

Они уселись за одну из парт. Вскоре вышел хозяин видеосалона: упитанный мужик лет сорока пяти с задумчивым взглядом.

– Всех приветствую, - сказал он без улыбки.
– Слушайте, народ, у меня есть для вас на выбор: "Утка Говард" и "Омэн". Что решите, то и поставлю.

– "Утка Говард"!
– загомонили все.
– Классный фильм! Самое то!

Пахомов понятия не имел, что это за "Утка Говард". Ещё один удар по самолюбию.

– Но учтите, - произнёс хозяин.
– "Утка Говард" - обычная комедия, а "Омэн" - это событие. Такие фильмы снимают очень редко. Если вы сегодня его не увидите, то можете не увидеть никогда. Это - мистическая драма с выдающимися актёрами. Я эту кассету достал почти случайно, взял напрокат до завтра. Так что ловите шанс. Такое кино залетает к нам очень редко.

Пацаны уважительно притихли. Раз такая редкость, надо глянуть.

Хозяин кивнул, поставил кассету и сам пристроился за одной из парт, выключив свет и опустив тёмные занавеси на окнах.

Зрелище, однако, не вызвало у зрителей восторга. Всю дорогу какой-то демонический мальчишка с угрюмым взглядом на бледном лице губил окружающих, а взрослые тщетно пытались его остановить. Там ещё были какие-то пророчества, кресты и метки на теле. Скучно, никаких драк и даже магии.

– Блин, туфта полная, - загомонили зрители, когда фильм закончился.
– "Утка Говард" в сто раз лучше. Там хоть поржать можно. Только время потеряли.

– Отстой!
– поддакнул общему хору Пахомов.

Хозяин видеосалона грустно взирал на выходящих мальчишек.

– А ты знаешь, - сказал Пахомов товарищу, когда они оказались на улице, - что если сильно надавить на солнечное сплетение, то человек заснёт?

– Знаю, - ответил Беляков.
– Мы так с братом соревновались, кто кого вырубит.

– Ну и как?

– Я победил.

Глава девятая

На первомайскую демонстрацию собирались, как в гости. Мать переживала, что у неё старые туфли.

– Да кто на них будет смотреть?
– бесился отец.

– Все будут! И сделают соответствующие выводы.

– Ну и пусть делают. Тебе до них какое дело?

– Да это тебе ни до кого нет дела. А другие смотрят. Я что - бичовка? По одежде о человеке судят. Если б я была как ты, у нас бы ребёнок ходил голый и босый.

– Будешь копаться - пойду без тебя.

Пахомов смотрел по телевизору праздничные демонстрации во Владивостоке и Петропавловске-Камчатском. Звенели радостные голоса дикторов, по улицам шагали счастливые люди с разноцветными шариками и кричали "Ура!".

Наконец, собрались.

– Володька, выключай телевизор!
– крикнул отец из прихожей.
– Хватит глаза портить.

Пахомов вышел в коридор, начал обуваться.

– Мама, почему в Москве демонстрация идёт днём, а нам её показывают вечером?

– Из-за разницы во времени.

Отец покачал головой, глядя на него.

– Тебе уже десять лет, а вопросы задаёшь, как маленький.

– Я просто так, - обиженно пробурчал Пахомов.

Ему вспомнилось потрясение, какое он испытал, когда узнал, что Африка больше Советского Союза. С первого класса учителя твердили, что СССР - самое большое государство в мире, а тут надо же - кто-то оказался ещё больше. "Ну Африка же - континент, - объясняла ему мать.
– А Советский Союз - страна". "Ну и что?" - не понимал Володька.

Это было три года назад. Но неловкое воспоминание грызло до сих пор, всплывая каждый раз, когда он задавал глупые вопросы.

– Ну что, идём?
– нетерпеливо спросил отец.

– Сейчас, - ответила мать, крася губы перед зеркалом.
– Ещё пять минут.

В дверь позвонили.

– Кого ещё там несёт?
– пробормотал отец, поворачивая ключ в замке.

На лестничной площадке стояли Захаровы.

– С праздником, господа-товарищи!
– грянул Андрей Семёнович, вваливаясь в прихожую.
– А я говорю Анечке: "Давай зайдём к коллегам! Всё равно одной колонной идти".

– Я-то думала, вы уже на демонстрации, - подхватила Анна Григорьевна, целуя отца в щёку.
– Это мы поздно выползаем...

– Да тут разве выползешь?
– захохотал отец, пожимая руку приятелю.
– К вечеру разве что.

– Володька, ты шарики не забыл?
– спросила мать, поцеловавшись с гостями.

– Ой, забыл!
– спохватился Пахомов, устремляясь в комнату.

– Куда пошлёпал? Ботинки сними.

Через десять минут вышли. Отец и Захаров шагали впереди, болтая о политике и программе "Взгляд". Женщины двигались следом, обсуждая дела на работе. Володька шагал последним, держа надутые шарики.

День был пасмурный, хотя и тёплый. Зелёные кроны тополей ярко впечатывались в унылое серое небо. Вдалеке, со стороны исполкома, играла маршевая музыка, раскатисто гнусавил мегафон. Отовсюду стекались люди, точно утки, привлечённые хлебом.

Володька услышал, как мать жалуется Анне Григорьевне на школу.

– Прихожу в учительскую, спрашиваю, где у вас эта Маргарита Николаевна. "А она ушла. Хотите - с директором пообщайтесь". Захожу к директриссе - кстати, хорошая тётка, только взгляд неприятный - начинаю ей рассказывать про этого Грищука, а она кивает: "Знаю, сами от него стонем. А что вы хотите? Выгнать его мы не можем. А наказать - так у него брат в Афганистане погиб. Представляете, что начнётся?". "И что вы предлагаете?
– спрашиваю.
– У меня ребёнка избили. Понимаете вы это? Хотите, чтоб я в милицию пошла?". Она сразу всполошилась: "Этого не надо. Хотите, оформим на вашего сына путёвку в Болгарию?". Я так и села. "А как же победитель?" - спрашиваю. "Да вы не волнуйтесь,- отвечает.
– Победитель сам отказался". "Как так?". В общем, в Болгарии сейчас волнения, ну и они предлагают теперь всем эту путёвку. Я так поняла, желающих нет.